Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир Страница 18

– От Ферн, – повторил Эван, тщетно пытаясь подавить раздражение в голосе. – От временного моего помощника. Вчера она внезапно сбежала и так до сих пор не вернулась.

Руперт поднял бровь:

– Может, она наивно полагает, что ты распускаешь своих работников на выходные?

– С чего бы ей так считать?

– У меня до сих пор не было времени обсудить с ней все детали и условия договора, – заметил Руперт. – Как раз собирался сделать это сегодня. Тогда она была бы в курсе, что тебе нужен не просто личный помощник, а постоянная нянька.

– Руперт, – предупреждающе рыкнул Эван. Его агент был единственным человеком, который мог его подзуживать, и ему это сходило с рук. Но иногда и Руперт все же заходил чересчур далеко.

– Ладно, ладно! – поднял тот ладони. – Если она так и не вернется, я позвоню следующему претенденту в списке.

– А ты не можешь сам позвонить этой женщине?

– Могу, – озадаченно глянул на него Руперт. – У меня где-то есть ее номер. Но…

– Кажется, она вполне хороший работник.

– Она забыла напомнить тебе о важной встрече, а вчера еще и удрала без предупреждения, – возразил агент. – Что в твоем представлении означает «хороший»?

Эван все же умел делать хорошую мину при плохой игре.

– Она занятная, с ней не соскучишься.

– О, я тебя умоляю! – Руперт шумно вздохнул. – Бог ты мой, ну и дела!

Эван недовольно нахмурился:

– Ты о чем?

– Нам что, нужен человек, у которого единственное профессиональное качество – это быть занятным? Да и не уверен, что тебе оно поможет в твоем положении, если ты решил за нею приударить.

– Ничего я не решил за нею приударить, – с усмешкой отмахнулся Эван, хотя, пожалуй, был бы и не прочь. Как объяснить Руперту, что она вновь разожгла в нем нечто такое, что, оказывается, давным-давно погасло, а сам он этого даже не замечал? Что каким-то образом эта женщина оказалась единственным за многие годы человеком, который не только не истощал его творческую энергию, но и придавал ей какой-то новый импульс. Ферн была и забавной, и удивительной – совершенно необычной. Этого-то как раз так долго и не хватало в его жизни. – А что конкретно за «положение» ты имел в виду?

– То, в котором мы оба оказались оттого, что тебя домогается одна совершенно свихнувшаяся на этом особа.

Эван протяжно вздохнул.

– За эту неделю Лана названивала тебе миллион раз, – объяснил Руперт. – Я уже выдохся придумывать всякие отговорки.

– Я ей перезвоню. Обещаю.

– Ты говорил это еще на прошлой неделе.

– Я не всегда расположен общаться с Ланой. Ты сам это прекрасно знаешь.

– Я знаю то, что, если ты ей все-таки не позвонишь, у нас с тобой будут неприятности. Причем мало не покажется.

Лана тоже была оперной певицей. И если Эвана прозвали критики Il Divo, то Лану Розину именовали La Diva Assoluta[23]. Эта вспыльчивая страстная итальянка была на сегодняшний день одной из самых изумительных и ярких звезд мировой оперы.

В одном из восторженных отзывов о ее последнем выступлении в Англии – Лана пела там партию Тоски в одноименной опере Пуччини – в газете Independent написали, что она обладает силой голоса Марии Каллас, даром драматического перевоплощения Эдит Пиаф и прекрасным телом Анджелины Джоли. Поистине головокружительное сочетание – которое делало ее в жизни совершенно несносным человеком. Критики неизменно восхваляли ее как верх совершенства, живую легенду – поведение же ее вне сцены тоже давно сделалось легендарным. Она была известна как выдающаяся певица – и в то же время как отменная драчунья. Любимым ее развлечением, казалось, было укладывать папарацци носом в асфальт крепким хуком слева.

Кроме того, Лана была самым удивительным и божественным сопрано, с которым когда-либо Эван имел удовольствие делить сцену, а спустя некоторое время – и постель. В лучшем случае Лана бывала с ним злобно-насмешливой и своевольной. В худшем – невротичной мегерой с непомерным комплексом неполноценности. Она постоянно нуждалась в поклонении и обожании и делалась алчной и несносной, если этого обожания ей казалось недостаточно. Бывали дни, когда Эван определенно не мог преклоняться перед Ланой. Так что сказать, что их отношения были просто неустойчивыми, было бы изрядным преуменьшением.

Ее пение на сцене всегда было мощным и полноголосым, она легко играла широтой своего тембрального диапазона, и ее блистательный верхний регистр не мог не трогать публику. Но когда такой голос обрушивается на тебя в стремительном напоре итальянских ругательств – это уже совсем иное дело. За годы их знакомства Эван не единожды делался объектом ее гнева, и при одном воспоминании о какой-нибудь их перепалке у него вздыбливались волосы на загривке. Голос Ланы нередко наделяли эпитетами «яркий» и «резвый» – и никогда это не было настолько близко к истине, нежели когда она исходила пронзительной отборной бранью.

Они повстречались давным-давно в Сан-Франциско, в Калифорнийском оперном театре – она без особой подготовки исполнила тогда партию Кассандры в «Троянцах» Берлиоза, повергнув критиков в восторженный экстаз. И с тех пор Лана не переставала их изумлять. Общение с ней Эвана было, кстати сказать, куда более разноплановым. Там же, в Сан-Франциско, она оказалась среди гостей у него дома на вечеринке по случаю окончания сезона, и он проникся симпатией к ее редкой страстности и полной жизни и задора красоте. Оба они слыли самыми рьяными трудоголиками среди нынешних оперных звезд и приглашались в международные турне намного чаще, нежели могли мечтать на заре своей карьеры. Обратной стороной этой медали было то, что их связь – как бы их друг к другу ни влекло – все же была весьма спорадической. Лана уже не раз давала ясно понять, что не считает такие отношения идеальными. Теперь они не общались уже несколько недель – с самых репетиций «Травиаты», в которой совсем скоро должны были вместе солировать в Уэльсе.

– Позвони ей, – настойчиво попросил Руперт. – А то она уже начинает злиться.

К добру это точно никогда не приводило. Разозлившаяся Лана как будто превращалась в перестоявшую на плите кастрюлю с макаронами: после долгого бурления все у нее выкипало через край, и во все стороны расползалась отвратительная масса. Но как раз сейчас Эван вовсе не хотел разговаривать с Ланой. Если она сердита на него – а скорее всего, это именно так, – их общение вконец истощит его силы. Чтобы ей звонить, надо загодя настроиться психологически.

– Попозже позвоню, – уклончиво пообещал он Руперту. – У меня сейчас дела.

Через пару часов Эвану надо было присутствовать на генеральной репетиции «Мадам Баттерфляй», и ему требовалось собраться с мыслями, как следует подготовиться. Уже на выходе из комнаты глянув на Руперта, он заметил, как тот что-то бормочет себе под нос.

– И не забудь позвонить Ферн, – бросил он агенту.

– Попозже, – эхом отозвался тот. – У меня тоже сейчас дела.

Глава 20

– Я не могу это принять, – решительно возражаю я Карлу. – Это слишком уж дорого.

«А еще чересчур сексуально», – добавляю про себя.

Он мгновенно краснеет до корней волос своей свежевымытой длиннющей шевелюры. По-моему, мой приятель слишком серьезно к этому подходит. Самые лучшие в его гардеробе голубые потертые джинсы очень уж бросаются в глаза, а сам он с неловким видом мнется у меня посреди кухни – это при том, что обычно Карл нигде и никогда не выглядит неловко.

– Когда ты это купил?

– Вчера, – бубнит он. – Мне показалось, тебе подойдет.

– Одежка что надо, – подает голос папа, жуя сэндвич с беконом. Похоже, всепроникающий аромат карри хорошенько подстегнул его аппетит. Отец одобрительно кивает: – Всех сразишь там наповал.

– А тебя не спрашивают, – огрызаюсь я. Его храп с дивана всю ночь не давал мне уснуть. Успокоиться не получалось: перед сегодняшним прослушиванием нервы у меня были порядком взвинчены.

– Примерь хотя бы, – просит Карл.

Ну что ж, поскольку у меня сейчас явно такая пора, что я, сама того не желая, стараюсь всем без исключения угодить, я послушно отправляюсь к себе в спальню, снимаю футболку, которая мне представлялась совершенно подходящей случаю, и надеваю шелковый топ, приобретенный для меня Карлом. Натягивая его через голову, гадаю: то ли мой друг его где-то стибрил, то ли всю неделю проходил без еды, чтобы на него раскошелиться. Наконец, облачившись, смотрю на себя в зеркало.

Бог ты мой, какое чудо! Будь я не я – сама бы в себя влюбилась!

Только представьте нежную дымку серебристого шифона, задрапированного у груди пухлыми складками, отчего мой бюст становится пикантно-волнующим, прям как у сексапильной девахи с «третьей страницы»[24]. Очень даже неплохо! Сам же лиф, снабженный косточками, плотно облегает торс, затягиваясь на спине шнуровкой, как корсет. Расширяясь снизу, он соблазнительно ниспадает на черные брючки, что на мне надеты, создавая видимость туго сжатой талии в сочетании с пышными покатыми бедрами. Никогда бы не подумала, что какая-то тряпица может настолько преобразить мою фигуру! Уж не доверить ли мне Карлу весь свой будущий гардероб? У этого человека определенно еще немало скрытых талантов.