Алиса Клевер - Убийственная красота. Запретный плод Страница 18

– Где ты была? Где ты вообще проводишь ночи, Даша? Что происходит? – Ну наконец-то эти вопросы обрушились на меня, я ждала их уже целую неделю. Если человек за всю свою жизнь не совершил ни одной глупости, лимит доверия к нему так высок, что, хоть воруй на глазах у всех, никто не поверит. Ничего, мама, ничего не происходит. Я просто…

– У тебя кто-то появился, да?

– Да, – кивнула я, но не стала добавлять, что этот кто-то для меня уже в прошлом.

– Скажи мне, кто он!

– Зачем? – нахмурилась я, но мама явно не собиралась отступать.

– Я должна знать, – сказала она упрямо. – Где Сережа? Ты ведь была не с ним? С кем тогда? Почему на твоих руках эти странные следы? Во что ты влезла? Я не понимаю, почему ты молчишь, Даша?

– Потому что, мама, это все не имеет никакого отношения к твоим делам.

– И ты – ты тоже не имеешь отношения к моим делам, ты занимаешься своими делами, о которых я ничего не знаю. И вот, когда мне хуже всего, когда я нуждаюсь в том, чтобы ты была рядом, тебя нет. Нигде нет! И ты не отвечаешь на звонки, хотя твой телефон работает. Ты что, специально отключила звук, чтобы я не мешала тебе?

– Это не так, мама, – смутилась я. – Я случайно забыла его в одном месте. Я совсем не хотела тебя подводить, так получилось.

– Кто он? Что вообще происходит? Даша, это же совершенно на тебя не похоже! Что за секреты?

– Какая разница, мама, а? Ну, скажу я тебе его имя, и что? – Я не хотела, чтобы мама знала об Андре.

– Но почему тебе нужно его скрывать? Это не нормально – исчезать вот так по ночам. И то, что он с тобой делает, тоже не нормально. Ты посмотри на себя, мне знаком такой взгляд, ничем хорошим это, как правило, не кончается.

– Мама, прекрати! – воскликнула я. – Не ты ли всегда говорила мне, что я живу скучной, серой жизнью? Ну вот, я живу весело, интересно и разнообразно. Мое парижское приключение! Только ведь все равно ничего серьезного между нами нет, так что не имеет смысла раскрывать его имя. Ты права, это совершенно не похоже на меня, но я уже прихожу в норму. Обещаю, что больше никуда не денусь. Я просто немножко сошла с ума, мы все иногда сходим с ума, верно? Время от времени.

– Ты издеваешься надо мной, да? – завелась мама. Ее ладони дрожали, она была бледна, как никогда, и я заволновалась по-настоящему.

– Я не издеваюсь, прости. Прости! Мама, успокойся, я просто пошутила. – Я не понимала, что в моих словах вызвало такую реакцию.

– Никогда не шути такими вещами, – бросила она, глядя на меня странным, не совсем сфокусированным взглядом. – Ты ничего, ничего не понимаешь. Я хочу уехать, Даша. Я не хочу этой операции. Позвони им и скажи, что я отказываюсь.

– Отказываешься? – изумленно переспросила я. – Сама?

– Да, сама! – кивнула она со знакомой мне с детства убежденностью.

– Значит, сама, да? И ты считаешь, я должна просто забыть о том, что на самом деле это они отказали тебе в операции.

– Что?

– И продолжать считать, что ты колешь витамины, да? По три раза в день.

– Но мне пока не отказали в операции, – возмутилась мама так искренне, что если бы я не была ее дочерью, то обязательно поверила бы. Моя мама – гениальная актриса, этого у нее не отнять.

– Ты колешь инсулин, мама. Я узнала, для чего нужны такие тоненькие шприцы. У тебя диабет, да?

– Замолчи! – крикнула она. – Это ничего не меняет.

– Так это правда? – ахнула я. Выстрел был сделан почти наугад, но по маминому лицу я безошибочно поняла, что попала в точку. – У тебя диабет? И давно? Как давно ты колешь инсулин, продолжая есть десерты со своей Шурочкой, и ничего, ничего мне не говоришь? Наверное, уже много лет.

– Да! – воскликнула мама, на этот раз сильно переигрывая, от нервов, не иначе. – Я не говорила никому, и ты не скажешь никому, потому что ты даже не представляешь, что это значит в нашей среде. Пойдут бесконечные разговоры, разнесут сплетни, в результате будет невозможно получить роль – станут бояться, что я отброшу коньки прямо посреди съемок и придется все переснимать, потратив на это уйму денег. Только знаешь, я столько лет справлялась, что уже привыкла. И операции делала, если ты помнишь.

– Но на этот раз тебе отказали в операции, – пробормотала я, вдруг заметив, что в углу комнаты стоят собранные чемоданы.

– Хотели отказать, да. Знаешь, при диабете ткани плохо восстанавливаются, заживают. К тому же возраст! – это слово мама даже не произнесла – выплюнула. – Но нет, не отказали. Делали тесты, и, между прочим, они оказались удачными.

– Я тебе не верю.

– Почему это? – поразилась она.

– Потому что я знаю, что тебе отказали. Кто-то сказал тебе об этом. Иначе ты не стала бы собирать чемоданы, не решилась улететь. Ты бы ни за что, ни за что не отказалась от операции сама.

– Ох, ты же ничего не знаешь. Ничего! – Мама отвернулась от меня и снова подошла к окну, словно высматривая кого-то внизу, у гостиницы.

– Про что? Чего я не знаю?

Мама повернулась, и я увидела в ее глазах страх.

– Я боюсь, что меня убьют, – произнесла она со всей возможной торжественностью.

– Какая ерунда! – воскликнула я, чуть не расхохотавшись. – Кому нужно тебя убивать? Что за новая драма? Тебе отказали в операции, так ты решила придумать такую сказку? Впрочем, как хочешь. Давай вернемся в Москву и скажем всем, что уехали, опасаясь за твою жизнь. Только нужно придумать предлог. Может быть, тебя даже пригласят в «Пусть говорят». Пиар-ход отличный.

– Замолчи! Ты не понимаешь. Я… я видела его. Они сказали, что мне померещилось, но я-то знаю. Я же не сумасшедшая. И препараты тут ни при чем. Такое, знаешь ли, не придумаешь.

– Чего? Чего не придумаешь? – вспылила я. Мама обернулась и посмотрела на меня, словно пытаясь решить, можно ли доверить мне столь страшную тайну. Потом кивнула.

– Я приехала вчера к обеду. Заехала сначала в один магазин, заказала там специальную косметику. Ах, я же не сказала тебе. Мне назначили прослушивание. Продюсер, тот, что был на обеде. Господи, я же совсем забыла об этом.

– Мама!

– Да, да. Я приехала в клинику, где меня положили под капельницу. Мне проводят лечение… ну, неважно, это несущественно. Я видела все своими собственными глазами. Это случилось вечером, довольно поздно. Медсестра куда-то ушла. Вот я и пошла в приемную, сказать, чтобы вытерли пол в моей палате – я пролила чай. После этой капельницы на самом деле теряешь координацию. Так вот, я шла мимо операционных, знаешь, они на том же этаже, в нашем крыле – две операционные. Черт его знает, что меня дернуло заглянуть в одну из них. Что-то привлекло мое внимание. Там вроде горел свет. Хотя, нет, света не было. Может быть, звук.