Красная нить судьбы (СИ) - "Dmitrievskaya" Страница 17

— Кир, — Платон взял футболку и отложил в сторону.

— Я высказала такие ужасные слова Даниле, а теперь он зовёт к себе домой встречать Новый год. Платон, он тебя зовёт, понимаешь?

— Кира, люди совсем не такие, какими ты их себе представляешь в голове. Он зовёт нас обоих, — какая же она оказывается глупышка ещё. — У тебя ни разу не было подруг, но это не значит, что дружбы не существует и не значит, что вокруг только сплетники и завистники, — и Платон и Кира хапнули горькой полыни «мнимой» дружбы, обоим повезло разочароваться в псевдодрузьях.

— Хорошо… — кивнула Кира, если честно ей хотелось поехать, но привычные рамки ощутимо сдавливали, заставляя отступить, такое всегда происходит, когда человек выходит из зоны комфорта.

— Едем?

— Едем… — Кира поджала губы в улыбке.

— Собирай необходимые вещи, мы через час выезжаем. Данила нас будет ждать на вокзале.

Кира не верила происходящему, за время пути обдумывая то, что произошло до сдачи зачёта, после зачёта и вот сейчас. Так быстро, так гладко, будто давно кем-то продуманный сюжет, где всё складно и нет противостояний, палок в колёса.

Платон смеётся с Данилой, всё шутят, посмеиваясь над противоречиями в законах, над нелепостью некоторых преподш, не скрывающих симпатии к студентам.

Кира веселилась, но чаще её взгляд следил за заснеженной дорогой с горизонтом пушистых елей и высоких сосен, укрытые шапками мягкого снега. И так взволнованно билось её сердце и так сладко грело в груди, отчего наслаждалась неизвестным чувством и побаивалась его.

22. Мельниково

До Мельниково автобусы не ходили, в основном такси.

Кира вышла из такси, которое остановились около двухэтажного домика, полностью сделанного из дерева: резные ставни, резные ворота с изображением Жар-птицы. Данила только этим летом перед отъездом в Петербург покрыл лаком сие произведение.

Настоящий теремок, сказочный и милейший.

Лай пса послышался со двора, Данила улыбнулся и по-хозяйски расправил плечи оказавшись на родной территории, пусть он приезжал две недели назад, но всё равно, будто целую вечность отсутствовал.

Белоснежно-серый пушистый волк мчался с высунутым языком прямиком на Данилу, который сразу присел на одно колено и раскинул объятия, встречая как подобает мехового брата. Пёс врезался в парня, начав его облизывать и хрипловато поскуливая от счастья, активно вилял крючковатым хвостом.

— Да ладно тебе, всего две недели не виделись! — Данила потрепал по холке пса, тот ещё пуще забалоболил на своём собачьем в ответ, не переставая облизывать. — Ну всё, Борян, встречай гостей, — Данила выпрямился, как же ему становилось хорошо и вольготно дома.

— Это хаски? — Платон очарованный псом и ничегошеньки не знавший о нём, протянул руку дружелюбному созданию.

— Маламут.

Карий и голубой глаза пса просканировали Платона, принюхиваясь к вытянутой руке.

— Ты с ним аккуратнее, — но поздно Данила предупредил, потому что Буран уже сбил с ног Платона, передавая безграничные запасы любви новому другу.

Кира рассмеялась, оголив белоснежные зубки, ямочки на щёчках проявились синхронно. Данила никогда раньше не замечал их, да и не видел, чтобы Кира заливисто смеялась. Кира заметив взгляд Данилы, поджала губы, но глаза её улыбались, когда Платон попал в плен чрезмерной ласки и слюней.

— Данька! — какая-то девушка обратила на себя взоры приезжих. — Здравствуй!

Данила весь засветился, его вообще будто подменили, стоило ему только выйти из такси. Он и до этого отличался богатырской уверенностью, а в родных краях вовсе возмужал.

Данила подхватил и поднял в воздухе фигурку мимо проходящей по улице девушки, обнявшая его с такой же пылкостью, как и он её.

— Что-то ты совсем пушинка стала, Анютка! — ровно два года они не виделись.

— Это ты поздоровел! Вон какой, Муромец, — Анюта потрогала его руки, тоже светясь как рождественская звезда.

— Как я рад тебя видеть, — Данила сжал ручки Анюты, любуясь её светлым личиком с круглыми щёчками, поцелованные морозом в виде алого румянца. И вся она как ангел, настоящая русская красавица без единого намёка на косметику. — А это что за королевишна красивучая, девушка что ли твоя? — Данила и забыл про Киру с Платоном, увлечённый от встречи с Аней, с его первой любовью.

— Нет, это подруга — Кира, а это брат её — Платон, друг мой очень хороший, — Данила представил друзей, особенно похваливаясь дружбой с Платоном, приобняв того за плечо.

— Анюта, очень приятно.

Две девушки посмотрели друг на друга, Кира была бесподобна, ни дать ни взять — королева. Анюта же, ни дать ни взять — женщина, ради которой мужчины совершают подвиги, только чтобы нежная ручка благоволила им и они посмели прикоснуться в поцелуе к желаемому. Холодная неприступность и сама жизнь, которая есть источник всего сущего.

— Ты приходи в гости, поболтаем немного, познакомлю тебя со своими.

— Хорошо, приду!

— Ладно, побежала я, побежала, — Данила ещё раз приобнял Анюту и отпустил. Счастливо улыбался он, смотря вслед Анюте.

— Ну чего стоим? Пошлите в дом! — Данила подхватил свою сумку и сумку Киры, морозец подгонял.

Пёс вился теперь около Платона, не отставая от него, а тому и в радость внимание волчонка.

Крыльцо перед домом с узкой тропкой, затем сенная тёплая комната, увешанная разными травами, грибочками, даже ягодами; сложенные запасные подушки на полках по правую сторону, недавно выбитые для гостей. Зеленовато-белый коврик, развернутый до другой двери, ведущая в дом. Вокруг капитальная чистота, бревенчатые стены, словно вот-вот возвели. Аромат трав с ароматом дерева окунал во что-то нереальное, да, все былины казались явью. Портал в иной мир, цивилизацию.

— Бабуль! — Данила открыл дверь, пропуская Киру вперёд, а за ней Платона.

Свободный коридор, открывающий вид на просторный зал и две комнаты, был пропитан солнцем и украшен ажурными занавесками. Сладкий аромат яблочного пирога вскружил голову горожанам, заставив невольно желудки заурчать.

— Проходи, сынок! — бабуля как всегда на кухне, как же ей без готовки.

— Даня! — белокурая девчушка с длиннющими волосами, заплетённые в две косички, выпорхнула с лестницы по левую сторону и обхватила шею брата, как можно крепче сжимая.

— О, какая силачка! — Данила поднял её не чувствуя веса.

Сказать, что Данила и Василиса были родными, ничего не сказать. Девчушка была вылитая Рапунцель: волосы чистейший блонд, глаза огромные зелёные-зелёные, курносый носик, веснушки на щеках и на переносице, ну может губы у них были один в один — пухленькие с детской очаровательной улыбкой.

— Знакомься, это Платон и Кира, — Данила души не чаял в сестрёнке, по его взгляду было сразу заметно, ни на кого он ещё с такой любовью не смотрел, как на Василису. Подобным взглядом смотрят на детей родители, готовые отдать всё на свете.

— Василиса! — девочка протянула руку сначала Кире, а потом Платону. — Можете называть Васёной, но только не Васькой, назовёте так — прибью! — сразу же предупредила девочка, ни разу не заигрывая.

— Даже не думал о таком, — оправдался Платон, с первой секунды обольщённый девчушкой.

— Это хорошо, проходите, бабуля для вас столько всего наготовила! — Вася ловко оказалась на полу и подхватила руку Киры и руку Платона, потягивая их вперёд.

Кухня в прованском стиле, возможно, оно было обустроено не списывая с прованса, но молочные тона дерева с нежно-голубоватым оттенком кухонного гарнитура по всему периметру, цветочные занавески, подкреплённые плетённой джутовой косичкой, открывая вид на заснеженный сад — заявляли об утончённом вкусе деревенской идиллии. Кремовый половичок на деревянном полу, впитывающий лучи вечернего солнца дополнял уютность, как и полосатая кошечка, лакающая из миски и прервавшаяся от трапезы из-за появившихся гостей. Семейный стол под тон кухни из светлого дерева с белоснежной накрахмаленной скатертью, обставленный четырьмя стульями с перекрещённой спинкой. В уголочке, под вышитой узорной занавесочкой, образ Николая Чудотворца, освещаемый горящей лампадкой. Кира подумала, что она попала в рай, в настоящий православный рай.