Кэтрин Стоун - Красотки из Бель-Эйр Страница 16

Уинтер поставила свой «мерседес» на почти пустой стоянке только для членов клуба. Она услышала отдаленный стук теннисных мячей, отлетающих от ракеток, и решила, что два других «мерседеса», «джэг» и «силвер клауд» принадлежат четырем из многих клубных фанатиков тенниса. Уинтер уже собиралась пройтись насчет физического совершенства этих фанатиков, когда увидела лицо Эллисон.

Розовый румянец возбуждения пропал. Кожа Эллисон натянулась и посерела вокруг изумленных зеленых глаз. Она сидела, застывшая и напряженная, лежавшие на коленях руки сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

– Эллисон?

– Не могу поверить, – слабо прошептала Эллисон.

Ее сердце трепетало, как воробей, стараясь вырваться из груди, голова кружилась, в легких не хватало драгоценного воздуха. Ей было страшно.

Нет, поняла Эллисон. Это больше чем страх, это паника! Она вспомнила, что учила о панике, о приступах паники в вводном курсе по психологии, который прослушала, чтобы выполнить требуемый в Калифорнийском университете минимум по социальным наукам. Симптомы совпадали: паника явилась из ниоткуда, без предупреждения, быстрая, властная; сердце колотилось; мир плыл от тошнотворного страха; дыхания не хватало; и ее поглотило чувство обреченности.

«Нет, – сказала себе Эллисон. – Это страх, может быть, паника, но не приступ паники. И что бы это ни было, я могу с этим справиться».

– Ты же знаешь, что тебе не обязательно это делать, – сказала Уинтер. – По мне, так это вообще глупая затея.

– Нет, Уинтер, я должна, – медленно возразила Эллисон. Как трудно говорить! Ее мозг был уже полностью поглощен внезапно ставшими удивительно трудными задачами – попытаться дышать и попытаться унять сердцебиение. Дополнительная задача по подыскиванию слов и их произнесению была почти невыполнимой. – Я должна.

«Я должна. Я не могу всю жизнь прожить с этим страхом. Из-за этого я никогда не смогу снова ездить верхом! Возьми себя в руки», – резко сказала себе Эллисон. Но как?

– Тебе не обязательно ехать сегодня, Эллисон.

– Нет, обязательно, – выдохнула она. Разговор был сражением с пустыми легкими, борьба за драгоценный воздух. – Уинтер, мне нужно, чтобы ты была на моей стороне.

– Я всегда на твоей стороне, Эллисон, ты же знаешь.

– Да.

Да. Слова Уинтер напомнили Эллисон о других битвах, которые она вела и выиграла. И Уинтер была рядом, помогая ей, когда Эллисон заново училась говорить, читать, писать и ходить.

Эта… эта глупая паника… просто ничто по сравнению с тем, что было. Ничто. Эллисон силой втолкнула это слово в смятенный разум, повторяя его снова и снова, как мантру: «Ничто. Ничто». Чудесным образом она почувствовала некоторое успокоение.

– Я чувствую себя нормально.

– Точно?

– Да. – «Во всяком случае, лучше». – Идем.

Чудо продолжалось. Ноги, неуверенно, дрожа, но двигались, сердечный ритм удалось перевести со стремительной скачки на легкий галоп.

Уинтер и Эллисон шли на конюшню по дорожке, посыпанной белой мраморной крошкой, по обеим ее сторонам росли бледно-розовые розы. По мере приближения к конюшне аромат роз стал вытесняться запахами влажного сена, начищенной кожи и лошадей. Знакомые, некогда любимые запахи оживили в памяти Эллисон ее мечты.

Эти мечты умерли в тот день, когда произошел несчастный случай, но Эллисон этого не знала, не чувствовала пустоты, осознание пришло позже. Долгие месяцы выздоровления были заполнены другими задачами. Сердце и разум Эллисон, ее силы и воля были направлены на то, чтобы снова стать здоровой.

Только после того как должным образом срослись кости, а поврежденные нервы лишь иногда посылали сигналы боли и золотисто-рыжие волосы закрыли рубцы на голове и снова превратились в густую гриву, только тогда пришло осознание. Чувство появилось раньше, чем оформилась мысль, болезненная пустота заполнила то место в ее сердце, где всегда жили мечты.

Мечты ушли.

И тогда появился Дэн. Добрый, нежный молодой человек, который полюбил ее. Дэн сказал ей, что она красива – да, красива, – и Эллисон рассмеялась, удивленно глядя на него. Болезненная пустота отступила. «Да, я выйду за тебя, Дэн. Конечно, ведь в Хиллзборо, кажется, есть ателье дизайнеров? Да я и не уверена, что хочу сделать карьеру дизайнера…»

Как это было чудесно. Дэн заполнил пустоту. Дэн стал ее мечтой. Эллисон забылась, окунувшись в любовь Дэна. Забылась. Вот в чем было дело. Из-за боли, которая осталась в сердце, даже когда зажили ужасные раны, Эллисон знала, кем она больше не является. Но еще не поняла, кто она – новая Эллисон.

Ей предстояло выяснить, что умеет делать, чего хочет. Дэн поможет ей, оказывая бережную поддержку, но именно его чудесная, щедрая любовь дала Эллисон уверенность, что она может остаться одна и начать путешествие, в конце которого узнает, кто она такая.

«Я не могу выйти за тебя Дэн. Я всегда буду тебя любить. Ты так много мне дал».

Эллисон распрощалась с Дэном. Через месяц она начнет работать в «Элегансе», воспитывая и испытывая невероятный новый талант, который, как Феникс, поднялся из пепла ее погибших мечтаний.

А сегодня она поедет верхом. Иллюзий Эллисон не строила. Она никогда не сможет брать препятствия, принимать участие в соревнованиях, никогда не выиграет золотую олимпийскую медаль, не посвятит свою жизнь верховой езде, никогда не будет тренировать и обучать других.

Когда они пришли на конюшню, Эллисон направилась в кладовую, где хранилось снаряжение. Вчера она позвонила, чтобы узнать, по-прежнему ли ее ключ подходит к замку кладовой и не будет ли возражений, если она прокатится на одной из клубных лошадей. Ну разумеется, ответил ей удивленный голос. С чего им было менять замок? И почему должны были измениться правила и привилегии клуба?

Изменений не было, за исключением того, что все изменилось для самой Эллисон.

– Здравствуй, Рыжая, – спустя десять минут прошептала Эллисон, уже взяв седло и уздечку в кладовой, расписавшись в журнале членов клуба и пройдя вдоль ряда денников к одному, когда-то знакомому. – Помнишь меня?

Лошадь тихонько заржала, и Эллисон улыбнулась. Полное имя Рыжей было Рыжая Леди Бель-Эйр. Многие годы Рыжая и Эллисон – лошадь с пламенеющей гривой и всадница с пламенеющими волосами – были двумя Рыжими Леди Бель-Эйр. Даже когда она получила Смокинга и часами тренировалась, беря на нем препятствия и выступала на соревнованиях, на Рыжей Эллисон по-прежнему ездила на прогулки. Если Смокинг едва волочил свои породистые чемпионские ноги, почувствовав, что предстоит обычная прогулка, то Рыжая сразу же прядала ушами, встряхивала золотисто-рыжей гривой и дрожала от возбуждения.