Лэрри Макмуртри - Чья-то любимая Страница 16

Мой «морган» и я, взбираясь на холм по извилистым дорогам, добрались от «Уорнерз» до моего дома и въехали в гараж, устроенный под первым этажом. Оказавшись в тени, подальше от палящего солнца, я решил не вылезать и подождать Пейдж в машине. Можно было бы пройти в дом, что-нибудь выпить и подождать ее там. Но если я посижу в машине, решил я, то, может быть, смогу себя заставить подольше думать о медвежонке. Вероятно, в идеале его могла бы спасти какая-нибудь умница-птичка, но только птичка достаточно больших размеров, чтобы она сумела стащить бедного медвежонка с этой электрической проволоки и кинуть в озеро или еще куда-нибудь. Однако вся трудность состояла в том, что такими большими птицами, которым было бы под силу улететь, неся в клюве медвежонка, могли быть только кондоры и орлы, а ни те, ни другие особым дружелюбием не славятся.

И все же у этой идеи были свои возможности. Благодаря тому, что кондорам сейчас грозит полное исчезновение, упомянуть именно их было бы как раз кстати. Допустим, что есть очень дружелюбный кондор. Скажем, его когда-то сшибла машина, но спасла и выходила какая-нибудь маленькая старушка из Энцино. Ну что-нибудь в этом роде. Допустим, тот кондор захотел показать всей цивилизации, как он благодарен этим маленьким старушкам. Даже невзирая на то, что большие бизнесмены отправляются в леса и строят свои предприятия в местах, где гнездятся кондоры. К тому же, если уж мы будем рассказывать про кондора, можно было бы попробовать и найти такого строителя предприятий, который бы стал спонсором этого фильма. И совсем неплохо было бы назвать такую строительную компанию как-нибудь так: «Кондорский кондоминимум».

В общем, мне показалось, что эта идея может во что-то вылиться. Ну, кто еще придумает, как кондору пришло в голову спасти медвежонка от электрического тока? Конечно, это было нелепо. Но ничуть не более того, что, по моим представлениям, вот-вот должно было случиться со мной.

Пока я вымучивал решение ситуации с кондором, во двор въехала Пейдж. Возле моего «моргана» остановился «мерседес» с откидным верхом. Я нажал на кнопку дистанционного управления и за ним тихо закрылись двери гаража, более или менее надежно скрыв нас от любых взоров. Правда, при этом мы оказались в полной темноте. Поскольку я сидел с правой стороны своей машины, а Пейдж – с левой стороны своей, мы находились довольно близко друг от друга. Я протянул руку и Пейдж ее взяла. В гараже было ничуть не темнее, чем в кинотеатре, и когда у меня глаза немножко пообвыкли, я огляделся.

– Почему ты всегда такой спокойный? – спросила Пейдж. – Абсолютно всегда.

На Пейдж был костюм для тенниса.

– Потому что на своем веку я переделал уйму всяких дел, – сказал я. – Я действительно сделал очень много дел, и ни одно из них меня не прикончило. Может, это и дало мне чувство безмятежности.

– Давай трахнемся прямо в машине, – сказала Пейдж, сменив тему разговора.

– Здорово сказано! – заметил я, на мгновение почувствовав даже отвращение к той, которая была плодом моего собственного воспитания. В конце концов, такой вульгарности эту девицу научил я сам – было время, когда Пейдж это было нужно, так же как другим нужны тонизирующие напитки. Ее художник не очень-то научил ее, как выражать мысли словами. Престон, у которого никакой своей языковой манеры не было вообще, мог просветить ее еще меньше. И показать Пейдж, насколько поступки зависят от слов, выпало на долю мне.

– Да нет, я действительно хочу трахнуться здесь, – сказала Пейдж. – Я эту машину купила только что; не знаю, может, сиденья не всегда будут так здорово пахнуть.

«Мерседес» Пейдж действительно был в употреблении не больше недели. Престон подарил его жене на день рождения, чтобы отпраздновать большое событие – его комедия ужасов под названием «Гардения вурдалаков» сделала за первый месяц проката такие сборы, что все были просто потрясены. Дорогие кожаные сиденья «мерседеса» и впрямь выглядели шикарно, и так же, разумеется, выглядела сама Пейдж. Исходивший от нее запах вобрал в себя солнце, пот и чистоту кожи.

– Пейдж, я ведь мужчина толстый, – сказал я.

– Ну и что? Заднее сиденье очень поместительное, – сказала она. – И к тому же, можно не закрывать двери.

И, для пущего моего удовольствия, она встала на переднее сиденье во весь рост и начала стаскивать с себя теннисный костюм, что было достаточно сексапильно уже само по себе. Но Пейдж стаскивала его с себя так, как, по-видимому, умеют делать только молодые девицы. Она проделывала какие-то движения и проявляла большое нетерпение. Все это, разумеется, совершалось без малейшей стыдливости, как будто бы раньше никто никогда не считал, что в раздевании есть нечто романтическое. Правда, это было в те времена, когда считалось, что немало романтического есть и в самом сексе. У Пейдж и ее молодых друзей отношение к сексу стало таким же обыденным, как, скажем, у меня – к теплой ванне. Для них это было просто еще одним повседневным житейским упражнением. Свет свечей, и всякие там цветы не представляли для них никакого интереса. А такие вещи, как сознание вины или раскаяние, их абсолютно не трогали. Они воспринимали секс без всяких рассуждений, как я, например, пью хороший виски. Если же к ним проявляли хоть чуточку нежности, это вызывало искреннее удивление, как будто бы в обычный напиток добавили нечто совсем необычное.

– Послушай-ка, я ведь говорю серьезно, – произнесла Пейдж, ставя одну ногу на дверцу машины, чтобы снять носок. – Я буду в полном порядке.

Это было ее любимое выражение – «полный порядок». Каждый раз, когда Пейдж казалось, что ей чего-то очень хочется, она говорила: «Будет полный порядок, да?» К своим желаниям Пейдж относилась столь же беззастенчиво, как и к своему молодому телу. Все вокруг нее было либо «в полном порядке», либо отвратительно. Пейдж еще не достигла того возраста, когда человек замечает, что в реальной жизни многое находится где-то между тем и другим.

Беглые высказывания Пейдж о «полном порядке» все время казались мне пикантными. Для этого была своя причина. И я не замедлил сделать все, чтобы выражение «в полном порядке» у нее закрепилось. Похоже, что как только ей в голову приходила какая-нибудь фантазия, тело Пейдж начинало тут же приспосабливаться к ее смелым замыслам. Я втиснулся на заднее сиденье рядом с Пейдж, и столь отлично пахнущие кожаные сиденья тут же стали такими скользкими от пота, что будь у нас хоть чуточку побольше места, мы бы немедленно скатились прямо на холодный цементный пол гаража. С моей точки зрения, все было далеко не в полном порядке. Однако Пейдж умудрилась встать на дыбы, зацепившись одной ногой за переднее сиденье. В темноте гаража ее глаза светились.