Татьяна Веденская - Мужчины как дети Страница 18

– Извините, вы позволите? – вдруг раздался голос у Александра Евгеньевича за спиной. От неожиданности он дернулся и подпрыгнул на месте. За ним в проходе между кроватями стояла женщина в белом халате и пыталась подойти к Павлу.

– Что?

– Мне надо посмотреть пациента, – строго и немного даже раздраженно ответила она. Ей мешал стул, который стоял прямо в проходе.

– Да-да, конечно. Мне выйти? – засуетился он.

– Нет, можете остаться. Поможете мне его перевернуть. Мне надо посмотреть плечо, – деловито продолжила она, прикладывая стетоскоп к ушам. Александр Евгеньевич с удивлением отметил, что она не похожа на докторшу – высокая, тонкая и нервная, с усталым, одухотворенным лицом. И она была молодой для врача, сколько ей? Двадцать восемь? Не больше тридцати. Может быть, медсестра? Но в медсестрах он уже разобрался, все они ходили с примерно одинаковым выражением лица – «не положено». Не положено было все: громко говорить, ходить без бахил, сидеть в тихий час, заряжать мобильник в розетке (почему, неизвестно). У женщины выражение лица было другим – сосредоточенным, деловым и в то же время отсутствующим. Кажется, она смотрела на Александра Евгеньевича, не видя его, она только делала вид, что она здесь, но мыслями была где-то далеко.

– А ему не больно? – почему-то спросил он, просто чтобы услышать ее голос, такой уверенный и знающий.

– Нет, не больно, – коротко ответила она и продолжила свои действия молча, не отвлекаясь на посторонние вопросы. Он смотрел, как она тонкими, длинными и чуть кривоватыми пальцами ловко приподнимает повязки, прослушивает сердце, легкие, что-то простукивает, проверяет молоточком рефлексы. Вот человек, который занимается реально правильным делом, подумал он. Спасает жизнь. Какая прекрасная работа. И женщина, наверное, прекрасная.

– Доктор, так что с ним? – выпалил Александр Евгеньевич, помогая придерживать тяжелое, обвисшее тело брата. От этой равнодушной тяжести под руками хотелось кричать, хотелось что-то немедленно сделать, что-то изменить. Но придумать он смог только вот эту банальность.

– Что с ним? – изумленно вытаращилась докторша. – Странный вопрос.

– Я имел в виду, какой прогноз? – смутился он.

Докторша фыркнула:

– Прогнозировать пока еще рано. Состояние тяжелое, стараемся стабилизировать. Противошоковая терапия.

– Но какие шансы? – взмолился он.

– Шансы на что? – уточнила она. – А вы ему кто?

– Я ему брат.

– Хорошо. Я вам так скажу, раз он до сих пор еще жив, значит, есть довольно высокие шансы на то, что он выживет. А вот относительно того, какая это будет жизнь, я пока сказать не могу ничего. Он в тяжелейшем состоянии, задеты мозговые центры, в частности, слуховые способности утрачены полностью. Чтобы их как-то частично восстановить, потребуется сложнейшая операция, но не сейчас, через полгода. Со зрительными, двигательными и иными функциями – пока трудно сказать, надо ждать, когда он придет в сознание.

– А когда он…

– Этого никто сказать не может, – довольно резко ответила она, уже жалея, что пошла на этот разговор. Ох уж эти родственники, вечно прилипнут, как банные листы, не отмажешься. – И что вы вообще ждете, что я вам назову день и час, когда вы с ним сможете снова в лапту играть?

– Почему в лапту? – опешил он.

– А почему бы и нет? Я вообще не знаю, будет ли он когда-нибудь во что-то играть. Чего вы от врачей-то хотите? – раздраженно ответила она.

Тот факт, что пациент Светлов вообще жив, был удивительным, и Жанну поражало, почему этот холеный господин не может отдать должное этому явлению.

– Извините, – отвел глаза и огорчился Александр Евгеньевич. Белая Королева злилась, откуда уж ему знать, почему.

– Ничего, – смягчилась Жанна. Она понимала, что нехорошо срываться на этом приятном господине в сером пиджаке, но что поделаешь.

Настроение было ни к черту. Утром, прямо перед уходом на работу, ей позвонил Ёжик и чужим голосом сказал, что сегодня вечером заберет остаток своих вещей. И теперь Жанна злилась и мучительно думала, что, может, не стоило проводить эту дурацкую проверочку. И был бы у нее неплохой, в общем-то, Ёжик. Что она, в конце концов, не может себе этого позволить? Сейчас зарплату врачам подняли, в конце концов. Другие же заводят собачек, кошечек? А она бы Ёжика завела. Кормила бы его молоком из блюдечка. Приучала бы к месту. Ладно, хватит ерничать, надо работать. Родственники вон ждут, в серых пиджаках. Шансы – какие уж тут шансы, так и будет лежать ваш Светлов, может быть, много лет.

– Я просто… это так ужасно. Хочется понять, что с ним будет. А вы, простите, будете нашим врачом… постоянно?

– Да, я ваш лечащий врач. Я проводила операцию, так что, если есть какие-то вопросы, я вам отвечу, только не сейчас. После обхода можете подойти в ординаторскую. Ладно? – Она устало провела рукой по лбу, откидывая волосы.

У нее было удивительно приятное лицо, доброе и какое-то все понимающее, хоть она и пыталась делать из себя буку, подметил Александр. Может быть, у всех врачей лицо такое? По крайней мере, у тех, которые спасают жизни. Подумать только – операцию, этими вот тонкими нервными пальцами, этими руками?

– Но у него есть хоть какие-то положительные сдвиги? Надежда?

– Если будет что-то важное, я вас обязательно извещу, – пообещала она и вышла из палаты. На все про все ушло не больше пяти минут, но душа у Александра Евгеньевича как-то вдруг успокоилась. И он подумал, что раз Паша находится в совершенно правильных и надежных руках, то все будет хорошо, по крайней мере, надо на это надеяться.

И Александр Евгеньевич, который еще несколько минут назад места себе не находил, пытаясь придумать предлог, чтобы сбежать отсюда, и одновременно за это же винил себя, теперь остался в палате, на неудобном стуле, обитом дерматином, сидел, подпирая ладонями подбородок. Он смотрел на своего брата Павла, на трубки, которые тянулись и жутковатым образом проникали в его тело, на то, как мерно поднимается и опускается его грудь, и ни о чем не думал. Даже если бы он и попытался, то мысли скакали, не давая сосредоточиться на чем-то одном, а если и останавливались на секунды, то только для того, чтобы Александр Евгеньевич снова вспомнил, что брат его теперь лежит тут, перед ним, и что от подобного не застрахован никто.

Утверждение 7

Бывает, мне хочется подурачиться, как маленькой

(____баллов)

На похоронах Ника смотрелась великолепно. Все, кто был там, а было там, поверьте, народу просто немерено, неизменно отмечали, как великолепно и к месту была одета и вообще как соответственно ситуации вела себя степановская вдова. В воскресенье Нике привезли несколько черных платьев на выбор, одно из которых – из тонкого струящегося шелка – шло ей невероятно. К нему Ника подобрала шляпку с короткой сетчатой вуалью, которая оттеняла глаза, но оставляла открытыми ее пухлые уста, а красный блеск от «Шанель» с эффектом влажных губ выделил и подчеркнул их красоту.