Анна Демидова - Любовь и страхи Марии Страница 18

Вдруг раздались шаги. Она быстро среагировала – достала из сумочки скальпель. Впереди нее раскинулся глухой забор, ворота закрыты – бежать дальше некуда. Мария резко обернулась и увидела преследователя. Она даже не успела удивиться его необычной внешности. Перед ней предстал японец. Он улыбнулся Марии, блеснули белоснежные зубы, и вдруг японец взмахнул большим самурайским мечом, который до этого прятал за спиной. Ноги Марии в тот момент подкосило, она услышала страшный треск – и неожиданно все осветилось, как будто включили тысячу фонарей. Мария увидела эту пустынную местность сверху, словно бы взлетела над ней, и пустырь неожиданно стал таким маленьким, что мог уместиться у нее на ладони. И только она взлетела, как все ее тело пронзила резкая боль – она упала, ударилась о землю и замерла.

Все вокруг снова обрело свои прежние размеры. Японец стоял над ней и улыбался. Он не произнес ни слова. Печально светили звезды, они выглядели совсем крошечными и становились все меньше и меньше, их свет медленно-медленно затихал. Мария понимала, что больше уже никогда не увидит звезд…

Вдруг у японца громко зазвонил мобильник, он пошарил по карманам своего пестрого шелкового кимоно, достал телефон и заговорил:

– Алло?

До Марии донесся мужской голос, который она не сразу узнала.

– Я тебя разбудил?

Черт возьми, это же Гринфельд! Мария подскочила на кровати. Удивленно осмотрела себя. Вот она, живая и здоровая, все на месте: голова, руки, ноги. На ней мягкая фланелевая пижама. В ее комнате полумрак, над кроватью включено бра. В руках у Марии мобильный – скоро она совсем не будет с ним расставаться.

– Гринфельд, это ты? – спросила хрипло Мария.

Она только сейчас осознала, что японец не убил ее. Сны стали невероятно реальными и походили на тот кошмар, что завладел ее жизнью. Мария испуганно оглядела комнату, словно бы не веря, что осталась жива после встречи с японцем. Хорошо, что сны заканчиваются пробуждением…

– Мария, конечно же это я, твой старый недобитый сионист Гринфельд… Ты что, не узнала? – Он сидел в своем кожаном кресле, положив ноги на стол, и вырезал очередную красотку из порнографического журнала.

– Зачем ты звонишь? – Мария сердилась, и Гринфельд это понимал.

– Я звоню сообщить, что в целом мире я совсем один. – Красотка готова, теперь можно ее разрезать, однако «недобитый сионист» Гринфельд медлил, он вслушивался в знакомый с юности голос Марии.

– И ради этого ты разбудил меня среди ночи? – Возмущения в ее тоне не прозвучало, и это ему понравилось.

Марии просто стало жаль его, она вспомнила, как он беспомощно смотрел, когда приставал со своим предложением руки и сердца. А началось это еще на втором курсе медицинского института, и хотя с тех пор прошло столько лет, но Гринфельд не оставил своего намерения жениться на Марии – то ли из-за упрямства, то ли все же по-настоящему любил ее, хотя Марии в это верилось с трудом.

– Извини, я просто не подумал, что ты можешь спокойно спать, когда я так страдаю.

– Ну я, может, тоже страдаю иногда, но не звоню посреди ночи тебе или еще кому-нибудь, – упрекнула его Мария.

– Извини, впрочем, я уже извинялся, – угрюмо пробормотал Гринфельд.

– Скажи, может ли человек сойти с ума и сам этого не заметить? – неожиданно поинтересовалась Мария: раз уж психиатр позвонил ей сам посреди ночи, почему бы не получить бесплатную консультацию.

Однако Гринфельд не понял ее:

– Пожалуйста, не надо упражняться в остроумии – я такой же нормальный, как и все вы. И вообще, психиатр не может быть психом. Ибо норма – это не те, кого больше, а те, кто уполномочен решать, что такое норма. Понятно? – резко спросил он и тут же раскромсал порнозвезду на мелкие кусочки. Теперь Мария его по-настоящему разозлила. На днях еще таблеточки предлагала попить.

– Я не о тебе. Вечно ты все принимаешь на свой счет. Мне только что приснился японец, который отрубает мне голову. Что это означает? Я сошла с ума? – Мария встала с кровати и уже расхаживала из угла в угол. Ей было не по себе. Никакого покоя ни днем ни ночью. Недобитые сионисты, самураи с мечами, таинственные незнакомцы в лесу – вот это список! Действующие лица остросюжетного фильма. Кто следующий? По законам жанра, сейчас должен явиться главный подозреваемый.

– Нет, это означает, что ты расистка, – услышала она невозмутимый голос Гринфельда, – если у человека узкие глаза, значит, он несет опасность – вот что у тебя в подсознании.

– Нет, я не расистка, – убежденно сказала Мария. – Ты же сам говоришь, что это не я, а мое подсознание.

– Глупости. В России все прикрываются подсознанием. Но это не подсознание, а варварство.

– Ты не понял – я никому голову не отрубала. Ее отрубили мне. В чем же тут мое варварство – в том, что мне отрубили голову?

– В том, что это сделал именно японец.

Нет, все-таки разговоры с Гринфельдом утомительны. Психиатры всегда готовы фантазировать. И их фантазии редко бывают обоснованными.

– Я не звала этого японца. Он сам ко мне явился. Эдакий самурай. В кимоно. С мечом.

Гринфельд наслаждался беседой с Марией, он снова взял журнал и присмотрел еще одну красотку с огромным бюстом. Блондинок в журнале было вполне достаточно, хватило бы и на полуторачасовую беседу, но Гринфельд не сомневался в том, что Мария так долго с ним беседовать не будет, и с сожалением посмотрел на раскрытый разворот.

– Отдайте японцам Курилы, тогда они не будут являться к вам по ночам и отрубать вам головы.

– Это все твое объяснение? – насмешливо спросила Мария.

– Да. – Он увлеченно вырезал фигурку порнозвезды.

– Иди ты к черту! И знай, что ты не психиатр, а ноль! – заорала Мария и выключила телефон. – Ну и идиот этот Гринфельд, нашла у кого консультироваться, дура! – зло произнесла она.

В комнату вошла заспанная Даша. Без слов села на кровать Марии и обняла ее.

– Все хорошо, маленькая моя. Я, наверно, разбудила тебя. Меня Гринфельд разозлил, позвонил посреди ночи, нес всякую околесицу.

Даша кивнула:

– Спи, мам. Я тоже пойду. И выключи ты все телефоны на ночь. Поспать не дадут людям. Мне в школу завтра.

Между тем Гринфельд остался доволен беседой. Он застал Марию врасплох, та несла чушь о каком-то японце… Что-то, конечно, не то с Марией, но пока вроде бы нет слишком тревожных симптомов. Он прошелся по своему кабинету, подмигнул скелету, выбросил разрезанных красоток в корзину для бумаг. Злоба Марии поднимала его самооценку: он мог управлять чувствами этой женщины. Только ему не дано было понять, что Марии это как раз в нем и не нравилось, и потому он сейчас, по собственному признанию, совсем один.

Почему одинокая женщина отказывалась выйти за него замуж? Гринфельд не понимал. У него было все: частная практика, приносящая пусть не огромный, но стабильный доход, квартира в престижном районе. И он искренне хотел жить с Марией, хотел, чтобы она была счастлива, впрочем, иногда можно было бы и позлить ее, если не подчиняется.