Татьяна Дубровина - Обмануть судьбу Страница 17

— Ой, мамочки, что это?

На полу, рядом с дверью, трещал пучок ослепительных искр, и тут же задымился дощатый пол, пламя поползло по стене.

— Проводка горит! — крикнул Сергей.

Вот он, шанс! Вот она, молниеносная реакция, помноженная на профессиональную наблюдательность! В углу за печкой стоял новенький огнетушитель — Дементьев отметил эту важную деталь, как только вошел. Сейчас он сгруппируется, прыжок, и схватит огнетушитель…

Но кто-то сбил его с ног. Падая, он успел ударить этого сбившего.

— Пробки! Электричество вырубите! — хрипел Сергей, согнувшись от удара.

И, наконец распрямившись, схватил с пола домотканый ковер, бросил его на пламя и стал затаптывать огонь.

— Ты жить расхотел, что ли? Это же проводка горела, тебя бы через струю шарахнуло насмерть, — сказал Сергей Геннадию, когда огонь был потушен.

— «Если бы я знал, что такое электричество», — задумчиво произнес курчавый и добавил, обращаясь к блондинке: — Вот теперь будем сидеть в темноте.

Правда, и теперь в темноте не сидели. Зажгли свечи. Пили, смеялись. Пели — почему-то одну и ту же песню — «Гудбай, Америка».

Геннадий молчал. В общем-то, он понимал, что Сергей в какой-то мере спас ему жизнь. Но и настроение испортил. Он не смотрел на Сергея. И на блондинку больше не смотрел.

Когда все разбрелись по комнатам, блондинка остановилась возле Сергея и попросила:

— Дай огонька, — в ее длинных тонких пальцах белела сигарета.

Сергей подошел, щелкнул зажигалкой. Поглядел ей в глаза — все ясно, глаза призывно блестели. Несколько секунд в нем происходило нечто вроде схватки — природы с брезгливостью. Победила брезгливость. Он не пошел за ней, а с поклоном произнес: «Доброй ночи».

И завалился спать на диване у стола.

Из всего происшедшего тогда Геннадий Дементьев сделал вывод: надо совершенствовать свои знания во всех областях жизни.

И еще — не надо больше видеться с Сергеем. Почему? Да просто не хочется.

Но видеться приходилось — раз в полгода они встречались на дне рождения. Дементьев учился, пополнял свои знания, защитил диплом, начал работать в городской прокуратуре. И каждый раз, встречаясь с Сергеем, приветливо здоровался и поддерживал разговор. Ведь самообладание и вежливость у юриста всегда на высоте.

Конечно, Дементьев давно забыл блондинку и обстоятельства первой встречи с Сергеем тоже не вспоминал — он не любил держать в памяти бесполезную информацию.

Но Сергей его раздражал. Тем, что был легким в общении, веселым человеком, к тому же талантливым физиком, перспективным ученым. Раздражало и то, что он заботится о какой-то женщине с маленьким ребенком, которая ему не родственница, не любовница, а названая сестра. В общем, нелюбовь следователя Дементьева к молодому физику Грачеву была подспудной, тяжелой, глубоко затаившейся.

Глава 13

Служба или дружба?

Вот такие подробности из прошлого припомнились следователю Дементьеву после звонка Грачева. Воспоминания не заняли у него много времени. Картинки былого промелькнули, точно череда коротких кадров, смонтированных рукой умелого режиссера. Не память, а копилка. В положенный срок копилку разбивают, и вся мелочь высыпается из нее. А сейчас этот срок подошел, вот все сразу и посыпалось, зазвенело, вспомнилось.

Черно-белая фотография преступника, лежащая перед ним на столе, казалось, обросла плотью, наполнилась цветом. Глаза на ней даже будто бы стали карими. Честные такие глаза. И взгляд открытый. Что-то все-таки мешало Дементьеву поверить до конца в преступление Грачева. Не мог этот человек так кроваво расправиться с двоими, в том числе — с молодой женщиной.

Однако факты есть факты, а внешность бывает обманчивой. Иные так умело маскируются, что их никогда ни в чем таком не заподозришь, а копни поглубже — злодей из злодеев. У Дементьева, старшего следователя, уже был опыт общения с подобными мерзавцами.

Геннадий Иванович был реалистом, и факты для него всегда значили больше, нежели личные ощущения. Взяли человека с поличным — значит, виноват. Тем более что, как ему известно, судебные медики установили: кассирша и охранник скончались буквально за считанные минуты до приезда милиции — Грачев не успел скрыться.

И вот особо опасный преступник, на поимку которого подняты самые лучшие милицейские подразделения, сам идет к нему в руки. Да это же невиданная удача!

Это шанс перепрыгнуть на следующую ступеньку должностной лестницы — Геннадий Дементьев был неравнодушен к своей карьере.

Нет, он никогда не унижался до того, чтобы лебезить перед начальством, льстить, пытаться правдами и неправдами пролезть в любимчики. Он поэтапно строил свою карьеру, как некоторые строят дачи, — обдуманно, упорно и кропотливо. Шел наверх шаг за шагом. Вернее — шажок за шажком. И вот судьба дарит ему случай, когда можно наконец прыгнуть, взлететь.

Он, кого до сих пор коллеги уважали лишь за добросовестное следование служебным инструкциям — а придерживаться инструкций было твердым принципом Дементьева, — станет героем! Настоящим героем дня.

И тогда — о! — тогда он решительно запретит своей супруге называть его этим противным слащавым имечком «Мусик». Пусть зовет «любимым», «дорогим» или, еще лучше, просто Геннадием. Никаких Мусиков. Герой не может быть Мусиком.

— Опергруппе приготовиться на выезд, — распорядился Дементьев. — Будем брать Грачева Сергея. Я тоже поеду: преступник должен выйти на меня… — Он подумал и добавил: — В любом случае брать только живым.

Нельзя сказать, что совесть не мучила его. Все-таки он устраивает ловушку не просто знакомому, а доверившемуся ему человеку.

Распоряжение брать живым диктовалось, конечно, в первую очередь соображениями делового порядка: преступление совершено не одиночкой, необходимо найти сообщников. Но был и еще мотив, в котором Дементьев не признавался самому себе: ему хотелось, чтобы Грачев уцелел. Не хотелось думать о том, что он собственной волей может лишить Сергея жизни.

Хотя если дело дойдет до суда, то всякому, мало-мальски знакомому с Уголовным кодексом, ясно: убийство, совершенное в пункте обмена валюты, должно караться «вышкой». Но пусть это решение вынесут судьи и присяжные заседатели. У следователя другая задача.

Дементьев слыл среди коллег человеком с железными нервами. Он и сам не сомневался в справедливости подобной репутации. Всегда был уверен в себе, в любой ситуации не колебался.

Может быть, эта глубоко укоренившаяся уверенность и стала причиной того, что, дрогнув, допустив явную оплошность, он ее не заметил.