Ксения Беленкова - Эффект лучшего друга Страница 18

– Я тоже…

– А ты неважно выглядишь. – Ника с подозрением вглядывалась в Женькину взрослеющую физиономию.

И он подумал, что вот сейчас, наверное, и есть тот самый миг, которого он ждал все эти месяцы. Миг, когда надо сорвать маску, излить душу, представляя ее обнаженной на суд возлюбленной.

– Все еще сохнешь по Стасу, да? – удрученно спросила проницательная Ника, вновь вешая гири на Женькины воздушные мечты.

Лицо ее теперь было спокойно и безмятежно, она нашла свое объяснение необычной угловатости вдруг подурневшей подруги.

– Нет! – отшатнулся Женька. – Как ты могла подумать?

– Подумайте только! – прогремело вдруг за спиной. – Кто к нам пришел! Какой подарок!

Женьке не нужно было ничего видеть, он затылком узнал Стаса Ищенко. Так значит, эта встреча снова обман? Снова спектакль?

– Какой еще я тебе подарок? – Женька круто развернулся, готовый в тот же миг броситься на Стаса, вымещая все свои прежние обиды.

Но вместо наглой физиономии Ищенко на него смущенно взирал румяный Титяков, которого Стас ловко выпихнул вперед себя. Получилось, что Женька буквально угодил в расставленные для приветственного объятия лапы робкого Мити и, пытаясь как-то выкрутиться, сел в сугроб.

– Это подарок не мне, – елейно продолжал Стас из-за тощей спины Титякова. – Все для Мити. У него сегодня день рождения!

Женька неловко выбрался из сугроба, поправил на голове сияющую шапочку и осмотрелся. Его кругом обступили ребята: горделиво высился Стас, сконфуженно кривил спину Титяков и радостно потирала ручки в теплых варежках Николь.

– Мальчишки попросили позвать тебя, – сказала она, невинно вперив глазки Женьке прямо в переносицу. – Митя хотел провести этот день рядом с тобой…

– Так это все ради Титякова? – прохрипел Женька. – Ты позвала меня ради этого?

Он ткнул пальцем в скрюченную тощую фигуру.

– Ну, не только ради него, – мямлила растерявшаяся Ника. – Мне бы так хотелось, чтобы мы дружили все вчетвером. Было бы весело. А Митька хороший парень. Вы друг другу очень подходите.

– Не подходи ко мне! – крикнул Женька на Титякова, который снова потянул к нему руки, всем видом подтверждая слова Ники.

Но после окрика он еще больше сгорбился, спрятал взгляд, попятился.

– Ну, я же говорил!.. – многозначительно прошипел он, глядя на Стаса с Никой.

А потом будто махнул на всех рукой, развернулся и пошел вниз по узкому скверу. Он отчаянно сбивал с кустов снежные шубы, и те тряслись, как заячьи хвосты.

– Ну вот, обидели хорошего человека! – недовольно протянул Стас. – Да еще в какой день! В день его рождения!

– Митя так ждал этой встречи, – всхлипнула Ника. – Я прямо чувствую себя виноватой…

При этом Ника почему-то с нескрываемым укором посмотрела именно на Женьку, точно он был причиной всех бед, что постигли Титякова за семнадцать лет жизни. Стас тоже противно цокал языком и качал головой, точно болванчик, выражая явное недовольство Женькиным поведением.

– Ищенко, ну ты и гнус! Зачем все это устроил? – ругался Женька, топая ногами и сжимая кулаки, как девчонка. – Доконать решил?

Стас делал вид, что не понимает, о чем идет речь. Ника же явно трактовала эти слова по-своему.

– Стас хотел сделать приятное другу, а я немного ему помогла. – Во взгляде Ники не было прежнего тепла, теперь все оно доставалось лишь Ищенко. – Ты же думаешь только о себе! Разве так можно? Между прочим, Стас сказал, между вами никогда ничего не было и быть не могло…

Женька вдруг почувствовал стену, что выстроилась между ними. Эта стена была прозрачна, как стекло, кажется, сделай шаг – будешь рядом с возлюбленной. Но легко было расшибить себе лоб, уткнувшись в эту невидимую, но непроходимую преграду. Женька уже встречался с такой стеной, когда пробовал расспросить мать об отце, и шишек набил немало. Сейчас он понял сразу, по одному лишь выехавшему вперед Никиному подбородку и запавшим под брови глазам – лучше держаться подальше. И он сделал шаг назад.

– Эй, Титяков, погоди! – крикнул в спину Северному оленю и бросился бегом мимо дрожащих кустиков прочь от застенной парочки.

Митя не оборачивался, его кривая фигурка, похожая на вопросительный знак, подпрыгивала над скользкой дорогой и становилась все меньше и меньше, постепенно превращаясь в неприметную запятую. Женька припустил быстрее, он чувствовал, что ему просто необходимо догнать обиженного Титякова, хотя еще с трудом понимал – зачем.

– Митька, стоять! – гаркнул он, что есть мочи.

И это неожиданно подействовало. Давно привыкший к командам Борова, Титяков реагировал на подобную тональность почти инстинктивно. Он застыл, но все еще не хотел оборачиваться. Женька не сбавлял темпа, и вскоре запятая снова стала вопросительным знаком, а после доросла до целого Титякова. Вид у него был насупленный, Женька даже подумал, будто тот пустил слезу, уж как-то слишком ярко светились его глаза.

– Зачем ты остановила меня? – спросил он грубовато. – Мне не надо жалости. Не нравлюсь, так и скажи.

Женька все разглядывал Митю и неожиданно для самого себя пропитывался какой-то искренней, чистой симпатией к этому угловатому, но, вероятно, доброму парню. Он почему-то вспомнил, что именно Титяков пытался остановить его в памятный день ухода из «Маски».

– А знаешь, Титяков, ты мне нравишься! – откровенно признался Женька.

И тут же испугался этих слов, так как Митя уставился на него с великой преданностью.

– Но послушай, друг, неужели ты меня не узнаешь? – выпалил Женька и, набравшись храбрости, приблизил к Титякову свое обветренное лицо.

– Ты о чем, Жень? – опешил Митя, щурясь ему в лоб.

Было ясно, что дольше обманывать этого наивного парня никак нельзя, и Женька, содрав с головы сияющую мамину шапочку, спросил, выдыхая слова прямо в растерянное лицо Титякова:

– Помнишь Женю Рудыка из «Маски»?

Митя удивленно задрал брови, вопрос явно оказался неожиданным.

– Ну… эээ… да, – медленно, будто осмысливая каждое междометие, проговорил он. – Только причем здесь этот чудик?

– Чудик? – взвился Женька. – Почему же он чудик?

– Ну… не знаю, – снова прогудел растерянный Титяков. – Странный он какой-то, незапоминающийся. То есть в ролях-то я его, конечно, помню, а так… человеком… не особо. Этот Рудык будто и не существовал на самом деле, а как с роли сняли – совсем испарился.

– Никуда он не испарился! – захлебывался Женька, пытаясь отстоять себя в Митиных глазах. – Ты хочешь сказать, что не видишь: я и этот «чудик» – одно лицо!

Титяков так сощурил глаза, что они совсем пропали между веками, он вытянул шею, опустил голову, всматриваясь в Женькину раздосадованную физиономию.