Элизабет Гилберт - Крепкие мужчины Страница 17

Когда восемнадцатилетняя Рут, независимая и насмешливая, возвратилась на Форт-Найлз, она прибыла на борту отцовской омаровой лодки. От автобусной остановки отец вез ее на старом-престаром ржавом грузовичке. Этот грузовичок он обычно парковал у стоянки парома и пользовался им для своих дел и для покупок, когда приезжал в город, а такое бывало примерно раз в две недели. Встретив Рут, он получил от нее шутливый поцелуй и тут же объявил, что они сейчас подъедут к бакалейному магазину за продуктами, и вдобавок ему надо будет чертовски потолковать по душам с этим чертовым оптовым торговцем, мерзким ублюдком.

– Ты же знаешь, что нам там надо, – сказал он дочери. – Нам там надо потратить пятьдесят баксов.

Затем он объяснил Рут, почему этот чертов оптовик – мерзкий ублюдок. Все это Рут слышала раньше в мельчайших подробностях, слово в слово. Слова отца пролетали мимо ее ушей, и она думала о том, как это странно, что отец, не видевший ее несколько месяцев, даже не спросил, как прошла выпускная церемония. Нет, она знала, что его такие вещи не интересуют. И все-таки это было странно.

На лодке до Форт-Найлза они плыли четыре часа с лишним, и все это время Рут с отцом почти не разговаривали, потому что слишком громко работал мотор, и к тому же Рут приходилось то и дело ходить по скользкому настилу на корме и смотреть за тем, чтобы коробки с припасами не свалились за борт и не промокли от брызг. Она думала о своих планах на лето. Планов на лето у нее не было. Когда они загружали продукты в лодку, отец сообщил ей, что он нанял на сезон лова помощником Робина Поммероя. Ну надо же? Не кого-нибудь, а именно Робина Поммероя. У отца Рут не было работы для дочери. Но хотя она и поворчала на него из-за того, что он ее «уволил», втайне все же порадовалась, что не придется ему помогать. Если бы он попросил ее поработать с ним, она бы согласилась – исключительно из принципа, но никакого удовольствия она бы от этой работы не получила. Так что новость в некотором роде принесла ей облегчение. Однако теперь нужно было решить, куда девать время. В своих способностях рулевого она не была уверена настолько, чтобы подойти к другому рыбаку и наняться на работу, даже если бы она действительно этого жутко хотела. На самом же деле она этого просто жутко не хотела. Помимо всего прочего отец ей сказал о том, что помощники на Форт-Найлзе в данный момент у всех имеются. За несколько недель до возвращения Рут все старики на острове подыскали себе молодых парней для тяжелой работы на корме.

– Может, что-то и найдется для тебя, если кто-то из молодых застрадает морской болезнью или устанет, – прокричал неожиданно отец Рут на полпути до Форт-Найлза.

– Ну да, может быть, тогда и поработаю, – прокричала в ответ Рут.

Она уже прокручивала в уме ближайшие три месяца и (кого она пыталась обмануть?) всю свою жизнь до самого конца – и абсолютно ничего не могла представить. «Господи боже!» – подумала Рут. Она сидела спиной к отцу на коробке с консервами. День выдался туманный, и Рокленд давно скрылся из глаз, а другие острова (обитаемые и необитаемые), мимо которых они проплывали так медленно и так громко, казались Рут маленькими, коричневыми и влажными, как какашки. Она гадала, сможет ли найти еще какую-то работу на Форт-Найлзе, хотя сама мысль о какой-то работе на Форт-Найлзе помимо ловли омаров была смешна. Ха-ха.

«Что же я буду делать? Куда мне девать время?» – думала Рут. Лодка качалась и подпрыгивала на волнах холодного Атлантического залива, и Рут чувствовала, как подкрадывается такое жуткое и знакомое чувство тоски и скуки. Насколько она понимала, заняться ей будет нечем, а она отлично представляла, что это значит. Нечего делать – это означало водить компанию с теми немногочисленными островитянами, которым тоже нечего делать. Рут отлично это понимала. Все лето ей предстояло общаться с миссис Поммерой и Сенатором Саймоном Адамсом. Она очень ярко себе это представляла. «Не так уж это ужасно», – уговаривала она себя. Миссис Поммерой и Сенатор Саймон были ее друзьями; она их очень любила. С ними можно было поговорить о многом. Уж они-то точно станут расспрашивать ее о выпускной церемонии. Не так уж будет скучно, правда.

И все же неприятное, тягучее чувство надвигающейся тоски не покидало Рут. У нее сосало под ложечкой, как будто ее укачало в лодке. В конце концов она подавила эту тоску, начав сочинять в уме письмо матери. Это письмо она напишет вечером, в своей спальне. Письмо будет начинаться так: «Дорогая мамочка. Как только я сошла на берег Форт-Найлза, я сразу же расслабилась, все напряжение как рукой сняло, и я наконец, за долгие месяцы, начала дышать полной грудью. Воздух здесь пахнет надеждой!»

Именно так она и напишет. Это решение Рут приняла, сидя на корме отцовской омаровой лодки ровно за два часа до того, как впереди завиднелся Форт-Найлз, и потом до конца плавания она мысленно сочиняла письмо – невероятно поэтичное. Это занятие ее прекрасно ободрило.

Тем летом Сенатору Саймону Адамсу исполнилось семьдесят три года, и он занимался осуществлением особого проекта. Проект был амбициозный и чудаческий. Сенатор собирался найти бивень слона, лежащий где-то в приливной зоне на берегу Поттер-Бича, считая, что там, возможно, лежат даже два бивня, хотя, как он заявлял, он был бы рад и одному.

Убежденность Сенатора Саймона в том, что за сто тридцать восемь лет такой прочный материал как слоновая кость нисколько не пострадал в морской воде, придала ему уверенности в поисках. Он знал, что бивни где-то лежат. Возможно, они были отделены от скелета и друг от друга, но они не могли разложиться. Они не могли раствориться. Либо они лежат под слоем песка далеко в море, либо их вынесло на берег. Сенатор Саймон полагал, что бивни вполне могло принести к острову Форт-Найлз. Такую редкость, такую диковинку как слоновые бивни вполне могло прибить течением прямо к берегу Поттер-Бича. Выбрасывало же туда несколько веков подряд всякий мусор. Почему бы и бивни не могли там оказаться?

Бивни, которые вознамерился найти Сенатор, некогда принадлежали слону, а этот слон был пассажиром на пароходе «Клэрис Монро», водоизмещением четыреста тонн. Этот пароход проходил поблизости от пролива Уорти в конце октября тысяча восемьсот тридцать восьмого года. Событие это для тех времен было знаменательное. Этот колесный пароход с деревянной обшивкой загорелся вскоре после полуночи во время внезапно налетевшей метели. Пожар на борту мог быть вызван всего-навсего тем, что перевернулся фонарь, и штормовой ветер разнес пламя по судну. Очень скоро вся палуба была охвачена огнем.

Капитан «Клэрис Монро» был пьяницей. Конечно, пожар не был его виной. Виноват он был в своих неправильных действиях. Он постыдно струсил. Не разбудив ни команду, ни пассажиров, он приказал одному из вахтенных матросов спустить на воду одну-единственную спасательную шлюпку, в которой он сам, его жена и вышеупомянутый матрос уплыли прочь от горящего парохода. Капитан бросил несчастную «Клэрис Монро», пассажиров и груз на произвол судьбы. Трое уцелевших людей заблудились в штормовом море. Они гребли целый день, потом устали грести, а потом еще целый день дрейфовали. Когда их подобрал торговый корабль, капитан умер от потери сил, его жена обморозила руки, ноги и уши, а молодой матрос напрочь лишился рассудка.