Однажды Ты будешь Моя - Альбина Кисова Страница 16

— Вы хоть бы перчатки надели, — вскрикнула Алёна.

— Да нет у нас перчаток. Ты думаешь, что мы их с собой везде таскаем? — с сарказмом заметил отец, следя за мной напряженным взглядом, и скользя по газону.

— Может хватит уже, вы мне весь газон вытопчите, — начала роптать Алёна, понимая, что уговорами нас не разнять.

Мы снова сцепились. Я сделал бросок и уложил отца на лопатки.

— Не плохо, — скупо похвалил он, поднимаясь на ноги. — Играешь по правилам.

— Хочешь буду без правил, — резко ответил я, разминая шею, и приплясывая на месте.

— Слишком много эмоций для твоей работы, Влад. Возьми себе в руки. Мысли трезво, иначе это может тебя убить.

— Я знаю, не учи. На работе я спокоен как удав.

— С трудом верится. — ехидно заметил отец.

Когда я снова провел серию, теперь уже Нина вскрикнула.

— Влад, что ты творишь! Прекрати сейчас же.

Я замер, посмотрел на неё и пропустил хук в челюсть. Запоздало закрылся. Сплюнул кровь, отскакивая. Нина вскрикнула.

— Не зевай. — сердито рыкнул отец.

Я недобро ухмыльнулся, смотря в его глаза. И начал биться в полную силу. Несколько минут и я уронил его на землю.

— Ну что, хватит?

— Хватит! — сердито крикнула Алёна, не давая ответить злому как чёрт отцу. — Быстро в душ и обедать. Оба!

— А ты, Влад, пойдёшь в уличный душ, там и водичка похолоднее. Тебе полезно охладиться. Не знаю, что на вас обоих нашло!

Кровь сочилась из рассеченной брови, раздражая. Открылся как лох. Отец прав, потерял контроль и вот результат.

Ко мне подбежала Нина с полотенцем, схватила меня за руку, заставляя наклониться к ней, и прижала полотенце к ране. Судя по ощущениям, она успела завернуть в полотенце что-то из морозилки.

— Пустяки, Нина. Под холодной водой все пройдёт, — сказал я, забирая из её ледяных пальцев полотенце.

Глаза были красные, заплаканные, коса растрепалась. Всё равно для меня она была самой красивой женщиной. Я заправил выбившуюся прядку ей за ухо и заставил себя развернуться и пойти в летний душ. А за моей спиной Алёна негромко высказывала отцу всё, что она думает о невоспитанных Авериных.

Вышел из душа минут через десять. Зубы начали стучать под струями холодной воды из бочки, которая за день не особо нагрелась на солнце. Яростно растёрся полотенцем и мне слегка полегчало. Нужно побыть одному и подумать.

Вчера, когда чинил забор, приметил за баней грубо сколоченную скамейку. Она осталась после того, как лет пять назад мы с отцом пристроили к дому летнюю веранду. Скамейка была приставлена к задней стене, я сел, прикрыл глаза, слушая пение птиц, доносящееся из леса. Запах разогретой земли и аромат цветов, растущих на соседней клумбе, успокаивали.

— Вот я мудила, — с досадой сказал я, и побился затылком о стену бани.

— Хорошо, что ты сам это понял, — раздался расслабленный голос и потянуло сигаретным дымом.

— Ты же бросаешь курить.

— Как видишь, не всегда успешно.

Вдалеке раздалось мелодичное пение, мы молчали, наслаждаясь моментом покоя.

— У неё же есть газовый баллончик, который я подарил?

— Есть, куда ему деться.

— И тревожная кнопка?

— И она родимая, — хмыкнул отец. — Ко всему что ты дарил, девочка относится очень серьёзно. Ты сказал носить с собой, она носит.

Я открыл глаза и встретился с его холодным и умным взглядом.

— Подготовь её лучше, отец. Это моя просьба.

— Хорошо, сын. В чём-то ты прав. Я расслабился. Жизнь с любимой женщиной, стабильность, уютный дом, умница-дочь… меня расслабили, — признал он. Потом сделал ладонь домиком, как, наверное, курил раньше, когда отправлялся в горячую точку, жадно затянулся несколько раз и затушил сигарету о торец скамейки, и с пинка пальцем бросил окурок за забор.

— Не рассказывай Алёне.

Я хмыкнул.

— А ты думаешь, она запах не почувствует? У женщин вообще обоняние лучше развито.

Отец цыкнул разочарованно, признавая мою правоту. Так мы посидели в тишине ещё какое-то время, пока нас не позвала Алёна.

Стол был заставлен едой. Буквально ломился. Салаты, пироги, зелень, соленья. Мы сели на привычные места. Алёна разлила уху по тарелкам и села с нами за стол. И я понял, что Нина не придёт. Сцепил зубы, недовольный собственной несдержанностью, и уткнулся в тарелку. За меня спросил отец:

— А Ниночка что? Не будет ужинать?

— Нет, не будет. — строго сказала Алёна, смотря на отца так, что я ему даже посочувствовал. При всей своей доброте Алёна, как врач, строго следила за здоровьем всех членов семьи и то, что отец курил, конечно, не осталось незамеченным.

— Нина помогла мне приготовить и накрыть на стол. А себе налила кружку чая и сказала, что будет у себя, читать. И пораньше ляжет спать.

— Так ещё только пол восьмого доходит.

— После ваших мужских развлечений я не удивлена. У меня тоже голова раскалывается, сейчас поем и пойду отдыхать. А вы тут продолжайте, ни в чем себе не отказывайте.

— Простите, Алёна, я виноват перед вами.

Алёна промолчала, но я поймал её взгляд и понял, что извинения приняты.

— Зайчонок, ну размялись мальца. Нам это полезно, ты же понимаешь, — с улыбкой заметил отец, вглядываясь в любимые, голубые глаза жены.

— Не понимаю, — отрезала Алена.

Обычно она не отличалась категоричностью, но видимо, мы её достали. А если судить по реакции Нины, то только мы с отцом не видели в произошедшем ничего страшного.

— Мы просто давно не были в спорт зале вместе. Там мы тоже боксируем, — аккуратно вставил я.

— Ну да, ну да, — ехидно согласилась Алена, поджав губы.

Больше мы с отцом не предпринимали попыток убедить Алёну, что это пустяк, догадавшись, что этим сделаем только хуже.

Всем нужен был отдых. И время остыть и подумать. Вскоре мы закончили ужинать, Алёна убрала со стола, поставила тарелки в посудомойку, и ушла. А мы с отцом остались вдвоем на веранде.

На улице начинало темнеть и отец включил свет. Темно-бордовый абажур с бахромой создавал уютную атмосферу. Из окна доносился стрекот кузнечиков и пение птиц.

Молчание нас не тяготило. Сладкий пирог пока остался неопробованным, и я заварил чайник чая. А, когда разливал чай по кружкам, отец предложил:

— Влад, пойдём-ка в беседку. Посидим, побалакаем…

— … о делах наших скорбных? — с усмешкой спросил я.

— Ну почему же «скорбных». Нам разве и поговорить с тобой не о чем. — с деланным удивлением посмотрел на меня