Приехал муж из командировки - Дарья Волкова Страница 17

– Ну, во-первых, не каждый раз. Учитывая статистику всех наших встреч, счет, можно сказать, два – два. А во-вторых… А что же ты тогда на балконе не сказал, что ты ко мне на укол пришел?

Егор рассмеялся. У него очень приятный смех. И заразительный, потому что я тоже начала улыбаться, параллельно набирая в шприц лекарство.

– Ну? – Я подняла шприц иглой вверх, выпуская воздух.

Егор еще раз вздохнул. А чего это мы трагедию вселенского масштаба устроили на пустом месте?

– Да ладно, чего ты? Ты же сам сказал, что я у тебя уже всё видела. Я вообще, знаешь, сколько мужских жоп каждый день вижу? Ни одному гей-клубу такое не снилось.

Он снова засмеялся. И так весело, но со стоном принялся устраиваться на диване. Весь из себя такой стеснительный. Сначала аккуратно лег на живот, а потом принялся спускать домашние трикотажные штаны. С учётом боли в спине занятие, явно доставляющее мало удовольствия.

– В следующий раз я отвернусь.

– Укол будешь с закрытыми глазами ставить? – проворчал Егор.

– И прямо сквозь портки! – ответила я. Штаны мой стеснительный пациент так до необходимых пределов и не спустил. – Егор, прекращай этот детский сад и освободи мне место для укола!

Он тяжело-тяжело вздохнул и всё-таки опустил штаны до конца. В смысле, ниже ягодиц.

Какая, однако, шикарная задница. Главное, не сказать этого вслух.

– Так… – Я немного смешалась. – Предупреждаю сразу, препарат в шприце болючий. Постарайся максимально расслабиться.

Почему-то сказать ему: «Расслабь булки», как я обычно говорила Славке, не получилось. Но и ворковать, как я это делала с Михой, тоже язык не поворачивался.

– Не знаю, как у меня это получится, – глухо и тоскливо проговорил Егор в диванную подушку.

– А тебе раньше уколы делали? – Я наклонилась к нему.

– Нет.

– Даже в детстве?

– Даже в детстве, – Егор подумал и добавил: – Только прививки.

– О, так я тебя сейчас девственности лишу?

Егор хмыкнул, а я быстро и аккуратно ввела иглу. Егор дёрнулся, а я – совершенно неосознанно – погладила его другой рукой по второй ягодице.

– Тише, тише, не дёргайся и не напрягайся… Всё хорошо… Чем медленнее я введу лекарство, тем лучше оно усвоится. И тем меньше будут синяки.

Егор замер. А я, после небольшой паузы, резко убрала левую руку с его задницы. А правая рука точным, отработанным до автоматизма движением медленно давила на поршень. А потом я вытащила иглу, прижала комочек салфетки к месту укола и натянула Егору штаны на место. Он завозился.

– Не вставай. Лежи. Я дверь сама захлопну. Завтра в это же время.

Я сделала пару шагов к входной двери – и вдруг произнесла:

– Спасибо, Егор.

– Мне-то за что? Это тебе спасибо, Леся.

– За то, что не стал просить подуть на вавку.

– А что, так можно было?

Я рассмеялось. Мне нравилось его чувство юмора. Почти так же, как его шикарная упругая задница.

– До завтра, Егор.

– До завтра, Леся.

* * *

Ну что, к следующему Лесиному визиту я окончательно смирился. Моему смирению очень способствовал тот факт, что болючий – в самом деле, болючий укол – оказался еще и эффективным. И я, во-первых, окончательно разогнулся, во-вторых, смог нормально спать, а, в-третьих, полноценно вернулся в работу. Очень вовремя, потому что моя банда малолеток успела за время моего отсутствия пересобачиться. Я весь день разговаривал с ними по отдельности, потом собирал их обратно в общий чат и устраивал акцию из серии «Мирись-мирись, больше не дерись». Мне бы, главное, к концу чемпионата, до старта которого осталось меньше двух месяцев, не чокнуться с этим детским садом. Усатый нянь, твою мать.

Я прошел в ванную, к зеркалу. Может, и правда, отрастить усы? Буду усатый отче. Или даже бородатый. Представляю, как они будут ржать через два месяца, когда мы встретимся очно. Сейчас моя команда мечты раскидана по всей стране, самый восточный участник банды – и самый младший, кстати, – живет в Красноярске. Но на чемпионат мы должны будем все прилететь в Казань.

Я посмотрел на часы. Леся вот-вот должна прийти. Я поймал себе на том, что жду ее прихода. И вовсе не потому, что нуждаюсь в уколе. Я после блокады от весёлого доктора и одного укола от злой медсестры чувствовал себя вполне сносно. Думаю, после окончания курса уколов буду вообще огурец огурцом. Нет, дело было в том, что… Что мне просто нравилось ее общество. Правда, тот факт, что перед Лесей приходилось оголять жопу, меня слегка… ну, как говорит мой батя, вводил в конфуз. А с другой стороны – она ж реально меня видела голым. И совсем не в той обстановке, в какой обычно девушка видит мужика голым – со стояком и в постели. Нет, в нашем случае положение оказалось не таким приятным. Для нее это было неожиданно, для меня – унизительно, а для обоих – стресс. Но при этом теперь мы с ней общаемся. И вполне, надо сказать, приятно, для меня, по крайней мере. Не знаю, меня, похоже, отпустило, когда она пошутила про задницы и гей-клуб. У нее классное чувство юмора. И потом, если она медсестра и в ее обязанности входит ставить уколы, то голой жопой ее не удивить. Как и ежа. В общем, встречу с Лесей я предвкушал.

В дверь позвонили.

А вот и она.

– Добрый день! Проходи.

– Спасибо. Ложись, я постараюсь сделать не так больно.

Я, прижимая рукой кусочек ваты к заднице, спросил:

– Хочешь чаю?

Она посмотрела на меня вопросительно. Вопрос ее удивил.

– Я ценю твое гостеприимство, Егор. – Леся зашуршала пакетом, убирая лекарство. – Но ты лучше лежи.

– Но я же когда-нибудь встану.

– Конечно. Но прямо сейчас я спешу. Прости.

– Ясно. Тогда до завтра, Леся.

– До завтра, Егор.

* * *

Злая медсестра. Я завтра не смогу прийти, извини.

Гагарин. Почему?

Злая медсестра. У меня дежурство. График был согласован заранее. Если очень надо, то приезжай ко мне на работу. Но я думаю, если мы сделаем перерыв в один день, то ничего страшного не случится. Дальше пойдет по графику. Еще раз извини.

Гагарин. А на работу – это куда?

Леся скинула адрес, я полез в карты. Н-да, не ближний свет.

Гагарин. Давай пропустим. Тогда до послезавтра, Лесь?

Злая медсестра. До послезавтра.

Я уже получил половину уколов из назначенных веселым доктором. Я привык к Лесиным ежедневным визитам. Только нарастало неудовлетворение, так сказать, качеством