Пока я спала - Амалия Март Страница 18

Это чертовски странный момент. Неправильный. Искаженный и ломанный, как из отражения кривого зеркала.

Но какого‑то лешего я испытываю необъяснимое чувство тепла в груди.

— Он тяжелый, — шепчу мужчине напротив.

— Да, крупный пацан, — почти улыбается Миша. Его взгляд то скользит по моим рукам, то возвращается к Марселю, который, похоже, уже в крепкой спячке.

Я отрываю ступню от пола и веду пальчиками по мужскому колену вверх, как бы напоминая, на чем мы остановились. Мы же продолжим? Муж резко вскидывает голову и впивается в меня потрясенным взглядом. Что? Мы никогда не устраивали хорошей прелюдии?

— Кхм, — откашливается он. — Давай уложу его, — Миша подхватывает сына под спину и ножки и встает с ним на руках.

Оставляя меня недоумевать.

Хотя нет, все правильно, не будем терять время на эти игры.

Он подходит к кроватке, нагибается, чтобы уложить ребенка и прикрыть его одеялком. Я тоже встаю и ровно за его спиной начинаю расстегивать пуговицы на своей рубашке.

Раз, два, три — к тому времени как муж разворачивается, я снова топлес.

— Что ты?.. — разве взгляд голодного мужчины должен быть таким ошеломлённым?

— Уложишь и меня? — томно шевелю плечиками, пытаясь сбросить рубашку окончательно.

Миша делает решительный шаг ко мне, я поднимаю лицо вверх, готовая встретить его такие захватывающие губы по пути. Но он сгребает полы моей рубашки и снова укутывает меня, как ребенка.

— Я лягу здесь, — хрипло говорит он.

— Что? С чего это? — говорю громче, чем надо, и Марсель в кроватке тут же принимается кряхтеть.

Мой страстный йети‑обломщик снова отходит к детской кроватке и принимается ее раскачивать, как я несколькими минутами ранее.

— Тебе нужен отдых. Я займусь Марсом, — большая шершавая ладонь взмывает вверх и очерчивает лицо в жесте вселенской усталости.

— Серьезно? — брови сами ползут вверх. Точно евнух. А отношения у нас платонические.

Красота.

Кладу дрожащие неудовлетворённым гневом пальцы на пуговицы и уже в который раз за вечер продеваю их в петли.

От резко вскинутых бровей швы начинают ныть. Касаюсь подушечкой пальца кожи под дурацкими рубцом и чувствую что‑то липкое. Только этого мне не хватало.

— Черт, — смачно выругиваюсь.

В полутьме детской комнаты не разглядеть, что за мокрое пятно я растираю на пальце, но вряд ли из меня начал течь мед. Скорее уж яд выходит. Вместе с кровью.

— Что такое? — обеспокоенно интересуется муж, продолжая укачивать Марселя в кроватке.

— Да шов… намочила его, пока мылась, — снова прикладывают пальцами под бровь. Определенно, пошла кровь. — У нас есть пластырь?

— Надо посмотреть.

Миша отпускает кроватку с притихшим сыном и надвигается на меня суровой глыбой. Полумрак делает его черты лица более угловатыми и жесткими, а взгляд по‑настоящему темным. Разительные перемены с тем человеком, что сидел у моих ног буквально мгновения назад.

Он останавливается совсем близко и хмурит брови в уже знакомом жесте, разглядывая меня. Явно неудовлетворенный увиденным, становится ещё мрачнее. Можно смело вешать табличку «лицо анти‑секс».

— Пошли, — кивает на дверь и касается моего плеча в противовес взгляду — очень мягко.

Я разворачиваюсь на выход, Миша притормаживает у детского комода и открывает верхние ящики по очереди, пока не достаёт большую коробку.

— Иди на кухню, — кратко инструктирует мой затылок.

Я забираюсь на полюбившийся мне стул у окна с ногами, упираю голые ступни в батарею. Шов над бровью немного ноет. Черт, надо было взглянуть по пути в зеркало, насколько там все страшно. Смотрю на указательный и большой палец левой руки — подушечки уже стянуло красноватой пленкой застывшей крови. Плохая идея, плохая. Не надо смотреть, не люблю вид крови.

Голова начинает кружиться, я прикрываю глаза.

Зря, наверное, пила. И легкомысленно полезла в душ. И хмурого йети так топорно пыталась соблазнить. Все сложилось в череду дурацких решений, где я сижу окровавленная на кухне и по-прежнему ни черта не помню. Блеск.

Амнезия — Я.

1:0.

— Болит? — на кухне появляется муж, я открываю глаза, чтобы снова встретиться взглядом с суровым совершенно чужим для меня человеком.

Кого я пыталась обмануть. Экспресс-знакомство никак не простимулирует память.

Тело тоже его не помнит, хотя было и не против продолжить. Но эти колючие поцелуи не рождают внутри знакомое чувство правильности или хотя бы отклика души. Просто голое влечение. Как к десятку других.

Я надеялась, что почувствую, если однажды встречу того самого. Но вполне очевидно, что наш брак построен на чем-то другом, более приземленном.

— Немного, — морщусь, когда грубые пальцы касаются кожи над швом.

— Вроде ничего. Только сбоку немного… — слегка оттягивает кожу у виска, и я не удерживаю возмущенное «Ай».

— Я купил мазь, которую врач для обработки шва прописал, — вытряхивает на стол содержимое из пакета с фирменным значком сети аптек города. — А пластырь должен быть… — открывает таинственную коробку из детского комода, которая оказывается домашней аптечкой.

А в детской комнате я посмотреть не догадалась.

— Марсель пару раз уже разбивал лоб, с тех пор как начал лазать — не удержать, — хмыкает Миша, доставая из аптечки упаковку бактерицидных пластырей. — Давай сюда, — разворачивается ко мне, обхватывает за подбородок и поворачивает мое лицо к свету.

Раскручивает тюбик с мазью и выдавливает небольшую каплю мне над бровью. Я приготовилась к боли, но, на удивление, ничего кроме прохлады не чувствую.

Пластырь быстро припечатывает мазь к шву.

Интересно, какими нежными могут быть эти грубые мужские руки. Какими заботливыми могут быть эти неотёсанные лесорубы.

— Страшно? — задаю волнующий меня вопрос.

— Что? — Миша закручивает тюбик с мазью, складывает пластырь в аптечку.

— Мое лицо. Оно теперь ужасно?