Галина Волкова - Не ходите, девки, замуж… или… ЛОШАДЬ БОЛЬШАЯ Страница 17

– Васютка, мир?! – добродушная улыбка расплылась по его лицу.

– Мир! – охотно согласилась девчонка, другого ответа, зная сестру, тот и не ожидал.

– Ну ты… кошка! Чего так набросилась?! Из-за отца? – понимающе заглянул сестрёнке в глаза. – Да плюнь ты на них всех!

– Ладно… проехали… прости…

Ребята помирились, тем паче не впервой им было драться, хотя и не так ожесточённо. Потихоньку стали подтягиваться друзья-товарищи, наполняя помещение громкими воплями и топотом неугомонных ног. Через несколько минут и наша парочка присоединилась к хохочущей компании, носящейся по амбару. Играли в жмурки, норовя ненароком переломать конечности, оступившись в многочисленные проёмы на трухлявом дощатом полу. Будто по минному полю скакали.

Так прошёл весь день. Обедать Василиса идти отказалась, Санька за компанию остался с ней, что было равносильно подвигу со стороны обжоры. На улице совсем стемнело, лишь тусклый свет от появившейся на небе бледно-молочной луны неровными полосами освещал помещение, струясь по балкам, жалобно скрипевшим под весом скачущей, словно козлики, детворы. Неожиданно Василиса таки провалилась ногой промеж сгнивших досок, больно приложившись косточкой на голени. На минуту страдальчески скривившись, тут же позабыла об инциденте. Биться и ударяться девчонке за всё своё суперактивное детство не привыкать. Однако на этот раз всё оказалось гораздо серьёзнее, и совсем скоро ушиб напомнил о себе.

Уже по дороге домой Васька заметно прихрамывала и страдальчески морщилась, наступая на пораненную конечность. Голень распухла, покраснела и неприятно ныла в ответ на каждый шаг. Жаловаться и обращаться за помощью, ощущая на себе неприязненные взгляды, девочка не захотела. Во время позднего ужина тётки демонстративно игнорировали провинившуюся племянницу, отец рассказывал какие-то байки, а Василиса чувствовала себя, мягко говоря, совсем паршиво… кусок в рот не лез, почему-то подташнивало, и, отложив ложку, она молча вышла из-за стола, отправившись спать…

Наутро девочке стало ещё хуже. Заметно увеличившаяся в размерах нога нестерпимо болела, мелкий озноб сотрясал разгорячённое тело, а в глазах мелькали крохотные мушки. И опять она смолчала. Накормив всю ребятню пшённой кашей из большого чугунка, которой Васька смогла запихнуть в себя не больше пары ложек, тётки выпроводили путавшихся под ногами детей во двор.

– Василиса, забирай с собой Танюшку и дуй в Отрадино за хлебом! – скомандовали ей, сунув в руку холщовые сумки-мешки и смятую трёшку.

– Я с ними пойду! – сунулся было Сашка.

– Дома сиди! – осадила того мать. – А то опять что-нибудь не поделите и передерётесь!

Танюшка это младшая Васькина сестрица, но не родная, а одна из двоюродных. Отрадином, куда их снарядили, называлась ближайшая соседняя деревня, где имелась своя небольшая хлебопекарня, торговавшая ароматными кирпичиками ржаного хлеба и пышными булками с маком. Неблизкий предстоял путь. Километров пять прямиком через лес по едва заметной тропке. Но и в этот раз девочка не обмолвилась о своём недомогании. Упрямая.

Туда они добрались на удивление быстро, Василиса ещё держалась, а вот всю обратную дорогу, нагруженная тяжёлыми авоськами с ещё тёплыми буханками, уже откровенно ковыляла, пытаясь не взвыть от пронизывающей боли. Голова как-то странно кружилась, и горький ком тошноты подступал к самому горлу. Выйдя в открытое поле, когда до дома оставалось чуть больше километра, а деревня виднелась как на ладони, девчонка внезапно почувствовала надвигающуюся душной волной дурноту. Ноги подкосились и… больше ничего не запомнила, погрузившись в беспросветную темноту…

Очнулась лёжа спиной на земле под жалобные завывания сестрёнки:

– Васичка… у-у-у-у-у… вставай… не пугай меня! – стоя перед ней на коленках и заломив руки, надрывалась та.

– Тихо… не реви… сейчас встану… – странно ослабевшим голосом попыталась она успокоить перепуганную девочку.

Кое-как поднялась и с изнуряющим трудом, на полусогнутых ногах, практически доползла до избы, волоча за собой сумки. Не раздеваясь, прошмыгнув в летнюю горницу, прямо в одежде свалилась кулём на кровать. Чтобы отвлечься от пульсирующей боли в ноге, попыталась читать старые газеты, которыми вместо обоев была обклеена комнатка. Буквы расплывались и никак не желали складываться в слова. Периодически она отключалась, то ли проваливаясь в тревожный сон, то ли попросту теряя сознание и дрожа всем телом. Может быть, к ней кто-то и заглядывал за это время, Васька не помнит, но видя, что она спит, не решались будить.

Наконец, уже поздно вечером, дверь в горницу резко распахнулась:

– Василиска, сердце моё, что с тобой?! – это прибежала-приковыляла встревоженная бабуля. – Танюшка только сейчас ведь созналась, что ты упала днём!

– Нога болит… И что-то плохо мне… – прошептала девочка, ощущая, как вся кожа пылает словно в огне.

Баб Катя, прикоснувшись сморщенной старческой ладонью к внучкиному разгорячённому лбу, с ужасом запричитала:

– Миленькая ты моя, ведь жар у тебя! Я сейчас… погодь… побегу Ваньку искать… Попрошу в город нас отвезти! До больнички!

– Ну куда ты, старая, на ночь попрёшься?! – недоумевали тётушки. – Подожди до утра, не развалится твоя любимица!

– Нет, до утра ждать не станем… Предчувствие у меня нехорошее… – перекрестилась в ответ на свои тревожные мысли старушка.

Ванька, колхозный тракторист, тот ещё фрукт был! Как ковыляющая с клюшкой старенькая бабулька «бегала» по всей деревне и искала местного алкаша, затем чуть ли не силком тащила едва стоявшего на ногах мужика к измазюканному в грязи трактору, объясняя, что с внучкой плохо и срочно нужно вести в больницу, – другая история, но ведь уговорила окаянного, плотно насев и пообещав рассчитаться!

– Неужто, мать, я не понимаю?! – воодушевился мужчина, услышав про награду. – Доставим в лучшем виде! Не боись!

А тем временем приближалась полночь…

Бабуля внучку никому не доверила, вознамерившись самолично сопровождать девочку в город и с трудом вскарабкиваясь в высокую кабину трактора. Впрочем, никто и не рвался, в том числе и родной отец не вызвался заменить свою старенькую мать. Василису затолкали следом, и железный конь потарахтел в сторону цивилизации, а это километров двенадцать по корявой лесной дороге, по кочкам и ухабам, тряся пассажиров из стороны в сторону, отчего тем пришлось мёртвой хваткой вцепиться в металлические поручни. Но что поделаешь, ведь другого сообщения, кроме как на лошадях или тракторе, с областным центром предусмотрено не было…

Наблюдая, как в тусклом свете грязных фар мелькают по бокам тёмные стволы деревьев, Васька периодически вздрагивала и от неожиданности шарахалась, прижимаясь к бабуле, когда на особо узком участке дороги развесистые лапы елей возмущённо скребли по стёклам кабины, издавая противный скрипящий звук. Она держалась из последних сил, чтобы вновь не потерять сознание и не сползти на грязный, вывоженный дюже неприятной смесью из липкого солидола, машинного масла, грязи и навоза пол, тем самым вконец испугав старушку. За время пути внезапно и совсем некстати прихватило живот – тупая боль с правой стороны грызла не по-детски…