Татьяна Корсакова - Паутина чужих желаний Страница 16

– Но ведь вы сами же сказали, что она не умерла…

– Не она не умерла, а тело, – медсестра вздохнула. – Это как домик без жильца. Понимаешь?

Про домик без жильца – это я очень хорошо понимала, я сама такой домик заняла. А вот кто занял мой домик? Если следовать логике – хотя какая уж в этом деле может быть логика! – получалось, что мы с Машей-растеряшей поменялись телами. Как такое случилось, непонятно, зато доподлинно известно когда. Тогда, когда водила этот чертов попал в аварию и наши с Машей-растеряшей грешные души вышибло в астрал, а там, в астрале, кто-то что-то перепутал. Вот и получилось то, что получилось. Я, наверное, сильнее оказалась, царапалась до последнего, дверцу искала. А та, вторая, сдалась, или силенок у нее не хватило. Теперь я в ее теле, а она не пойми где. Может, в моем заперта, и выбраться ей никак не удается. Я вспомнила взгляд моих – не моих глаз, и по коже побежали мурашки. Да, кажется, влипла я…

Не помню, как я уснула, боролась-боролась со сном, а потом раз – и отключилась. А когда глаза открыла, в палате уже было светло. С одной стороны, плохо, что я сама себя подвела, не смогла продержаться без сна до утра, а с другой – вот же я, целая и невредимая, за ночь со мной ничего фатального не случилось, и даже обожженное запястье больше не болело. Я поддернула рукав сорочки, посмотрела на руку. Ожог теперь не полыхал красным, побурел и потускнел, но виден был отчетливо. Придется прятать, хорошо, хоть сорочка с длинными рукавами, посторонним это клеймо не рассмотреть.

Умывалась я торопливо. Разбитое зеркало из санузла убрали, а новое еще не повесили, и раньше этот факт меня как-то успокаивал, но сегодня я решила поостеречься. Нечего без особой надобности здесь задерживаться.

До обеда день был унылым и предсказуемым: анализы, осмотры, массаж, лечебная физкультура, процедуры. Все это помогало отвлечься, не думать о той, что заняла мое тело. А после обеда пришла Рая.

– Вот тут все, что может тебе понадобиться, Евочка. – Она аккуратно положила поверх одеяла полиэтиленовый сверток. – А это, – усталое Раино лицо озарила улыбка, – блеск для губ. Я его в твоей комнате вчера нашла, закатился под туалетный столик.

Вопреки моим опасениям, блеск оказался представителем благородной французской линии и даже подходил мне по тону. Слава богу, значит, его прежняя хозяйка была не так уж безнадежна.

Подкрашивая губы, я вдруг осознала, что четко отделяю прошлую Машу-растеряшу от нынешней. Прошлая, наивная, рассеянная, – именно растеряша, думать о ней ничуть не страшно. А вот нынешняя – если это, конечно, она – совсем другая: непредсказуемая, опасная. И требовательная. Знать бы еще, чего она хочет.

Были у меня кое-какие догадки на этот счет, но они мне очень не нравились. По всему выходило, что нужно ей не что иное, как собственное тело. Я тезку понимала и даже сочувствовала ей, но и меня можно понять. Оставаться бестелесной мне не хотелось, а способа вернуть все на круги своя я, увы, не знала. Это такой естественный астральный отбор, я оказалась посильнее и пошустрее. Занять хорошее место в такси повезло ей, а относительно здоровое тело – мне. Вот так-то…

– И книгу я тебе принесла. – Рая выложила на тумбочку книгу в красной, тисненной золотом обложке. Так и есть, Арчибальд Кронин «Цитадель», в оригинале…

– Спасибо, Рая, – я погладила книгу по корешку, – тут же тоска смертная, хоть волком вой.

Про тоску смертную – это я соврала, какая уж тоска, сплошное веселье: призраки, говорящие коматозники…

– А ты не знаешь, Евочка, скоро тебя выпишут? – Экономка присела на краешек стула и сложила руки на коленях.

– Если на днях не выпишут, я сама отсюда выпишусь. Надоело. А ты чего спрашиваешь? Родственнички по мне соскучились?

Рая, улыбнувшись, покачала головой:

– Нет, Амалия о тебе даже не вспоминает. Это Яков Романович интересовался.

Так, еще и Яков Романович какой-то. Очень интересно…

– Яков Романович – друг и деловой партнер твоего покойного отца. Он твой… – Рая замолчала, подбирая правильное слово. – Он твой опекун.

Опекун?! Интересное кино! Я ж, кажись, не малолетка какая, чтобы меня опекать, и с головой у меня вроде бы все в порядке. Или не в порядке? Я озадаченно уставилась на экономку.

– Евочка, я не знаю, как тебе это рассказать, я не уполномочена. – Она как-то сразу скукожилась и словно постарела лет на десять. – Вот вернешься домой, Яков Романович сам все тебе объяснит.

– Что он мне объяснит? – Ох, как-то переставала мне нравиться роль богатенькой Буратинки. – Рая, ты мне скажи, у меня что, есть проблемы?

– Евочка, ты скоро все узнаешь, потерпи, – проговорила Рая с непонятной тоской в голосе.

Я могла бы, конечно, попытаться вытрясти из нее интересующую меня информацию, но вдруг отчетливо поняла: говорить об этом с Раей бесполезно. Больше того, что уже сказала, она не скажет. Не знаю, как я это поняла, наверное, благодаря интуиции. А интуиция меня еще ни разу не подводила.

Мы поговорили еще немного о вещах нейтральных и неинтересных, после чего Рая убежала по каким-то своим неотложным делам.

В небольшом «окошке» между обследованиями и процедурами я очень серьезно задумалась о предстоящем мне испытании. Похоже, не все спокойно в датском королевстве, и ждут меня там разные неприятности. И ведь, что самое обидное, подготовиться к ним я никак не могу. Вполне возможно, что, пока я тут разлеживаюсь, против меня плетутся интриги. Ну, не против меня конкретно, а против той, чье место я заняла. И ведь не объяснишь, что я здесь вовсе ни при чем, не скажешь: «Вы тут, ребята, оставайтесь, а я пойду…» Не скажешь, потому как не отпустят. Видно же, что Маша-растеряша девушкой была безропотной и покладистой, если позволяла какой-то Амалии над собой издеваться. Допустим, издеваться над собой я никому не дам, ни Амалии, ни братцу ее Серафиму, ни кому другому. Однако этот загадочный опекун – Яков Романович – меня тревожил сильно. Если опекун, то должен печься, а он мне даже цветов по случаю чудесного выздоровления не прислал. Да бог с ними, с цветами, мог бы просто прийти проведать опекаемую. Все, решено, надо из больницы сваливать, а то от этой неопределенности я точно с ума сойду. Обложили со всех сторон: с одной стороны – привидение, с другой – опекуны и родственники…

Разговор с Валентином Иосифовичем у меня получился коротким. Я решительно заявила, что в дальнейшем лечении не нуждаюсь и собираюсь выписываться. Доктор сначала разозлился, потом обиделся, пытался меня увещевать, но, поняв безнадежность своей затеи, обреченно махнул рукой.

– Воля ваша, Ева Александровна! – сказал он с досадой. – Раз вы считаете, что уже здоровы, – он нахмурился, – и компетентное мнение для вас ничего не значит, я распоряжусь подготовить выписку.