Саманта Янг - Город моей любви Страница 16

У меня перехватило дыхание, когда наши глаза встретились.

Я залилась краской из-за мгновенной реакции моего тела на внимание этого мужчины. Груди набухли, низ живота сдавило, и, пока мы продолжали смотреть друг на друга в напряженном молчании, тела и разум устроили во мне войну. Все части тела трепетали: «Он такой соблазнительный. Мы его хотим», а разум вопил: «О господи, что за ерунду ты несешь?!»

Все вокруг затуманилось, в фокусе остался только Кэм и мое тело — там, где оно жаждало его прикосновений.

Но внезапно у меня перед глазами всплыло лицо Малкольма, и я вздрогнула, разорвав странные чары, под власть которых мы попали.

Я выдавила неловкую улыбку и направилась к стойке, сосредоточенно глядя только перед собой и ни в коем случае не на мужчину прямо по курсу.

У Кэма были другие планы. Когда я подняла крышку, чтобы пройти мимо него в комнату персонала, он встал перед дверью, загородив мне дорогу. Я уставилась на его черные байкерские сапоги, а потом, поняв, что выгляжу полной идиоткой, все-таки подняла взгляд. Кэм стоял, прислонившись к косяку и сложив руки на груди, и я совершенно не могла понять, что написано на его лице. Он был даже хуже Джосс. Если Джосс не хотела показывать, что чувствует, то нацепляла вот такую ничего не выражающую маску. Кэм, как видно, купил свою в том же магазине.

— Привет, — помахала ему я.

Правда помахала.

«Боже, пусть пол разверзнется и поглотит меня».

Губы Кэма дрогнули.

— Привет.

Почему все это выходило у меня так неуклюже? Обычно я могла завлечь и очаровать любого мужчину — да хоть штаны снять заставить. И вдруг веду себя как туповатая семилетка.

— Значит, тебе удалось устроиться? — «Нет, Джо, ради шутки зашел». Я мысленно закатила глаза в ужасе от самой себя.

Если у Кэма и возникла такая же саркастическая мысль, он оказался достаточно великодушен, чтобы ее не высказать.

— Удалось.

Что за односложные ответы? У меня дрогнули губы при воспоминании о его словесной атаке на меня в последнюю нашу встречу.

— В наш прошлый разговор ты был куда словоохотливей.

Кэм поднял бровь:

— Словоохотливей? Неужели кто-то пользуется календарем «Слово дня»?

«Вот тебе и все великодушие». Я попыталась игнорировать болезненный укол его шутливого ответа. Однако это трудновато сделать, когда шутка больше напоминает насмешку. Я вперила в него гневный взор:

— Да, пользуется. — И протиснулась мимо него, задев его руку локтем по пути в подсобку. — Вчера там было слово «жлоб».

Открывая шкафчик, я ощутила гордость, что снова постояла за себя в пикировке с ним, однако тело еще пронизывала дрожь. Я не слишком опытна в подобных стычках, да и не хотела бы набираться такого опыта. Меня и так уже возмущало присутствие этого субъекта в моей жизни.

— Ну что ж, я это заслужил.

Я оглянулась через плечо и увидела, что он вошел в комнату персонала вслед за мной. В более ярком свете его кобальтовые глаза загадочно блестели.

Он по-прежнему щеголял щетиной. Этот парень вообще когда-нибудь бреется? Черт бы его побрал! Я опустила глаза и отвернулась.

— На самом деле я хотел тебя поблагодарить за то, что ты дала Су мой телефон.

Я кивнула, наполовину запихнув сумку в шкафчик, и притворилась, что ищу в ней что-то нужное.

— Она сказала, ты меня рекомендовала.

Сколько интересного у меня в сумке: чек за сэндвич и суп для мистера Мейкла, жвачка, тампоны, ручка, рекламка какой-то группы, всученная на улице…

— Она сказала, я цитирую: «Джо права — ты жаркий».

Я покраснела, едва сдержав стон смущения. Потом задвинула сумку в шкаф и сунула в карман телефон. Вдохнув поглубже, сказала себе, что смогу это сделать. Я смогу работать с этим заносчивым засранцем. Я развернулась и чуть не упала от лукавой усмешечки. Кажется, это было самое «любезное» выражение лица, какое мне до сих пор от него перепадало.

Я его возненавидела.

Ни разу в жизни меня не влекло физически к парню, который бы так отвратительно со мной обращался. Однако я знала, что, когда проведу рядом с ним больше времени, дурное отношение ко мне снизит его привлекательность до нуля. Надо только потерпеть. Я расправила плечи и, проходя мимо, подпустила в улыбку немного кокетства:

— Я сказала «довольно жаркий».

— А есть разница? — поинтересовался он, возвращаясь следом за мной в бар.

До меня дошло, что сегодня вторник и клиентов будет мало. Значит, работаем мы только вдвоем.

«Супер».

— «Довольно жаркий» на несколько пунктов ниже просто «жаркого».

Я повязала на пояс крошечный фартук, не глядя на Кэма, но ощущая на лице тепло его взгляда.

— Ну, что бы ты ни сказала, я это оценил.

Я кивнула, по-прежнему не поднимая глаз, и вытащила из кармана телефон — на всякий случай, чтобы проверить, нет ли сообщений от Коула.

Ничего.

— Тебе разрешают иметь его при себе?

Теперь я взглянула на него, недоуменно наморщив лоб:

— Что? — (Кэм указал на мой телефон.) — Да, я держу его при себе. Вроде бы никого больше он не беспокоит.

Кэм усмехнулся и потянулся за салфеткой и ручкой, оставленными на стойке. Прежде чем я успела разглядеть, что он там рисовал, салфетка исчезла в кармане джинсов, а ручка умостилась за ухом.

— Ах да, конечно. Не хотелось бы пропустить последнюю сплетню.

Я фыркнула и схватила посудное полотенце, чтобы хоть чем-то занять руки, поскольку уже была почти готова свернуть эту чертову шею.

— Или сексэмэску от Малкольма, также известного как Банкомат.

Моя кровь закипела. Я не могла припомнить, когда меня в последний раз кто-нибудь так взбесил. А, погодите-ка… Точно! Это же был Кэм — всего лишь неделю назад. Я развернулась к нему лицом и прищурилась, а он оперся спиной о стойку с насмешливой и высокомерной гримасой.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты самый отвратительный, категоричный, самодовольный, несносный придурок в мире? — Моя грудь яростно вздымалась и опадала.

Лицо Кэма потемнело, его взгляд задержался на моем бюсте, прежде чем снова вернуться к лицу. Такое рассматривание привело меня в еще большее бешенство.

— Потише, дорогуша, а то израсходуешь весь свой словарный запас за один вечер.

Я закрыла глаза, руки, висящие вдоль тела, сжались в кулаки. Я никогда не была склонна к насилию; на самом деле, я испытывала к нему отвращение. Поскольку отец в моем детстве был слишком щедр на пощечины и тумаки, я всегда застывала, если кто-то вел себя по отношению ко мне чересчур агрессивно. Однако же мне никогда еще так не хотелось запустить чем-нибудь в человека, как сейчас в Кэма.