Любовь без гарантий (сборник) - Агурбаш Ольга Страница 16

Сима никогда не обращала внимания на подобные взгляды, и если даже замечала, то скорее удивлялась, чем гордилась. Она мысленно решала бесконечные семейные проблемы и на внешние проявления жизни обращала гораздо меньше внимания, чем на внутренние. Пока однажды чуть не обожглась о восхищенный взор молодого паренька…

Поехала как-то Сима в деревню, к своим родным, навестить стариков. Мама-то Симина еще кое-как управлялась по хозяйству, а отец что-то стал сдавать. Связи в то время никакой не было, и Сима взяла за правило раз в три-четыре месяца навещать родителей. Брала с собой то одну дочку, то двоих и на перекладных кое-как добиралась до деревни… Старшая дочь Лидочка, как правило, оставалась с отцом и под дополнительным присмотром соседки, поскольку отец вечно пропадал на работе. С тремя детьми Сима ездить в деревню не решалась: боялась не справиться в дороге.

В тот раз было лето. Девчонки, уже подросшие, пяти и трех лет, были послушны и тихи, и Сима, вполне спокойная, в очередной раз отправилась в дорогу.

Выехали они с девочками рано, чтобы к обеду добраться до места. Сначала шли пешком до трамвая, потом долго ехали по городу, затем тряслись в кузове грузовой машины и, наконец, остановив подводу со свежим сеном, добирались до деревни. Им оставалось километра три-четыре, когда девочки, устав от долгой дороги, моментально уснули, обалдев от запаха сухой травы. Сима тоже задремала, откинувшись на стог за спиной.

А потом на каком-то ухабе открыла глаза и обожглась… Паренек смотрел на нее восхищенно и жарко… И в то же время очень серьезно. Пожалуй, впервые она осознала, что значит истинно мужской взгляд. Взгляд, проникающий так глубоко внутрь ее существа, что она почувствовала жар… Как будто все ее тело мгновенно загорелось изнутри каким-то даже не огнем, а приятным теплом, возбуждающим и расслабляющим одновременно… Она не знала за собой подобного состояния. Смутилась, отвела глаза… Попробовала задремать снова, но не получилось…

Паренек молча остановил лошадь, спрыгнул с подводы, помог сойти ей… Они не сказали друг другу ни слова, пока, держась за руки, шли к ближайшей роще… Не дошли. В молчаливой истоме опустились на траву.

Девчонки мирно спали, лошадь спокойно стояла, отдыхая… А они лежали в траве, среди полевых цветов под безоблочно-голубым небом и не понимали, что с ними происходит… Он шептал ей: «Какая ты красивая!» Она удивленно повторяла про себя: «Господи, что это со мной?!» И в то же время обмирала от восторга, желания, удовольствия, страсти…

Только потом, когда шли назад, он назвал свое имя – Василий – и сказал:

– Вечером приду за тобой.

– Ой… Не надо. Меня же все знают. Увидят вдвоем… Не дай Бог.

– Тогда приходи в ближнюю рощу. Знаешь?

– Знаю, конечно…

– Как стемнеет, приходи…

Сима никогда не предполагала, что любовью можно заниматься не только лежа, а сидя и даже стоя… Что от поцелуев голова кружится так, что теряешь равновесие… Что она вообще способна на такое. Даже от воспоминаний о том, что они вытворяли в ближней роще, ей самой делалось неловко. Такого всепоглощающего желания, нескончаемой жажды новых соитий, бесконечного оргазма, слившегося в один счастливый полет, она не испытывала никогда.

С мужем всегда все происходило тихо, без резких движений, без изысков и, как она теперь поняла, безо всякого желания с ее стороны. Мужу надо? Пожалуйста! А надо ли это ей самой, Сима никогда не задумывалась. Спала с Левой, беременела, рожала детей… Незатейливо, просто, тускло…

Василий же был неутомим, неистов, безудержен. Он не мог надышаться близостью Симы, не мог оторваться от нее, не мог остановиться. Какие-то девушки, случавшиеся в его жизни, не шли ни в какое сравнение с этой роскошной женщиной. Он растворялся в ней, он обожал ее, он рычал от страсти и терял голову…

…На рассвете расстались. Через два дня Сима уезжала. Ни о чем не договаривались, ничего друг другу не обещали.

– Я приеду, – только и сказала Сима.

– Я всегда тебя жду, – только и ответил он.

Домой Сима вернулась сама не своя.

– Что там, в деревне? Как твои? – спросил Лева.

– А? Мои? – Сима скинула с себя оцепенение. – Да нормально… вроде бы… По-прежнему. Летом полегче, конечно. Как зиму переживут, не знаю.

– А ты будто другая какая-то вернулась? Случилось чего? – Лева пытался заглянуть жене в глаза, но Сима взгляд отводила и куталась в платок, будто ее знобило.

Отговорилась какими-то общими словами, типа: «устала» и все.

Девчонок уложила пораньше. И сама улеглась следом, не дожидаясь мужа. Лева принял ранний отход жены ко сну за недомогание и больше в тот вечер не приставал с расспросами. Но и в последующие дни замечал за супругой какие-то непонятные изменения: то глубокую задумчивость, то внутреннюю улыбку, озаряющую лицо, то горящий взор.

«Неспроста, ох, неспроста!» – думал про себя Лева.

А Сима копалась в себе, задумываясь о том приключении, которое случилось с ней. Замирала от неловкости и восторга, вспоминая смелые ласки Василия. Закатывала в сладкой истоме глаза, повторяя про себя откровенные слова признаний, которые шептал ей молодой человек в неутомимом своем любовном порыве. Она, прожившая девять лет в браке, не знала, что бывает такой неистовый напор, что страсть одного способна зажечь другого, что желание может нарастать раз от раза и так до конца и остаться неудовлетворенным… Она вспыхивала всем телом, вновь и вновь переживая острые моменты своей внезапной связи.

Тоска по Василию лишала ее сна. Сима мучилась, скучала, желала его. Понимала, конечно, что очередная встреча возможна лишь через три-четыре месяца. Именно с таким временным перерывом было принято навещать родителей. Но не было сил ждать, не было сил сопротивляться своим женским волнениям…

Муж был по-прежнему скучен и никак не снимал ее сексуального напряжения. Лева, в свою очередь, почувствовав изменения в состоянии жены, не знал, как реагировать, о чем спрашивать и что предпринимать. Естественно, он даже предположить себе не мог какой-то связи на стороне. Подобная мысль просто не могла родиться в его мозгу. Даже теоретически такого вопроса не возникало. Сима с двумя малолетними детьми, с заботой о престарелых родителях, в своей деревне, где ее любая собака знает… Нет, никакие умозаключения о возможной измене или влюбленности супруги в голову Леве даже не приходили. Но что-то в Симе стало настораживать его. Ее поведение… Вернее, и не поведение даже, а скорее, странное состояние, отсутствующий взгляд, не свойственная ей прежде глубокая задумчивость, непонятная грусть… Все это не могло оставить Леву равнодушным. Он донимал ее вопросами о доме, о соседях, о родственниках. Сима понимала, что мужа мучают смутные подозрения. Она и сама терзалась угрызениями совести и чувством вины, однако не могла не признаться себе, что мечтает вновь испытать те же ощущения близости с Василием…

Для Левы она придумывала истории про каких-то дальних родственников, про трудности, которые якобы свалились на ее родных в одной из дальних деревень, что-то про коллективизацию, про все свойственные тому времени перипетии становления колхозной жизни, в водоворот которой попал вроде бы кто-то из ее дядьев по отцовской линии. А может, даже и не придумывала, а пересказывала мужу реальные события, просто окрашивала их в своей интерпретации в более насыщенные и тревожные тона, чтобы за мнимой тревогой скрыть свою боль и тоску по молодому любовнику. Лева и верил и не верил одновременно, хотя верить оснований было гораздо больше.

Со временем Сима внешне сумела привести свое состояние в привычный вид. Во всяком случае что касается выражения лица, то она научилась его контролировать в присутствии мужа. Постепенно Лева успокаивался. Да и Сима, приняв для себя решение о скором визите к своим, тоже как-то пришла к внутреннему балансу.

В конце лета она сказала мужу:

– Надо, наверное, съездить в деревню, пока дожди не зарядили…

– Сима! Ты о чем? Ты же всего полтора месяца как вернулась. Поедешь в октябре—ноябре.