Ярослава и Грач - Алёна Дмитриевна Страница 17

class="p1">Но, наверное, нужно дать ему какой-то знак. И она делает то, что подсказывают ей инстинкты: подается ягодицами назад, и чувствует, как Григорий гладит ее по бедру и как его пальцы снова тянутся к клитору. А вот это уже совсем не то, что ей сейчас надо, и она резко сжимает бедра. Григорий поспешно убирает руку, но Яра разворачивается к нему лицом.

— Давай, — предлагает она, прекрасно зная, что он поймет, и просит, пока решимость не закончилась. — Без всяких прелюдий.

Грач смотрит на нее так серьезно, будто она ему не секс предлагает, а свою почку.

— Ты уверена? — спрашивает он.

— Да, — просто отвечает Яра и улыбается, приподнимается и трется носом о его нос — простое действие, которое раз за разом вселяет в нее покой и умиротворение.

— Ладно, — выдыхает он и целует ее.

И Яра думает, что они вот сейчас и начнут, но Грач снова отстраняется и тянется к тумбочке.

— Очень неловкий, но необходимый момент, — нервно смеется он.

Ах да, презервативы. В Яре снова просыпается первооткрыватель. Ей хочется взглянуть, как это будет, и уж тем более наконец увидеть то, с чем она так плотно провзаимодействовала прошлым вечером. И она садится в позу лотоса и смотрит. Что ж, вживую выглядит так же хорошо, как и ощущалось.

Ладно.

Ладно…

Она снова чувствует легкое беспокойство. Но это ведь нормально — волноваться перед таким важным событием. Сердце берет разгон, и дышится тяжелее, и…

— Захочешь остановиться, скажешь, — серьезно говорит ей Григорий. — В любой момент. Поняла?

Яра неуверенно кивает. Чего уж тут непонятного? Только прямо вот вообще в любой можно? Или все же есть какая-то черта? Наверное, нет смысла уточнять, разберется в процессе, не маленькая…

А Гриша тем временем вновь находит ее губы своими, и она вновь расслабляется. Пожалуй, если он не будет выпускать ее из объятий в процессе, то все пройдет хорошо. Григорий целует ее лицо, и шею, и грудь, и живот, и бедра, и это очень приятно и просто прекрасно, а потом его глаза снова оказываются напротив ее.

— Постарайся расслабиться, — не без волнения просит он, гладит ее по волосам. — Представь, что мы на тренировке, отрабатываем что-нибудь вдвоем.

Его забота безумно приятна. Только вот про тренировку он зря, потому что…

— Ты не поверишь, сколько раз на тренировке я представляла, что мы что-нибудь с тобой отрабатываем…

— Яра…

А что? Пусть тоже поволнуется… Но по тому, как он сглатывает и отводит глаза, Яра вдруг понимает: не она одна отвлекалась во время их спаррингов. Мать ее — женщина… Ей смеяться хочется. Нужно будет обязательно расспросить, только не сейчас…

Зато теперь она снова полностью спокойна. И к ней возвращается ее обычный бесшабашный настрой, желание поражать и брать нахрапом, которыми она прикрывает свою неуверенность, но которые сейчас, рядом с Григорием, оборачиваются чем-то настоящим. Ее сутью.

Как хорошо быть собой.

— Я готова, — говорит она, призывно разводя колени. — Давай уже. Просто представь, что мы на тренировке.

Григорий внимательно смотрит ей в глаза, и Яра приподнимается и целует его в нос, и кажется, это его убеждает.

— Все хорошо, — шепчет он в ответ на то, как она хватается за его плечи, когда он аккуратно толкается в нее первый раз. — Расслабься. Все хорошо…

На самом деле Яре почти не больно. Так, неприятно, можно потерпеть. Но его слова вовсе не лишние, и сейчас они действительно ей нужны, потому что то, что сопротивляется в ней, имеет не только физическую, но и психическую оболочку. И его слова — это то, что нужно, чтобы преодолеть и ее тоже. Зато потом Гриша входит в нее и останавливается, чтобы она привыкла, и ее поражает это новое неизведанное чувство — ощущение заполненности, целостности. Словно до этого она была лишь частью самой себя, и вот наконец нашла недостающий фрагмент. Она успокоено выдыхает и прижимается ближе, чтобы ощутить себя в полной безопасности, чтобы окончательно слиться с ним, почувствовать их как единое целое. А он, явно не страдая теми же романтическими бреднями, начинает двигаться.

Неприятно и приятно одновременно. И одновременно верится и не верится, что это происходит на самом деле. Ей хочется что-то сделать, и при этом не хочется мешать ему, и она целует его в плечо, и в шею, и в ключицу, и везде, до куда достает, и он сам находит ее губы, и поцелуй выходит глубоким и благодарным. Григорий движется размеренно, не быстро и не медленно, самое то, чтобы привыкнуть и прочувствовать, и Яре нравится этот неспешный темп, ее успокаивает отсутствие чрезмерной страсти, которую так любят описывать в книгах и показывать в кино. Ей не хочется страсти. Ей хочется его. Всего. Целиком. Чтобы он принадлежал ей. И вот сейчас это именно так. И ей важно насытиться каждым моментом, и чтобы ничего не отвлекало.

А потом Григорий немного ускоряется, и вот так уже куда лучше и интереснее. Яра откидывается на подушку и с удивлением обнаруживает, что в процессе очень сложно дышать, но воздух словно и не нужен, но потом все равно ловит немного, и выдыхает то, что ей сейчас кажется самым важным.

— Гриша… Я люблю тебя…

Не то чтобы она ни разу не произносила эту фразу за последний месяц. Произносила, конечно. Несколько раз точно. И шутливо, и серьезно. Но явно не так, как это вышло теперь.

Судя по всему, для него эти слова становятся спусковым крючком.

— И я тебя, — шепчет он в первый раз за месяц.

А дальше Яра ныряет в круговорот ощущений и эмоций и позволяет себе утонуть в нем. Погрузиться в Григория без остатка и отдать ему все, что у нее есть.

После Яре кажется, что внутри она больше, чем снаружи, и ей тесно в собственной коже, и лишнее находит выход, проливаясь слезами.

Глупо-то как. Она же не какая-то там экзальтированная девица, чтобы рыдать по поводу и без. Она пытается незаметно вытереть слезы о подушку, но Григорий аккуратно разворачивает ее лицом к себе.

— Все хорошо? — спрашивает он.

И тогда Яра улыбается ему. И сама чувствует, что улыбка выходит шальная и абсолютно счастливая. Грач улыбается в ответ. Он выглядит расслабленным и довольным одновременно, каким бывает очень-очень редко.

— Все нормально, так бывает, — он вытирает слезы с