Ги Де Кар - Девушки для утехи Страница 16

Сейчас, когда Аньес знала правду, она презирала его до глубины души. Она хотела тотчас же покончить с этим низким существованием и вернуться к достойной жизни, чудесный образец которой ей всегда показывала Элизабет.

Но как это сделать? Куда убежать? За границу, как предлагала рыжая девица? Или лучше остаться во Франции, попытаться вновь найти нормальную профессию? Снова стать «временной манекенщицей»? Но она хорошо помнила всю заурядность этого ремесла… А если она останется, где ей жить? Снимать номер в отеле? Или мансарду, вроде той, в которой она жила? Она не находила в себе мужества для этого.

Зарабатывая деньги так легко, она окончательно свыклась с роскошью. Слишком быстро Аньес связала свою жизнь с жизнью мужчины, который был ей необходим. Она привыкла к своему новому жилищу, своей элегантности, комфорту. Но особенно к «нему», его она не могла так легко вычеркнуть из своей жизни. Впрочем, даже если бы она и нашла в себе силы для этого, у нее были веские основания предполагать, что он станет ее преследовать, чтобы закабалить снова. Она чувствовала исходящую от него опасность. С таким же ужасом она открыла для себя, что занимаясь ремеслом «девицы», невозможно и самой не стать в какой-то степени «девицей»…

Такая же беспомощная, такая же порабощенная, как и Сюзанн, на какой спасительный якорь она могла надеяться? Вне круга месье Боба с его «клиентурой» она не знала никого. У нее не было ни одной верной подруги, которой она могла бы открыться.

Понемногу усталость стала одолевать ее. Она почувствовала себя не способной реагировать ни на что.

И тогда в глубине себя она услышала очень слабый внутренний голос:

«Возьми себя в руки, – говорил он. – Нет, ты не безвозвратно потеряна. Ты была искренна в своем заблуждении. Твоей единственной ошибкой было полное подчинение страсти. Есть другая жизнь, которая ожидает тебя, и о которой ты еще не знаешь, она не похожа на ту, которую ты вела. Есть любовь, любовь настоящая…» Из самой глубины шел этот голос, становясь более близким, более чистым. Это был голос, который она любила, одновременно очень нежный и очень веселый; это был голос Элизабет.

Она поняла, что никогда до этой минуты не ощущала с такой силой, что ее сестра, посвятившая себя служению обездоленным, была рядом с ней. Это была еще только маленькая смутная тень, но она росла с каждым мгновением, пока не взломала стены этого ненавистного жилища.

Да, Аньес была теперь убеждена: у нее оставалась сестра, у нее оставалась ее тайна: Элизабет. Тайна, которую «он» не смог у нее отобрать и которую она свято хранила. Завтра она пойдет на авеню дю Мэн, чтобы укрепить себя в этом убежище доброты, чтобы вновь обрести там успокоение своей душе и совести. Но в этот раз она пойдет не только за этим. Ее ждало другое: признание. Завтра она увидит Элизабет и все ей расскажет. Только после этого она почувствует себя свободной. Аньес знала, что одна Элизабет сумеет найти средство, которое поможет ей вырваться из когтей дьявола.

Потерявшая способность заснуть, с головой, гудящей от тысячи сменяющих друг друга мыслей, то безрадостных, то утешающих, Аньес не ложилась спать. Она прокрутила со всех сторон в своем воспаленном мозгу столько планов и столько решений, что у нее не было больше сил думать. Отупевшая, в полубессознательном состоянии, она увидела розовеющие деревья Булонского леса. Мысль, что она скоро увидит Элизабет, придала ей силы… В семь часов утра она покинула квартиру, куда месье Боб так и не вернулся… Четверть часа спустя такси доставило ее на авеню дю Мэн к большому приюту обездоленных…

Элизабет не приходила… Погрузившись в глубокое раздумье, Аньес снова и снова воскрешала в своей памяти картины прежней жизни, безобразную изнанку которой открыла ей Сюзанн. Но лицевая сторона показалась ей сейчас не менее безобразной. Персонажи этой картины – Боб, Сюзанн, Аньес, такие, какими их рисовало ее воображение, составляли ужасную триаду. Возле них не нашлось места для четвертого персонажа, который мог бы внушить надежду и противопоставить силам зла силу добра. Однако этот персонаж существовал реально, и это была Элизабет.

Почему она так долго не идет? Разве Элизабет не понимает, какую жгучую потребность испытывает Аньес в ее целительном присутствии?

Вдруг взгляд молодой женщины, горестно блуждавший по стенам часовни, остановился на витражах. Ее будто осенило… Как она могла не понять этого раньше? Ведь Элизабет была рядом с ней. Она не покидала ее ни на минуту, ее присутствие было ощутимо здесь: она была на каждом витраже… Внешняя схожесть не имела значения: лицо могло быть лицом Элизабет или любой другой из сестер-монахинь, неважно чьим… На витражах хора, сиявших такими же детски чистыми красками, как те, которые покрывали статую святого Жозефа, рассказывалась вся жизнь сестры обездоленных…

На первом витраже слева можно было увидеть послушниц, еще одетых в свои последние мирские одежды. Они сидели на скамьях в повозке, которая, миновав городок Сен Перн, уже выехала на дорогу, ведущую прямо к порталу монастыря. На втором витраже послушницы шли по большому центральному двору. Строгий в своих гранитных серых стенах, простой, но без суровости, приветливо раскрывший объятия своих двух крыльев справа и слева от главного здания, приют казался воплощением двух понятий: приюта и святости. Не здесь ли со дня основания (1 апреля 1856 года) складывались и развивались от поколения к поколению высокие нравственные устои общества? Этот приют не был замкнут в себе, он был повернут лицом к внешнему миру, к далеким горизонтам, где возвышались многочисленные дочерние дома, которые оставались связанными с ним узами всеобщей любви и милосердия.

На следующем витраже была изображена процессия послушниц, уже одетых в монашеские платья. Они шли по двое, сложив руки на груди, вдоль длинного монастырского коридора, белые стены которого были украшены только надписью: «Блаженны те, что живут в жилище твоем, Господи! Да восславят они Тебя во веки веков».

Затем шел ряд сцен, показывающих обучение сестер до их помолвки с Верховным Господином: неизменное чередование молитв, занятий в классах и различных работ. Вот они изучают переплетное дело; кто-то работает за вязальной машиной, кто-то чинит электроутюг, другие заняты в канцелярии. Монастырю, как и любой организации, нужна хорошая администрация и секретари, способные вести дела всех членов общины.

В этих витражах, сияющих в солнечном свете, был прослежен весь день послушницы, начиная с ее подъема на рассвете и кончая вечерней молитвой.

На следующем витраже было изображено здание Большого Новициата, где готовили к вечным обетам. Здесь сестры всех национальностей проходили этот последний этап перед обучением с Небесным Супругом. И здесь же, оканчивая земной путь, готовились к встрече с Богом.