Ольга Ланская - Инженю, или В тихом омуте Страница 17

— Да, да, конечно! — Она изобразила живейший интерес. — Значит если они мне позвонят — я тут же вам. Вы ведь меня защитите, правда? Вы же смелый, Андрей, — не стесняйтесь, пожалуйста, зачем этого стесняться? Вы мужчина, вы смелый — и мне так приятно, что вы меня защищаете. Они такие злые, с оружием, на меня кричат, требуют ответа, может быть, даже угрожают. И тут вы — и… И они убегают, вы в них стреляете, а на мне может быть даже разорвана одежда. И я вам шепчу: «О, мой спаситель…»

Больше можно было ничего не говорить — с ним что-то случилось такое, словно он был будильник на батарейках и вдруг батарейки сели. Он застыл, глядя на нее тупо, а потом кивал с каменным лицом — и когда она уходила, кажется, продолжал кивать, как этакий китайский болванчик.

Он был не в ее вкусе, но все равно было бы приятно подумать, что он кивает вот так, на самом деле представляя себе описанную ей сцену спасения — в которой была опущена лишь концовка, акт любви между спасителем и спасенной. Однако она не стала вводить себя в заблуждение — ей показалось, что он думал совсем о другом. О своей работе — и о встрече со своим начальником.

Наверное, ему все-таки не хватало воображения. Он был слишком приземленным и никак не мог от этой земли оторваться. Пока. Но она знала, что они встречаются не в последний раз, а значит, у него есть шанс развить свои способности. И ему лучше его не упускать. Потому что обретенное воображение как минимум оживит его наверняка пресную супружескую жизнь — и она будет совсем не против, если в нечастые ночи секса с женой он будет представлять в темноте, что обнимает ее, Марину.

Если ему так будет приятнее жить — то она не против…

4

— Слушай, я телевизор включу — пять минут, а? Чемпионат мира же, и так не поехал, шеф не отпустил, так хоть увидеть, что там. О'кей?

Она кивнула — ну разве она могла не согласиться с тем, что хочет мужчина? Она всегда соглашалась — это входило в ее образ. И ее не смутил тот факт, что она прекрасно знала, что ее согласие не требуется, — он и говорил-то, повернувшись к ней спиной, и, не дождавшись ее ответа, плюхнулся в кресло и нажал на пульт.

— Марин, ты открой там себе шампанское, о'кей? А мне водку принеси — все там, в пакете, в коридоре. Посуда на кухне, найдешь. Заодно в холодильнике пошуруй — в плане легкой закуски…

Шампанское было абсолютно теплым, и она засунула его в морозилку, туда же отправив и водку. И коробку с конфетами, которую он тоже купил для нее, — она не просила, но в его понимании это, видимо, был джентльменский набор, шампанское и конфеты. Она не любила ни то, ни другое — когда-то шампанское казалось ей очень порочным, греховным напитком, но она тогда не очень разбиралась в спиртном. И с огромным удовольствием пила сладкую спиртсодержащую газировку с громким названием «Ив Роше».

А потом начала кое-что понимать — ей достаточно было что-то увидеть или услышать один раз, она быстро училась. Не химии и не физике, конечно, — но вот таким вещам. И стала предпочитать сухое вино. Но когда полчаса назад, притормозив по пути из ресторана у супермаркета, он спросил, что ей купить, она пожала плечами — даже в таких мелочах она не любила просить. И он купил то, что счел нужным. И она собиралась это выпить — хотя ему было бы безразлично, если бы она отказалась.

В холодильнике царили бардак и запустение — почти как в ее собственном. Она уже бывала здесь — тоже когда его мама уезжала в отпуск — и наблюдала эту картину. Какие-то открытые и испортившиеся банки, закаменевший хлеб, вздувшиеся пакеты с кефиром, якобы таким полезным для его изношенного журналистской запаркой желудка.

Но на сей раз хоть отыскалась банка красной икры — которую вопреки обыкновению пришлось открывать самой. Его сейчас трогать было бесполезно — а ее навыков ведения хозяйства для открывания банки как раз хватило, хотя и то чуть не порезалась.

Она аккуратно вывалила икру на блюдце, извлекла из застекленной полки рюмку и бокал, на удивление чистые — то ли мама уехала совсем недавно, то ли уже какая-то девица наводила тут порядок, — и отнесла все это в комнату, ставя на журнальный столик. Он даже не обернулся — он был весь в футболе. Но ее это нисколько не задевало — он всегда был такой, даже в тот первый раз, когда она у него была. Кончил, причем в нее, даже не спросив, можно ли, — и она поспешно убежала в душ, а когда вышла, он сидел и смотрел футбол или хоккей, в общем, спорт какой-то, в котором голы забивают. И кажется, не заметил, что она вернулась, — хотя у них это было в первый раз.

Она его знала уже почти полтора года. Можно сказать, что Вика их свела — когда загорелась идеей устроить ее на хорошую работу. Она как раз после того лета, в которое познакомилась с Викой, перевелась на вечерний, но, естественно, никуда не устраивалась и в институт толком не ходила. А Вике хотелось помочь, ей хотелось быть к Марине как можно ближе, проявить в деле свои чувства, показать свою полезность — вот через какое-то время она и предложила идею с газетой.

Марина ей сама ее подала — признавшись, что если бы и хотела кем-то быть, так это актрисой, ну а в крайнем случае телеведущей или журналисткой, но такой, которая на виду. Чтобы писать о чем-нибудь типа моды или кино, чтобы светское общество посещать, вечера всякие и презентации и просмотры. Вот Вика и начала искать — и через пресс-службу банка, в котором работала, нашла телефон некоего Саши Бреннера, заведующего отделом одной из крупнейших московских газет.

Она, правда, тогда заметила Вике, что писать не умеет, не пробовала никогда и у нее скорее всего не получится — но Вика ее убедила в обратном. Это то ли такой воспитательный был момент — убеждать прекрасно знающую себя Марину в том, что у нее высочайшие способности, — то ли она сознательно вводила себя в заблуждение.

Если бы Вика предвидела, что из этого выйдет, она бы этот самый телефон разорвала и сожгла клочки, а пепел съела бы — она жутко была ревнивая. Но видимо, не предполагала, что за тип этот Бреннер, — да к тому же она совершенно не знала мужчин. И настояла, чтобы Марина позвонила, и пришлось позвонить — просто потому, что неудобно было перед так старавшейся Викой.

Причем ведь дозвонилась еще только на третий, что ли, день — . то занято, то никого нет, прямо горит человек на работе. А когда он наконец снял трубку, то долго не мог понять, от кого ему звонят. И голос у него был странный — наглый, но в то же время тихий, словно у них в газете все давали обет не нарушать тишину. Она уже позже поняла, что он в тот момент выпивал у себя в кабинете, запершись и делая вид, что в комнате никого нет, — а может, затащил очередную девицу и пользовал прямо на рабочем столе.