Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная Страница 17

Трясу головой и смотрю на детей, отвлекаясь от нерадужных мыслей. Не знаю, в кого они пошли. Я по утрам бодрячком, жаворонок. А их с трудом растолкала. Может, в… Давида? Сглатываю, даже не представляя, а какой он, когда только просыпается… Наверное, Милане лучше знать… Ревность острой иголкой протыкает сердце, и я ругаю себя за неуместные чувства.

— Долго спускаетесь, — недовольно бурчит мама, сидящая во главе стола. Второе место напротив пустует. Отцовское.

— Не привыкли мы так рано вставать, — веселым тоном отвечает Олег, вдруг оказавшийся рядом, и присаживается возле нее. С удивлением смотрю на него: что за метаморфоза? Он совершил спринтерский забег, чтобы умыться, одеться и спуститься за нами, будто так и было задумано.

Наверняка вспомнил, что каждое его действие послужит оценке его репутации в глазах моей семьи, и подсуетился.

Нам с детьми не остается ничего, кроме как сесть на стулья возле него.

Этот завтрак совсем не похож на наши обычные на Лазурном побережье. В домике на берегу моря мы обычно делаем всё без церемоний. Я не хочу повторять ошибки своих родителей и заставлять детей чувствовать себя неуютно. Но, к сожалению, здесь приходится столкнуться именно с этим.

За большим темным столом с нарядной скатертью собралась наша неполная семья, Милана с Давидом отсутствуют, мама, несмотря на то, что ездила ночью в больницу, чинно сидит за столом и аккуратно намазывает ножичком масло на тонкий хлебец.

— А где… — не договариваю, киваю на пустующие стулья.

Мама гордо вздергивает подбородок и поджимает в недовольстве губы. И тут хлопает входная дверь, не успевает она даже и рта раскрыть.

— Доброе утро! — каким-то слишком уж веселым тоном приветствует всех Милана.

Вид у нее для утра странный. Ультракороткое красное платье, такого же ярко-алого цвета чуть размазанная помада, вечерний макияж, туфли на огромной шпильке.

Затем раздается повторный стук. И на пороге столовой появляется Давид. Вот только вид у него деловой, хоть и усталый. Дома явно не ночевал. Отутюженный костюм с иголочки, начищенные до блеска туфли, кейс в руках, разве что синяки под глазами портят вид. И не спал.

— Приветствую! — огибает свою жену, не удостоив ее и взглядом, присаживается аккурат напротив меня, не сводя своих черных глаз с моих губ. Ему явно плевать, что это неприлично, что могут заметить родственники. Злюсь, буравя его взглядом, но он даже глаз на меня не поднимает, сконцентрировавшись на груди. А я будто специально надела платье, впервые за долгое время, красивое, шелковое, черное в мелкий горошек, с красным пояском и низким декольте. Ну нет, точно не ради Давида! Просто… так захотелось…

— Где вы оба были? — голос мамы звенит злостью. — Почему не ночевали в доме? Я же просила! Отец будет недоволен, что вы нарушаете свое слово!

Разливается тишина. Только слышно, как шумно дышат все присутствующие в столовой.

— Ой, мам, отстань! И так голова болит, — бурчит Милана, беря в руки пустой стакан и прикладывая ко лбу.

— В смысле «отстань»? Ты, может, и замужняя дама, дочь, но под крышей отцовского дома будь добра вести себя прилично! А не шляться по притонам! — почти выходит из себя мать, экспрессивно махая руками, а затем бьет ладонью по столу.

— Отвали от меня! Сама решу, что мне и когда делать! — истерично кричит сестра. — Вот именно что замужняя! Не строй из себя мамашу, понятно? Дура! Мне не пятнадцать!

Олег в этот момент кашляет, поперхнувшись глотком воды.

— Ты как с матерью разговариваешь? — лицо у родительницы аж искажается, вены набухают, глаза сужаются, губы-щелочки. — Я тебя родила! Сбавь тон и говори со мной уважительно!

Милана фыркает, зло разрывая салфетку в руках на части. После оборачивается и впивается в мать злым, яростным взглядом.

— Вспомнила, — язвительный тон еще больше накаляет обстановку за столом, все остальные молчат, находясь в шоке. — Лучше бы не по Канарам булки грела, а воспитанием детей занималась!

Мать открывает рот, закрывает, словно задыхается. А вот мне, как ни странно, ее не жаль. По сути, сестра ведь права. Матери у нас в привычном понимании не было. Не с кем было обсудить ни проблемы, ни первые месячные, ни влюбленности…

— Неблагодарная! — приходит мать в себя и подается вперед. — Мы с отцом вложили в тебя столько денег! Всё лучшее Миланочке! А ты? И не стыдно?!

— Лучше бы не вкладывали, — практически шепчет сестра, а затем смахивает со злостью на пол стакан.

Зажмуриваюсь, слыша, как он разбивается о паркет, разлетаясь тысячей осколков. Тишина. Пауза. Прислуга подбегает и начинает убирать стекла. Но это разряжает обстановку. Все заткнулись и больше ни слова не говорят. Выдыхаю с облегчением. Повезло. В этот раз без рукоприкладства. От этих двоих можно ожидать.

Поворачиваюсь к Тому и Гектору, которые чуть ли не сползли под стол, будучи в шоке от этой сцены. Хоть мы и ругались с Олегом, но никогда не позволяли себе подобного непотребства. Вижу по бледным личикам, что дети на грани плача, и решаю взять дело в свои руки:

— Мальчики, если вы поели, идите в свою комнату. Глафира вас проводит, взрослым нужно поговорить о делах, — мой голос твердый, и дети прекрасно знают, что надо подчиниться. Я так долго учила их вежливости, а родственнички одним махом опровергают слова о том, что нужно брать со взрослых пример и вести себя так же.

Мама провожает уходящих детей недовольным взглядом, а потом оборачивается к Давиду.

— Зять! Ну хоть ты приструни свою супругу, раз она мать не слушает! Ты же видишь, что она шлялась где-то всю ночь! Что у вас за семья такая? Вместо того чтобы клепать наследника, моя дочь занимается непонятно чем! Хорошо, что отец в больнице и не видит всего этого…

— В общем, так, — даже не собирается как-то оправдываться Давид, демонстрируя, что ему плевать на мнение тещи. — Я был в офисе у адвоката. Мы просмотрели все имеющиеся документы и обсудили прецеденты по похожим случаям условий завещаний. Вывод неутешительный. Для нас, во всяком случае.

Быстрый, короткий взгляд на Милану. Затем чуть более долгий — на детей. Я боюсь, что сейчас он поднимает тему своего отцовства, но на удивление этого не происходит.

— А что… — вдруг подает голос Олег, выпрямляясь и приковывая к себе взгляды. Убедившись, что все на него смотрят, складывает руки на груди и заявляет: — А что, если искомые наследники уже имеются?

Холод пробирается в самое нутро, замораживая меня