Фэй Уэлдон - Худшие опасения Страница 17

Александра вновь переключилась на фотографии. Кажется, Неда с пирамидками сфотографировала она сама. Это было в мае. Три месяца назад. Она сдала пленку в мини-лабораторию в местной аптеке. Здесь почти все так делают. Договорившись с кем-то из работников аптеки, Дженни могла тайно завладеть любым количеством фотографий Неда. Достаточно предупредить, чтобы с пленок печатали дополнительные экземпляры и откладывали их в отдельную стопку. Александра обратила внимание на один снимок, наполовину сожженный. Изначально Нед и Александра были запечатлены на нем вдвоем в Киммериджской бухте, на фоне сланцевых утесов с живописно торчащими окаменелостями. Александру Дженни сожгла, Неда оставила. Фотографировала Эбби. В бухту ездили на машине, вместе с Артуром и Эбби. Три года назад. А не столкнулись ли они там случайно с Дженни Линден и ее мужем? Быть может, Линдены угостили их кофе из своего термоса? Что-то такое вспоминается. Мужа Дженни Линден зовут Дейв. А Саша тоже на этом снимке был? Почти наверняка. Нед пристально смотрит с оскверненной фотографии. Обугленный край приходится на его рукав.

Все, что здесь есть, подумала Александра, свидетельствует только об одном: эта женщина свихнулась от любви к моему мужу. Уродливая, психически больная, несчастная. В сущности, она заслуживает только жалости.

Александра поднялась в крохотную спальню Дженни Линден. Незаправленная кровать, скомканное белое покрывало; всюду разбросаны подушечки, на полу — черные кружевные трусики с алой каемкой. Черное и алое — что ж, в свое время Александра тоже носила такое белье. Вульгарное, зато нескучное. С Дженни Линден как-то не вяжется. Но, может статься, она живет надеждами. Женщинам это свойственно. На деревянной каминной полке — окаменевший аммонит. В этих местах они практически под ногами валяются. Строители тематического парка «Тюремный замок» роют на территории котлован. Чего только не извлекает ковш экскаватора из потревоженных недр — римскую керамику, топоры каменного века, трилобитов. Судя по всему, когда-то здесь простиралось море. Судя по всему, Дженни Линден держала ухо востро: ведь коллекционирование окаменелостей Нед одобрял — в отличие от большинства хобби и увлечений.

В воздухе все еще чувствуется дрожь — можно подумать, вопли прекратились буквально секунду назад. На стене — портрет Неда. Написанный маслом. Минуточку… да это же коллаж! Вместо мазков — клочки ткани. Коронная техника Дженни. На туалетном столике — очередной макет. При ближайшем рассмотрении это оказался макет спальни Неда и Александры. Хорошенькое дело! Дубовый стол склеен из спичек; кровать — из яблочных черенков и скрученных кусочков золотой фольги. Зеркало, позаимствованное из кукольного домика, висит на том самом месте, где и в реальности. Там же, где зеркало Александры. Откуда Дженни знать, как выглядит эта спальня? Бывала в гостях в «Коттедже»? Возможно, даже в отсутствие Александры — на какую-нибудь вечеринку приходила? Значит, Нед иногда устраивал светские рауты? Порой гости оставляют пальто в спальне. Невинное объяснение. Или же все было совсем иначе: стоило Неду и Александре уехать, как Дженни Линден пробиралась в дом и бродила по комнатам, дышала одним воздухом со своим любимым? Поклонница, преданная поклонница, почитательница, жрица, фанатка, неумная, некрасивая, немолодая толстуха. Давно просроченные женские прелести. Маньячка, изготовляющая макет чужого счастья, чтобы им завладеть. Так колдуют над куколкой, изображающей соперницу.

Александра зашла в ванную и обнаружила в стакане зубную щетку Неда. То есть желтую, с синей полоской поперек щетинок. Если полоска стерлась, знай — щетка свое отслужила. На этой полоска едва видна. Может быть, утром в воскресенье Эбби швырнула щетку в мусорное ведро? А Дженни ее украла? Может быть, Дженни упивается своей близостью к любимому — с наслаждением ощущает во рту щетку, которая побывала во рту у Неда? Какая гадость.

Александра забрала щетку с собой. Сняла со стены все фотографии Неда. Забрала ежедневник и записную книжку. Выпустила рыжую кошку, и та невозмутимо потрусила по тротуару. А Александра поехала домой, в нестерпимо пустой «Коттедж». Не так-то долго осталось терпеть безлюдье. К вечеру приедет Хэмиш.

На автоответчике было восемь сообщений. От корреспондента «Мэйл он санди», из «Таймс» — просили краткую биографию Неда для некролога, от доктора Мебиуса — «прошу вас, перезвоните», от неизвестной женщины — бессвязный лепет сквозь слезы, голос слишком невнятный, не поддающийся опознанию; из цветочного магазина — уточняли, как проехать к «Коттеджу», и еще одно: к телефону подошел Нед, сказал: «Леа? Секундочку, я только этот чертов автоответчик выключу». Так он сказал — если только Александра правильно расслышала. Она вновь прокрутила сообщение. Оно давнишнее. Сохранилось на кассете под слоями более поздних звонков. Попыталась найти его вновь — и случайно стерла. «Леа»? Неужели он действительно сказал «Леа»? Уж наверно, это было какое-то скомканное «алло»? Так и рехнуться недолго, на пару с Дженни Линден.

Александра чувствовала, что ее грубо отстранили. Отрезали ножницами и сожгли. Лицо Неда на фотоснимках — чужая собственность. И его голос говорит с чужими — не с ней. Даже его тело, его череп заграбастали чужие руки. Может быть, в этот момент ему как раз пилят голову? Интересно, мозг действительно выплескивается наружу, как в триллерах? Алмаз, громко сопя, крутился под ногами. Александра развела в камине огонь. Сожгла фотографии — ведь Дженни изгадила их своим взглядом. Сожгла зубную щетку, почти наверняка отравленную мерзкой слюной Дженни. Положила щетку на растопку, чиркнула спичкой, смотрела немигающими глазами, как щетка, рассыпая вокруг себя брызги расплавленной пластмассы, превращается в факел. Смотрела, как Нед исчезает в лиловых, зеленых и черных всполохах. Но ощущение, что его больше нет, не приходило. Она чувствовала спиной его улыбку. Как у Чеширского Кота. Тела давно уже нет, а улыбка остается.

Если бы Дженни не была так похожа на слизняка… Будь Дженни Линден красивее, умнее, моложе, Александра теперь не ощущала бы себя выброшенной на помойку. Дженни — как уцененное и переуцененное платье — несказанно уныла. Скорбь должна быть возвышенной, чистой.

Сверху донеслись какие-то звуки. На сей раз это и впрямь был Алмаз — опять на кровать забрался. Александра поднялась в спальню. Шуганула пса. Кажется, на макете, что стоит у Дженни в спальне, была и собака — сердито ощетинившийся комок. Да, вроде бы — но ни собственной памяти, ни собственным органам чувств Александра больше не доверяла. Все — иллюзия. Все — виртуальность. В любом случае Алмазу на кровати не место. Может быть, сообщить в полицию об идефикс Дженни? — подумала Александра. Все знают, что такие люди небезобидны. Но теперь она сама, Александра, обворовала дом Дженни. Бог с ними, с фотографиями, с зубной щеткой — они принадлежали Александре по праву. Ежедневник и записная книжка — другое дело. Зачем она, собственно, их взяла? Александру втягивают в ситуацию, которую благоразумнее было бы игнорировать. Вновь почувствовав крайнее изнеможение, она прилегла на кровать в спальне и заснула. Разбудил ее телефон.