Лиловые орхидеи - Саманта Кристи Страница 16

Наконец мы размыкаем объятия – слишком долгие для дружеских, но недостаточно долгие, чтобы иметь какое-то другое значение. Я смотрю на нее, и я готов поклясться, что ее глаза приняли изумрудный оттенок – такой же, как у футболки, которая сейчас на мне. Она совсем близко. Она всегда должна быть так близко. Ее глаза всегда должны отражать цвет моей одежды. Это что-то вроде моей личной метки. Я осознаю, что пристально смотрю на нее и что она краснеет.

– Ты очень высокий, – говорит она, пытаясь сбросить чрезмерное сексуальное напряжение между нами.

– Может, это просто ты низенькая, – парирую я.

– Нет. – Она качает головой: – Я идеального размера, Макбрайд.

«Это точно. Идеального для меня», – думаю я.

Я провожаю ее на следующую лекцию. Мне даже не нужно спрашивать, в какой она аудитории.

А она не спрашивает, откуда мне это известно.

– Что ты сделал?! – Карен почти кричит на меня, когда я объясняю, почему не явился на занятие по правительственной деятельности, на которое мы должны были ходить вместе.

– Ты слышала, – говорю я. – Я перевелся на другую специальность. Политология мне никогда не нравилась. В кои-то веки я буду делать то, что хочу, а не то, чего от меня ждут.

– Твой отец будет в бешенстве, – говорит она с неодобрением.

Она прищуривает глаза:

– Гэвин Макбрайд, это как-то связано со «Штучкой Два»?

– Нет… то есть да… Не знаю, Карен. Наверное, отчасти связано. Но не так, как ты думаешь. Она учится не на кинопроизводстве, так что я делаю это не для того, чтобы залезть к ней под юбку.

Ну то есть не только для этого.

– И перестань уже называть ее «Штучкой Два», у нее вообще-то есть имя. Ее зовут Бэйлор.

– Бэйлор? – фыркает Карен. – Что это вообще за имя такое? Ее родители – одержимые футболом психопаты?

Меня вообще-то впечатляет, что Карен провела параллель между именем Бэйлор и футболом, но учитывая, что мы выросли в часе езды от университета, в честь которого ее назвали, это понятно.

– Карен, тебе вовсе не обязательно всегда быть стервой, знаешь ли.

– Тьфу!

Она топает ногой.

– Я просто стараюсь за тобой приглядывать, Гэвин, – говорит она. – Тебе нужно держать марку.

– Мне это хорошо известно, Карен. Можешь не напоминать, – говорю я. – Мой отец прекрасно с этим справляется каждый раз, когда со мной разговаривает.

– На каникулах мне показалось, что все хорошо, разве нет?

– Это потому, что я научился с ним обращаться, – говорю я.

– Так и что, ты перевелся на другую специальность, а теперь рванешь и станешь встречаться со своей мисс «Штучкой»? Этого твой отец тоже не одобрит, – с готовностью добавляет она.

Я качаю головой:

– Мне глубоко плевать, что одобрит мой отец, Карен. А если ты и дальше будешь брюзжать, то тебе прекрасно известно, где находится выход из моего дома.

Ее глаза наполняются слезами. Вот блин. Я не хотел довести ее до слез.

Я подхожу ближе и обнимаю ее.

– Прости, Карен. Я не хотел тебя обидеть. Но тебе придется научиться уважать мои решения, хорошо?

Она крепко обнимает меня и плачет мне в плечо. Я отмечаю, насколько она выше, чем Бэйлор. Карен не так легко и удобно прижимать к себе, а ее покупная грудь, которую ее мать подарила ей на восемнадцатилетие, больно упирается в меня. Я прижимаю руки к костлявым очертаниям ребер на спине и вспоминаю, какой мягкой на ощупь была Бэйлор.

Я знаю, что со стороны мы с Карен выглядим идеальной парой. В старших классах нас с ней называли «Кен и Барби». Я люблю Карен, правда люблю. Но иногда она перегибает палку. За ее зацикленностью на всякой ерунде трудно разглядеть ту милую девочку, с которой мы играли в больницу в третьем классе. Но я не перестаю надеяться, что когда-нибудь та девочка снова вернется.

– Я н‐не хочу тебя п‐потерять, Гэвин, – заикается она.

– Ты никогда меня не потеряешь, – уверяю я ее. – Мы всегда будем друзьями. Ты важная часть моей жизни.

– Просто, как выясняется, недостаточно важная, чтобы со мной встречаться, – всхлипывает она сквозь рыдания.

Вот оно. Слон в комнате наконец-то показал свое хирургически подправленное лицо.

– Карен, – я крепко ее обнимаю. – Я тебя люблю. Ты же это знаешь, правда?

Она кивает мне в плечо.

– Может, при других обстоятельствах мы бы и стали встречаться. Но я не хочу испортить нашу дружбу. Я видел, как такое случалось, – говорю я. – И я действительно хочу попробовать и посмотреть, что у нас получится с Бэйлор.

Карен икает мне в плечо.

– Почему ты выбрал именно ее? – спрашивает она. – Что в ней такого особенного?

Я мог бы перечислить сотню вещей, которые делают Бэйлор особенной. Но на самом деле важна только одна.

– С ней я могу быть собой.

Глава 9

Спустя две недели, четыре пробежки, десять лекций и три вечера, проведенных за просмотром фильмов, я драю ванную в доме, который снимаю вместе с Дином, Тимом и Джонси.

– Мы что, ожидаем визита президента? – спрашивает Тим, проходя через гостиную у меня за спиной.

Я кидаю в него скомканным бумажным полотенцем, которым только что вытер унитаз. Он не успевает отскочить в сторону, и полотенце попадает ему в грудь.

– Ну ты совсем уже! – говорит друг, глядя на пропитанное мочой полотенце, валяющееся у его ног.

– Если бы ты научился попадать в наш проклятый унитаз, мне бы не пришлось этого делать!

Я отрываю от рулона еще несколько бумажных полотенец.

Он снимает рубашку и бросает ее мне.

– Постирай вместе со своей одеждой, придурок!

Тим оглядывается вокруг.

– Но правда, почему у нас такой порядок? И почему у нас пахнет, как в рекламе чистящего средства?

– Потому что я не хочу, чтобы Бэйлор нюхала твою грязную задницу, когда придет сегодня, – говорю я ему.

– А Карен и другим девушкам ее, значит, можно нюхать? – спрашивает он.

– Мне совершенно наплевать, что они нюхают, Тим.

Он качает головой.

– И ты еще называешь нас с Джонси подкаблучниками, – говорит он. – Ты совсем пропал, друг мой.

– А тебе-то что? – огрызаюсь я.

Тим поднимает руки вверх.

– Слушай, – сдается он, – лично я считаю, что это прекрасно.

Он подходит и дружески хлопает меня по спине.

– Тебе давно уже пора перестать тыкать своей кочерыжкой во все, что движется.

Ну, я уже давно перестал. За последние четыре месяца моя