Энн Мэйджер - Одна судьба на двоих Страница 17

Каттер поднял с прикроватной тумбочки пышный цветок белой магнолии.

— Это твое дерево — нечто удивительное. — Глубоко вздохнув, он окинул ее внимательным взглядом. — И ты тоже нечто удивительное.

Его сияющая улыбка осветила всю комнату. И ее, Чейенн.

— Ты читал мою книжку. Я видела, не отпирайся!

— Да, потому что не надеялся на то, что ты придешь. Хотелось почитать что-нибудь... что-нибудь предсказуемое.

— То есть что-нибудь приятное, со счастливым концом?

— Да, да. Именно так. — Его темные глаза излучали теплоту.

И снова она подумала: как ужасно грустно и одиноко было бы ей в доме, да и вообще в жизни без Джереми. Каттер спас жизнь ее ребенку.

Она ему обязана всем. Абсолютно всем!

Но ведь он и желает получить в благодарность все, никак не меньше.

А что, если она удовлетворит его желание, он, может, уйдет? И она опять будет свободна?

Что она за дрянь, если после всего, что он для нее сделал, вступает с ним, пусть мысленно, в торг?

Чейенн припомнила до мелочей сцену любви, разыгравшуюся недавно между ними. Кого, интересно знать, она старается обмануть?!

Каттер, не сводя с нее глаз, молча сел и задвинул открытый ящик тумбочки. Каким-то непостижимым образом Чейенн точно знала, что там лежит пистолет. Но ей не хотелось думать в этот момент ни о пистолете, ни о страшной угрозе, которую они вместе пережили.

Опасность миновала. Она в прошлом.

Тем не менее его мускулы на груди и на плечах были напряжены — он никак не мог расслабиться.

— Я хотела извиниться за то, что наговорила тебе в библиотеке, — выжала наконец из себя Чейенн.

— И не вспоминай об этом, — ласково пробасил он, всем своим видом показывая, что не таит обиды.

Внезапно ими обоими овладело чувство неловкости, они смутились, а он напрягся еще больше. И словно почувствовал себя неуверенно.

— Спасибо тебе, — произнесла Чейенн.

— Вот уж не за что. Не забывай, что Джереми и мой сын тоже.

Но сегодня Чейенн хотелось, чтобы он думал только о ней.

— Я очень сожалею, что наши отношения сложились таким образом. Всю жизнь меня одолевало честолюбие. Мне надо было всегда быть первым. Для Мартина места в душе не оставалось, может быть, именно поэтому...

— Ах, оставь...

Меньше всего ей хотелось в этот день говорить о Мартине.

И совершенно понятно, почему. Она всем обязана только Каттеру.

И она обещала ему.

А чувствовать нечто большее, чем благодарность, чрезвычайно опасно.

— У меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя, — снова начала она.

— Слова мне не нужны.

— А что тебе нужно? Быть может, одеяло или... Или подушка? Извини, я вчера как-то не подумала. Все эти вещи лежат в коридоре, как раз напротив, и я...

— Да нет, что ты, все необходимое у меня есть.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Подожди, — прошептал он. — Я сорвал этот цветок для того, чтобы воткнуть тебе в волосы. Ты знаешь, чего я хочу. — Он поднес цветок к носу и вдохнул его аромат. Чейенн замерла. — Иди сюда. — Она продолжала стоять, колеблясь. — Ну пожалуйста, — повторил он.

Это «пожалуйста» одиноко повисло в тишине. Но никакой поток слов не мог бы быть выразительнее его молчания.

И вдруг она вновь ощутила себя нетерпеливой девочкой на обвеваемом зимними ветрами острове, под натиском которых пригибались золотистые травы. Девочкой, которую он полюбил всей душой.

Его горящий взор притягивал к себе. Чейенн почувствовала такое же сильное влечение к нему, как тогда, на острове, когда он поднял доску, а она страстно желала, чтобы он разбил стекло и любил ее сильно и долго.

А как тогда распустились цветы на дюнах! Зима вдруг уступила место лету.

С сильно бьющимся сердцем Чейенн развязала золотистый шнурок халата. Лицо ее горело, глаза сияли, будто освещенные каким-то внутренним огнем. Она вынула заколки из волос, и поток благоухающих золотистых прядей стек по ее плечам. Халат упал наземь, обнажив голые ноги. В абсолютной тишине Каттер пожирал жадными глазами пышные формы ее тела.

Два дня и две ночи они оба жили в предельном напряжении. Все их мысли и поступки были направлены лишь на то, как защитить их ребенка. Он проявил к ней бесконечную доброту и терпение. И дал недвусмысленно понять, что желает ее.

Теперь она должна выполнить свое обещание.

— Иди сюда, — снова прошептал он охрипшим голосом.

Она приблизилась к кровати и присела на краешек.

Какое-то время они продолжали так сидеть — двое в мире абсолютной тишины. Затем он протянул ей цветок, который она нерешительно воткнула себе в волосы. Они продолжали молчать. Наконец она дотронулась кончиком пальца до его губ и дрожащей рукой провела по его носу.

Одного этого прикосновения было достаточно, чтобы она вновь ощутила магическую связь между ними. Глубоко вздохнув и закрыв глаза, Чейенн, как слепая, водила пальцами по лицу Каттера.

Вот его твердая щека, вот шелковые волосы! Как она по нему тосковала! Целых долгих семь лет!

— Ты нашел Джереми! Ты вернул моего сына домой!

— Нашего сына! — вздохнул Каттер.

— Да.

— Повтори!

— Нашего сына!

— Разве это было так трудно? — улыбнулся он.

— Благодаря тебе мы в безопасности! — При этих словах она ощутила, как он весь напрягся.

— Мы добились этого вместе.

Кожа у него была теплая и гладкая, черные волосы на ощупь напоминали шелк. Прекратить его гладить ей не под силу.

— Ну, будет, — выдохнул он напряженно, ловя ее кисть. Он поднял покрывало, и она ничуть не удивилась, увидев, что он совершенно раздет. Он притянул ее к себе, обнял руками и ногами и прижал к сильному мускулистому телу, ожидая, когда их желание станет невыносимым.

У Чейенн никогда не было другого любовника. И как она ревновала Каттера! Но он никогда этого не узнает!

— Итак, ты предлагаешь мне себя, как жертвенного барашка? Не иначе как считаешь меня негодяем, способным требовать сексуального общения в награду за услугу.

Чейенн, опустив глаза, осененные длинными ресницами, ничего не сказала в ответ.

— Иначе ты бы не пришла ко мне? — настаивал он.

Она закусила губу и продолжала молчать.

Он, улыбаясь, провел рукой по шее Чейенн, внимательно наблюдая за тем, как она вздрогнула всем телом.

— Тебе же ведь это не нравится, да? — Он провел руками между ее грудями, снова улыбнувшись тому, что и это движение вызвало у нее дрожь. — Ты, выходит, не тосковала по моей ласке? Не желала ее, как желал я?

— Чего только ты не скажешь!

— Я знаю, что говорю.

Желая заставить Каттера замолчать, она накрыла его рот поцелуями, но это лишь подстегнуло его.