Галия Мавлютова - Спаси и сохрани любовь Страница 17

– А я уже организовал показ одного украшения на нашей выставке. – Павел лукаво прищурил один глаз, а второй так и остался круглым и удивленным.

– Какого украшения? – рассеянно спросила Инесса, мучаясь от сложного состояния – говорить Бобылеву про Гришанкова?

– Я пригласил на выставку самое дорогое в мире платье. – Брюзгин прикрыл прищуренный глаз, видимо, от умиления. И сразу окривел окончательно.

– Это самое? – насторожилась Веткина.

– Это самое, – самодовольно ощерился Брюзгин, скривив одну щеку в улыбку.

Так и сидел – кривой на один глаз, ухмыляющийся той же стороной. Одна часть лица оставалась нормальной, вторая искривленной, будто Брюзгин нечаянно превратился в инвалида.

– Не может быть! – Инесса тут же забыла про скорбную улыбку.

Она даже привстала со стула, заколотив ладонями по столу, исторгая бурную радость.

– Платье стоит миллион долларов. Изготовлено для Лолиты Саманты специально на премьеру фильма «Человек-тарантул». – И у Павла от умиления перекосило вторую сторону лица.

За столом сидел самодовольный и тщеславный человечек, но Инессе хотелось расцеловать его, такого тщедушного и трудолюбивого. Но Веткина быстро остудила радость, насторожилась, изогнулась, как перед прыжком.

– А украшение? – осторожно поинтересовалась она. – Оно тоже приедет на выставку?

– И «тарантул» приедет. Вместе с платьем. – Павел почти сполз со стула от восторга.

– Можно я вас поцелую? – медоточивым тоном пропела Веткина, забыв про крошки перхоти и потные ладони.

– Целуйте сколько хотите, Инесса, – милостиво разрешил Павел и вдруг обрушился на пол от переполнявших его чувств. Потерял равновесие от избытка эмоций. Брюзгин повозился внизу и вытащился на поверхность вместе со своим тщедушным телом, Инесса наклонилась к нему – и нечаянно образовавшаяся пара звонко почмокала друг друга. Так Инесса невзначай обрела себе отличного партнера. Успех выставки был обеспечен. Павел Брюзгин – самый выдающийся пиарщик на планете. Восторгам Веткиной не было предела.

– Павел, завтра же мы подписываем договор, а вас оформим на ставку, – Веткина ощущала себя Хозяйкой Медной горы. Она спокойно и небрежно раздавала драгоценности направо и налево. У нее имелись на то полномочия. Брюзгин несказанно обрадовался. Паша тряхнул немытой головой, дескать, подпишем, оформляйте. Лишние деньги никогда не помешают. Платье Лолиты Саманты дорогого стоит. Они вышли из переговорной, слегка пошатываясь от счастья. Оба сияли, как медные чайники. Инесса исподволь поглядывала на своего партнера. Восторг заметно украсил Павла – ему хочется достать корону английской королевы и предъявить публике, дескать, это я, Паша Брюзгин, достал корону с благословенной головы. Брюзгину безразлична перхоть на собственной. Корона или перхоть – что важнее? Разумеется, корона. Они еще разок обнялись на прощание, и Брюзгин ушел, погруженный в свои таинственные замыслы. Инессе хотелось догнать и еще раз поцеловать его, девушку до краев переполняла бурная радость, но она полетела в приемную. Там был остров счастья. И на нем Инессу ждали. Но секретарша окатила Инессу неприступным взглядом. Словно в прорубь окунула. Веткину передернуло от холода.

– Сергей Викторович занят. У него Слащев. А вы – по какому вопросу?

– Я подожду, – смиренно ответила Инесса.

Веткина не заметила ее выпад, она уселась на один из стульев, сложив ручки на коленках, совсем как юная пионерка. Дверь открылась, из царственного кабинета вышел Слащев, самодовольно улыбаясь, его провожал Бобылев. Сергей Викторович обратил внимание на смирение притихшей от волнения школьницы. Он дружелюбно кивнул, дескать, заходи, Инесса, не тушуйся, чего тут сидеть, даром время тратить. Слащев даже побледнел от злости. Бобылев кивнул Алексею на прощание и прошел в дверь первым, за ним скользнула Инесса.

– Сергей Викторович, – Инесса в замешательстве остановилась посреди кабинета.

Бобылев засмеялся. Он стоял в отдалении, но Веткина заметила, что он хочет подойти, чтобы прикоснуться к ее руке, лицу или еще чему-нибудь, к какой-нибудь части тела, надо же было убедиться в наличии и присутствии Инессы, но он не посмел, удержался, погасил порыв.

– Что у тебя с проектом? – спросил Бобылев и прошел за стол, но не сел, остался стоять, будто они находились вместе, но не рядом.

Между ними была граница.

– На выставку приедет платье Лолиты Саманты вместе со своим «тарантулом», – выпалила Инесса, ей хотелось удивить его, разделить с ним свою радость.

– Отлично, Инесса, – сказал Бобылев и оседлал стул. – Ты делаешь успехи. Если так дальше будешь работать – соорудишь выдающуюся выставку. Молодец!

А Инесса едва не расплакалась: Бобылев никогда не опустится ниже заданной шкалы, он не задаст ей каверзный вопрос, и ему совсем неинтересно, кто пошутил над вентиляцией и сотрудниками. Он ведет себя естественно и непринужденно, будто ничего не случилось и между ними ничего не происходит. Бобылев молчал. Инесса повернулась и вышла, осторожно прикрыв дверь. Слащев сидел на столе в приемной, секретарша благосклонно слушала его байки, опустив очки на кончик носа. Видимо, Алексей держал при себе внутренний секундомер, ему было интересно, сколько минут Инесса проведет в кабинете Бобылева. Секретарша тоже держала секундомер, но не внутренний, наружный. Она искоса, но нарочито поглядела на часы: наручные и настенные одновременно. Двумя глазами в разные. Время сошлось. Минута в минуту. Инесса уже летела по коридору, незримо отсалютовав всем служебным карьеристам и интриганам.

События складывались как в сказке, но реальная жизнь была сложнее. Инесса понимала, что она влюбилась в недосягаемого мужчину, между влюбленными пролегла непреодолимая пропасть. И вдруг Бобылев протянул ей утлый и шаткий трап, по которому можно было добраться даже до неба. Сергей был где-то высоко, а она внизу, на земле. Инессе хотелось дотянуться до его высот, чтобы вместе с ним парить в небесах. Но она знала, что это невозможно. Разве можно дотянуться до бога? Теперь все изменилось. У Инессы появилась надежда. И Веткина засомневалась, а столь ли ее любовь бескорыстна, безупречна и наивна? Люди могут думать одинаково. Могут родиться однотипными. И если их сводит воедино судьба, тогда возникает любовь. Пожалуй, слишком просто, какой-то упрощенный вариант отношений. Сергей устроен по-другому и думает иначе, но Инесса знала, о чем он думает, что его тревожит. Ему достаточно того, что его любят. Если ему рассказать о сомнениях, он будет долго соображать – о чем это, зачем, а потом начнет менять файл. Инесса отбросила сомнения. Нельзя растрачивать душу на бесплодные мысли. Все ясно, как солнечный день. Есть любовь. Есть возлюбленный. Он – самый безупречный и совершенный мужчина на свете. Любовь пуглива. Она сразу исчезнет, если кто-то начнет менять файлы. «Надо работать. Идти вперед. Двигаться. Расти. Добиваться успеха. А по дороге все прояснится. Постепенно, день за днем, шаг за шагом, но я буду приближаться к цели. Я займу свое место в Его жизни. В Его голове. Я стану самым жизненно важным файлом, без которого жизнь Сергея потеряет всякий смысл. И я сделаю это потому, что уже не могу без него. И я больше не могу жить одна. Я хочу быть рядом с ним – всегда и везде. Быть под рукой, как зубная щетка, как носовой платок. Хочу превратиться в необходимый для него предмет – лишь бы он взял меня с собой на свой необитаемый остров и никогда не выселял меня оттуда. Я – верная Пятница. А Сергей – одинокий Робинзон. И пусть он останется Робинзоном – одиноким и неприкаянным. Я хочу быть рядом с ним. И я добьюсь этого», – думала Инесса на бегу. Ее мысли то и дело возвращались к Бобылеву. Она понимала, что уже ничего не понимает. Он стал для нее идолом, превратился в объект слепого преклонения. Любовь стала наваждением.