Алла Полянская - Найти свой остров Страница 17

Ника молча взяла у него трубку и вышла из кухни.

– Тише, малыш. Все хорошо. Слышишь? Тише, не надо плакать.

Голос ее стал какой-то совершенно другой, уютный и мягкий. Матвеев взъерошил волосы – он иногда забывал, что сыну всего десять, что он совсем мальчишка и вырос без матери – Димка-Торквемада сам не давал Матвееву вспомнить об этом, но он должен был помнить и учитывать, а ему было очень удобно вот это раннее Димкино взросление.

– Вы кто?

Немного хриплый от слез, но подозрительный голос. Ника улыбнулась – Марек был когда-то точно такой. Он и сейчас такой.

– Я – Ника. Я сегодня твоего папу из воды выудила, вот сидит он у меня дома и греется супом.

– Из воды?

– Если обещаешь, что не сдашь меня, я тебе по секрету расскажу, что случилось.

– Не сдам, честно. Буду молчать, как рыба.

Ника поняла, что этот мальчишка не потерпит лжи и почувствует ее, а потому нужно просто как-то смягчить правду…

– А Витя выживет?

– Будем надеяться, его оперировал очень хороший врач.

– Ой, а дядь Саша-то ничего не знает! – Димка расстроен, но уже не плачет. – Ника, ему нужно сообщить…

– Ты обещал молчать, как рыба, помнишь? Мы сами все уладим, а ты делай вид, что ничего не знаешь.

– Зачем?

– Ну сам-то как думаешь? А если машина не просто так упала с моста? Мы же ничего пока не знаем. Осторожно надо, а то мало ли что.

– Ника, ты с папой к нам приедешь?

– Это вряд ли. Лучше ты к нам приезжай – потом, когда все устаканится.

– У тебя дети есть?

– Ага, но он уже взрослый, мой деть – ему семнадцатый год, в следующем году школу заканчивает.

– А-а-а… понятно. А кот как же?

– У Марека спит.

– Что это за имя – Марек?

– Вообще-то он Марк, но моя бабушка была полькой, и мама… ну, и я в некотором роде. И у нас в доме его имя превратилось вот в такое. Я сейчас твоему отцу трубку дам, так ты его не расстраивай, ладно? Ему больше всех сегодня досталось. Слышишь меня, малыш?

Димка хмыкнул. Никто не называл его «малыш», да и не надо ему это, он взрослый, просто от расстройства расплакался. Но Никин голос в телефоне звучал так сочувствующе… по-родному, что у Димки снова защипало в глазах. Только мама так говорила, мама, о которой он старался не вспоминать, и боялся забыть то, что помнил. Но это не мама, это какая-то чужая женщина, но как она говорит это «малыш» и какой голос у нее… словно знакомый… Димка едва сдержал готовые снова брызнуть слезы.

– Ладно, дай мне минутку.

Ника поняла, что мальчишку надо отвлечь – чем угодно, но отвлечь от страшных мыслей, от пережитого стресса, от того, что он еще надумает, если оставить его одного. И это неправильно – то, что они все здесь, а он там один.

– Хочешь, я тебе скину на телефон фотку нашего Буча?

– Ага, хочу. А когда скинешь?

– Да вот сейчас, сию минуту Мареку скажу, и он…

– А он есть ВКонтакте?

– Есть. Сейчас свяжется с тобой по скайпу, покажет котэ.

– А-а-а-а, ты говоришь «котэ»!

– Ага. Мне кажется, это прикольно. Оно няяяшноеее!

– Давай, пусть связывается, я хочу посмотреть. И папа пусть войдет в скайп.

– Ты гений. Как я раньше об этом не подумала. Не бросай трубу, я Мареку свою дам, продиктуешь ему номер, а то я совсем чайник.

– Как все старички.

– Ах ты, мелкий гаденыш!

Димка уже хохочет, Ника сунула трубу ничего не понимающему Марку и сделала зверское лицо.

– Это ты Димку сейчас гаденышем обругала? – Матвеев удивленно смотрит на Нику. – И что он тебе сказал?

– Он и есть мелкий гаденыш, обозвал меня старичками.

– Кем?!

Мир положительно сошел с ума. Чтобы его Димка обозвал старичками незнакомую женщину – этого просто не могло быть, но Матвеев сам слышал, как он хохотал в трубке, и Ника улыбалась, а это значит, что… Непонятно, что это значит.

– Я подключился, идите. – Марк выглянул из комнаты. – Он на связи.

Ничего не понимающего Матвеева потащили в комнату, где во весь экран компьютера улыбалось Димкино заплаканное лицо, а Марк демонстрировал ему котенка.

– Димка!

– Пап! Смотри, какой котэ! Вот нам бы такого!

– Котэ? Почему – котэ? Котэ – это грузинское имя, если я не ошибаюсь, фильм даже есть – «Кето и Котэ». А это кот, его зовут Буч.

– Ничего ты не понимаешь, я тебе потом объясню. – Ника толкнула Матвеева в бок. – Давай, Димка, извиняйся за старичков, иначе обижусь навечно.

– Ладно, не такая уж ты и старая.

Матвеев поперхнулся. Димка, его Димка, – говорил «ты» взрослой женщине, еще и шутил при этом! Но, взглянув на ее смеющееся лицо, понял – совершенно невозможно воспринимать всерьез нормы человеческого этикета, находясь рядом с этим ходячим недоразумением.

– Спать-то ложись, Дим.

– Пап, еще и восьми часов нет… Какое – спать? Я с Марком немного хотел поговорить…

Марк серьезно кивнул, и Матвеев согласился. Пусть Димка отвлечется от пережитого страха. Но как Нике так быстро удалось его успокоить?

– Ну что ты, у меня же свой сын имеется, – Ника снова налила ему чаю. – Я же мать. Всякое случалось, как мне не уметь справиться с мальчишкой? Лер, ты уходишь?

– Ирка там одна, пора мне, я еще в клуб заеду. – Лера надела дубленку и шагнула к двери. – Завтра приду, а сейчас поздно уже. Ты кошек нам пробила?

– А то! В лучшем виде! Ой, Лерка, ты же не знаешь главного! Не уходи, дай я тебе расскажу.

– Давай завтра.

– Нет, нет, сегодня, это не ждет! Слушай, там у них такие чаны здоровенные, а в них стеклянная масса булькает – медленно так ворочается, разноцветная… В общем, берешь трубку, набираешь массу и дуешь – и шар такой выдувается, а ты его в форму, и…

– Так, мне все ясно, ты, как обычно, всюду сунула свой нос. Кто бы сомневался. Все, солнце, вам пора отдыхать. Кстати, Лариска сказала, чтоб ты порошок какой-то выпила, так что давай, пей.

– Я… ты иди, я потом выпью.

– Э, нет, подруга, хитришь. Знаю я, как ты его выпьешь. Где порошок?

– Лер, он горький, как хинин. Лариска решила меня отравить, а я еще нужна обществу. У меня сын и котэ ценной породы.

– Или ты сейчас пьешь порошок, или я скажу Мареку, и он тебя заставит.

– Никакого уважения к свободе волеизъявления. Мерзкий шантаж вдобавок.

– Ага, я рыжая сука, это всем давно известно. Где порошок?

– В кармане.

– Давай, раньше сядешь – раньше выйдешь. Макс, неси воду.

Матвеев из кухни слышал это препирательство и умирал со смеху. Но – тихонько, понимая, что величие момента не позволяет все испортить нечестивым хохотом. А потому он сам всыпал в рот отчаянно горький порошок и запил его водой, Ника же, морщась и фыркая, сделала то же самое под неусыпным контролем подруги.

– Ну, как дитя малое, ей-богу. Все, я побежала, до завтра, ребята.