Эдна Фербер - Три Шарлотты Страница 16

Была среди друзей Лотти и некая Винни Степлер, сотрудница одной из чикагских газет. Розовая, белобрысая, полная особа, с видом и осанкой принцессы из дешевых иллюстрированных книжек, очень остроумная. Дважды выходившая замуж, дважды овдовевшая, она видела жизнь насквозь и не могла писать о том, что видела. Таких слов не было. Зато то, что она говорила, было остро как бритва. Ее часто упрекали: почему она не пишет так, как говорит?

– Мои друзья должны быть довольны, – возражала она, – что я не говорю так, как пишу.

Может быть, эти две женщины больше, чем все другие, оказали влияние на Лотти, которая стала равнодушной к пустым развлечениям. Впрочем, если бы Лотти и стремилась к таким удовольствиям, все равно у нее не хватило бы времени для них. Мучительный суставной ревматизм железными когтями впился в Керри Пейсон. Доктора называли болезнь артритом. Хоть он поразил только пальцы левой руки, но контору по торговле недвижимостью пришлось закрыть. Теперь три женщины были вечно вместе в просторных старых комнатах на Прери-авеню, и миссис Пейсон поговаривала уже о продаже особняка и о найме квартиры где-нибудь за городом, дальше к югу. Приблизительно в это время купила она знаменитый электрический автомобиль – один из тысяч машин, что начинали бороздить бульвары Чикаго. К этой машине была теперь прикована Лотти, как раб к галере. Блестящие лакированные рычаги не раз казались ей веслами, а многомильные бульвары и улицы – безбрежным морем, по которому ей суждено плыть без конца. Но не подумайте, что Лотти Пейсон оплакивала свою участь. Лет десять или даже больше она была так поглощена выполнением своего долга – или, если хотите, того, что казалось ей долгом, – что едва имела время подумать над своими обязанностями по отношению к самой себе. Ведь если вас навещают беспокойные мысли, вы выбрасываете их из головы и захлопываете за ними дверь. Лет двадцати девяти или около того ей случилось прочесть рассказ, произведший на нее сильное впечатление, – коротенький рассказ Бальзака о старой деве, бросившейся в колодец. Она пришла с ним к тете Шарлотте.

– Какой странный, неестественный сюжет, не правда ли?

Указательный палец тети Шарлотты описывал круг за кругом по черному шелковому колену. Лотти прочла ей вслух этот рассказ.

– Нет. Он очень правдив. И естествен.

– Не понимаю, как можешь ты говорить такие вещи. Ну, когда тебе было около сорока…

– Когда мне было тридцать пять или сорок, у меня были ты и Белла. То есть я могла нянчить вас, смотреть за вами. Я не говорю, что убежала бы с первым встречным, если бы вас не было, но и не говорю, что не сделала бы этого. Всякий раз, когда я вытирала вам носы, или одевала вас, или шлепала, чтобы вы не капризничали, это… это…

– Как бы помогало тебе выпустить пар, хочешь ты сказать? – подсказала ей Лотти недостающую метафору.

– Да. От тридцати пяти лет до сорока – вот когда нужно смотреть в оба. До этого возраста вы можете издеваться над природой, но затем она оборачивается и жестоко мстит за себя.

– Однако взгляни на всех моих знакомых девушек – моего возраста и старше: они счастливы, заняты делом и удовлетворены.

В темных глазах под густыми черными бровями появилось мягкое, нежное выражение. С высоты своей старости, умудренная тяжким жизненным опытом, она изрекла:

– Женщины – удивительный народ, Лотти. Да, удивительный! Большое счастье для человечества, что мужчины на них не похожи: не похожи в смысле самообладания и так далее. А то, пожалуй, самого человечества не существовало бы!..

Глава шестая

Итак, Лотти Пейсон размашисто шагает, торопясь домой сквозь предвечерний туман. Проказливый мартовский ветер раздувает ее юбки – нет, юбку: дело происходит в 1916 году и дамы не признают нижних юбок. Она торопится домой, побывав «на чашке чая» у подруги.

За последние годы Лотти почти забросила эти вечеринки. Перестала она бывать на них отчасти по собственному желанию, отчасти благодаря обстоятельствам. Другие интересы отвлекли ее от встреч с бывшими подругами по школе. Она сделалась поддержкой, на которую все сильнее и сильнее опирались две женщины, жившие вместе с нею. Лотти Пейсон была главной хозяйкой, но не имела в доме авторитета. Ибо миссис Пейсон все еще держала в своих руках бразды правления.

Традиция собираться на чашку чая лет семь-восемь тому назад положила начало «Кружку для совместного чтения», разумеется, серьезного чтения. Эффи Кэс заявила:

– Нам нужно заниматься своим развитием, а не читать что попало. По-моему, лучше всего начать с немецких поэтов – Гете и других.

Так они и начали с Гете и других, но увидели, что дело подвигается очень туго. Поэтому, промучившись год над гортанными звуками немецкой речи, занялись французским языком по разговорному методу. Затем обратились к современной американской литературе и наконец, постепенно опускаясь, дошли до бесед по текущим вопросам, Беседы эти вела специально приглашенная дама, бывшая председательница какого-то общества, преподносившая им кисловатую окрошку, в которой было всего понемногу: и политика, и новейшие изобретения, и сплетни, и моды, и рабочий вопрос, и светские новости, и уголовщина, и события в мире коронованных особ. Однажды, когда эта особа не явилась из-за гриппа или сильной простуды на очередное собрание, одна из участниц рискнула в последнюю минуту предложить:

– Не сыграть ли нам в бридж?

После сего дамский кружок занимался попеременно то бриджем, то шитьем, то еще чем-то…

В самом начале установилось правило относительно угощения.

– Никаких затей, – решили они, – ничего, кроме кофе или чая с сухарями. Ну, пожалуй, еще клубничное варенье или что-нибудь в этом роде. Но ни в коем случае не больше.

Компоты, кексы и мороженое начального периода были признаны неуместными и изгнаны со стола.

Кроме того, в моду вошел метод Бантинга (лондонский купец, проповедовавший систему воздержания от пищи, вызывающей отложение жира, в качестве средства для похудения), а дамы эти приближались к тридцати годам, некоторые даже перешли этот коварный возраст, когда жирок исподтишка подбирается к бедрам, рукам и лопаткам и, раз осев там, уже не исчезает. Но правило относительно стола мало-помалу извратилось так же, как и первоначальная цель так называемого «кружка». Чем меньше они читали, тем больше ели. Бекки Шефер, например, изобрела и предложила однажды своим гостям какой-то замысловатый компот. На следующем заседании, состоявшемся у Эффи Кэс, последняя подала этот компот в миниатюрных корзиночках из выдолбленных апельсинов. Половина кожицы была искусно срезана и от нее оставалась только тонкая полоска, шедшая через вершину и игравшая роль ручки корзинки. После таких достижений чай с сухарями отошел в область преданий. Правда, параллельно с этим некоторые члены бывшего «Кружка для совместного чтения» стали появляться все реже и реже и наконец совсем исчезли с горизонта. Эти отступницы были более серьезно настроенные участницы собраний. Что же касается Лотти Пейсон, то вся ее молодость и здоровье, вся ее сила и энергия были посвящены уходу за двумя старухами. Из них одна принимала это как должное, другая продолжала возмущаться и протестовать. «Кружок» давно перестал существовать для Лотти.