Заряна - 217-я жизнь. Блог бывшего экстрасенса Страница 17

В несколько минут спокойное селенье превратилось в картину Иеронима Босха. [5]

Как ей это только удалось – так относиться к своему убийце? Мне не понять, у меня совсем другой характер и совсем другие установки в голове. Возможно, дело в том, что вся ее предыдущая жизнь в замужестве была таким же адом, просто продолжалось намного дольше. Мне бы сделать вывод из этой жизни: «Осторожнее с мечтами, не то они могут сбыться!» Но и это я умудрилась проглядеть. Я была слишком сконцентрирована на том, чтобы найти Антону оправдание… Та душа, которая заселяла его прошлое тело, была слишком черна, он не смог вспомнить ни одного набега, ни одной своей жертвы. Хотя, скорее всего он не очень и пытался, все больше старался развеселить меня или отвлечь.

Компьютерщик по образованию и призванию, он положил начало нашей общей любимой теории компьютерного устройства Вселенной. Чем глубже нас затягивает эзотерика, тем больше мироустройство казалось нам похожим на компьютерную игру.

Один уровень, одна жизнь. Прошел его – шагай на следующий. Не прошел, не понял, предпочел умереть – получай новую жизнь, новую попытку. И так до бесконечности, пока…

– Не решишь? А может, я просто не хочу с тобой расставаться?

– И для этого ты меня регулярно убиваешь? С особой любовью?

– Тоже тема!

– Мечта садиста-эзотерика! Он гонялся за ней по всем странам и континентам, чтобы любить и убить ее.

– Скоро! Во всех кинотеатрах планеты!

18.

Я всегда старалась скрыть от окружающих свои способности, потому что почти всегда те, кто узнает, что я видящий, начинают донимать вопросами о себе.

В 99 и 9 % случаев следует вопрос «а что у меня с …» (селезенкой, мужем, карьерой). Следующим номером программы, опять же в 99, 9 % случаев, идет вопрос про будущее – а ты его видишь? И почти никто не задает вопрос «а каково это – видеть других людей, чувствовать их как себя».

Для меня прикоснуться к человеку, обнять его, поцеловать (как это принято во многих эзотерических сообществах или творческих коллективах) – это получить огромный объем информации о нем. Что любит, о чем мечтает, что его раздражает сейчас, что у него болит (когда человек рядом терпит боль, это причиняет многим чувствительным людям физическое неудобство, как зуд, иногда даже непосредственно боль). От чего он сейчас несчастен – а взрослые почти всегда несчастны чем-нибудь. Мы большие специалисты придумывать себе беды на пустом месте, и я не исключение, разумеется.

Никогда не угадаешь заранее, от чего этот конкретный человек может быть несчастен. Что он себе придумает. Я знала одну пару, чье несчастье жизни составлял кетчуп. Не верится, но тем не менее этот безобидный соус довел их почти до развода.

Муж в этой паре – весьма успешный бизнесмен из простой советской семьи. И вкусы у него соответствующие. Пельмени с импортным кетчупом – это ж была мечта, красивая жизнь. И хороший кетчуп для него – символ того, что дома все хорошо, все сыты и довольны.

Она сидит дома, не работает и готова окружить мужа заботой и домашним теплом. Она училась готовить на курсах шеф-поваров каких-то там мишленовских ресторанов. Ей доставляют специи из какой-то особенной провинции Италии. Любимую рыбу мужа привозят утренним самолетом прямо из Сочи. Молоко утреннего надоя привозят в 6 утра в центр Москвы. Процесс приготовления ужина начинается в полдень. Зато к приходу мужа (и дай Бог, чтобы у него рабочие планы не изменились, а то драме не будет конца) его ждет какая-то невероятная рыба под винным соусом, где использовалось белое вино какого-то определенного года. А к столу подается другое белое вино, совсем уж правильного года.

Приходит домой муж, скидывает ботинки посреди прихожей, снимает пиджак и бросает его вместе с галстуком прямо на стерильный кухонный стол. В гостиной он не замечает свечи, не ждет, пока жена положит основное блюдо и себе, придвигает тарелку и говорит скороговоркой, пережевывая пищу: «Устал-как-собака-очень-вкусно-дорогая-спасибо-ну-раз-ты-стоишь-заодно-принеси-кетчуп».

Тут и начинается скандал на тему «ты не ценишь моей заботы, я для тебя все делаю…» и «дай мне поесть, истеричка». Далее по стандартной схеме, которую знают все семейные люди: «это ты во всем виновата…», «а помнишь, тогда …», «я на тебя лучшие годы…» и «вот если бы не ты …».

Чем тоньше чувствует экстрасенс других людей, тем больше таких историй он набирает просто от одного прикосновения.

Возникает законный вопрос – а на фига мне чужие болячки, у меня своих хватает. Многие, изначально наделенные такими способностями, просто их у себя закрывают, говоря «я больше не хочу это слышать, это слишком больно». Особенно часто так бывает у детей, которые просто больше не могут сострадать проблемам взрослых – при смерти члена семьи, при разводе, при жестокости и несправедливости, на которую так богата наша повседневная жизнь. Для многих чужая боль звучит как мучительная музыка, которую мама /папа/ сестра всегда носит с собой. Тебе мама что-то говорит, а ты вместо ее слов слышишь один и тот же навязчивый пугающий мотив. Кто-то чувствует человека как аромат – вместе с какими-то гнилостными, тухлыми нотами. Или запахом гари, или гноя. Это тоже бывает чрезвычайно мучительно, особенно если этого человека ребенок любит всем сердцем. Многие дети говорят, что видят человека, за которым идет его душа – и плачет. Причем душу описывают как несколько измененную копию самого человека.

Почти всегда для чувствительных людей, а тем более для детей и подростков, это слишком тяжело – и многие дети принимают решение больше не чувствовать. Потому так немного взрослых людей «со способностями». Мы закрываем себе природный талант, неотъемлемое свойство каждого человека видеть и чувствовать энергию, читать состояние окружающих, видеть их ауру и одним прикосновением или совместной молитвой лечить себя и других.

Плотно перекрыв себе это в детстве, мы потом удивляемся чужим способностям и просим, а чаще всего требуем у них совета.

Но это выглядит чрезвычайно глупо для видящего, потому что все люди «видят» и «чувствуют». От природы. Многие просто не дают себе труда это осознавать. Тогда чему тут можно научить? Просто вспомнить, как это делалось.