Измена. Ты меня никогда не любил (СИ) - Даша Черничная Страница 18

Никита насильно надевает на меня шубу, как безвольной кукле вставляя руки в рукава. Не сопротивляюсь. Мне сейчас действительно нужна помощь. Иначе просто упаду в сугроб и потеряю сознание.

Босс заботливо застегивает на мне пуговицы и надевает капюшон. Все это время на его лице хмурая и задумчивая гримаса. Он окидывает меня внимательным взглядом, молча притягивает к себе и помогает идти.

Ноги непослушные, проблем добавляют высокие каблуки и скользкий тротуар, но Никита держит меня крепко, поэтому я не боюсь упасть.

Он отводит меня к скверу недалеко от ресторана и помогает сесть на лавочку, сам присаживается рядом. Параллельно вызывает такси, а я устало прикрываю глаза и опускаю голову на его плечо.

— Спасибо тебе, Никит,—- произношу тихо.

Голос слабый, единственное мое желание — это залезть под одеяло и проснуться через год, когда уже все переболит, когда не будет тревог и слез.

— Как ты себя чувствуешь?

— Бывало и лучше, — даже выдаю вялую улыбку.

— Рома изменил тебе? — Разрешения задать личный вопрос не просит.

Да и с чего бы? Он видел достаточно неприглядного в моей жизни, так что смысла джентельменствовать нет.

— Угу. Только во множественном числе.

— Откуда ты знаешь?

Поднимаю голову и заглядываю в глаза Никиты, в которых полно сострадания:

— Женщина всегда такое чувствует. Это заметно в общении, в запахах, в касаниях. Я уже молчу про странные телефонные разговоры, ночные собрания и следы чужой помады на воротнике рубашки.

Молчим. Каждый смотрит прямо перед собой. Границы стерлись, теперь ни о каком разделении личного и рабочего речи быть не может. Все это переплелось так плотно, что не растянуть по сторонам.

— Ты изменял когда-нибудь? — спрашиваю едва слышно и поворачиваю голову.

Никита смотрит на меня, читаю выражение его глаз. В них столько печали, что ответ на поверхности.

— Не отвечай. Прости.

— Мне изменяли, — отвечает неожиданно. — Во множественном числе.

Ахаю от удивления:

— Как можно тебе изменять?! — какой идиоткой надо быть, чтобы профукать такого мужчину?

Да Никита же каменная стена, нерушимая. Я бы много отдала, чтобы вытравить из своего сердца любовь к Роме и освободить место для новой любви к своему боссу.

— Я тоже удивляюсь, как можно изменять тебе, — хмыкает.

— Брось, — отмахиваюсь. — Не идеализируй меня.

— Кто сказал, что я идеализирую? — вскидывает брови. — Ты совсем не идеальна!

— Эй!

Смеемся, я медленно расслабляюсь.

— Ну ладно. Внешне ты идеал. Красивая. С правильными чертами лица. Настоящая девушка с обложки. Но это же только картинка. А там, внутри, у тебя столько всего, Дель. Ты добрая и отзывчивая. Умная и открытая. Милая, нежная. Забывчивая, мнительная, упрямая.

— Да что ты такое говоришь?! — ахаю и начинаю смеяться еще сильнее.

— А еще ты готовишь ужасный кофе, — улыбаясь, качает головой.

— Это потому что я больше люблю чай. Подожди! Но почему ты не говорил мне раньше?!

Никита пожимает плечами и разводит руки:

— Я готов потерпеть невкусный кофе ради твоей улыбки.

— Льстец, — хмыкаю.

— Могу себе позволить. У нас, вообще-то, свидание.

Приезжает такси, и мы отправляемся домой. У моей квартиры замираем. Мне не хочется отпускать Никиту.

— Зайдешь? — спрашиваю и чувствую, как гулко у меня бьется сердце.

— С удовольствием, — отвечает Никита севшим голосом, проходит в квартиру и закрывает за нами дверь.

Глава 19. Не поможет

Аделия

— Никит, ты не против, если я переоденусь? А то что-то до сих пор согреться не могу.

Губыу меня синие и до сих пор дрожат, хотя в квартире достаточно тепло.

— Конечно, Дель. Я пока, с твоего позволения, приготовлю чай.

— Спасибо!

Бегу переодеваться. Снимаю тонкое шифоновое платье, чулки и надеваю теплые домашние брюки и свитер. Вот так-то лучше. Замираю, разглядывая себя в зеркале. На щеках появился румянец. Глаза немного красные от слез. Отхожу на несколько шагов назад и смотрю на себя в зеркале.

Я изменилась. Помимо смены имиджа немного похудела. Но всему виной новый образ жизни, вечная спешка и нервы.

Возвращаюсь в кухню и замираю, разглядывая картину перед глазами.

Никита с закатанными рукавами белоснежной рубашки стоит у плиты. Руки рельефные, с четко выделяющимися толстыми венами. На его плече висит белое полотенце. По всей кухне витает потрясающий аромат жареного мяса.

Мой босс, не замечая меня, переворачивает стейк на сковороде и поливает его маслом. В ногах Никиты Базилио наворачивает восьмеркой круги, мяукая и выпрашивая лакомство.

Никита отрезает кусочек стейка, дует на него, пробует мясо губами, а после скармливает сходящему с ума коту.

Я даже моргаю несколько раз, потому что картина это… нечто.

А Никита… ВАУ!

На моей кухне сексуальный мужчина жарит мясо и кормит моего кота. Кому надо продать душу, чтобы влюбиться в него? В правильного по всем фронтам Никиту, а не…

— Давно стоишь? — он оборачивается и рассматривает меня. — Я не слышал, как ты зашла.

— Только подошла, — отчего-то мой голос садится. — Что готовишь?

— Прости, я похозяйничал на твоей кухне. К сожалению, нам так и не удалось поесть, — «из-за твоего мудака-мужа» — явственно ощущаю, что он хочет добавить это, но сдерживается, — а я тебе обещал ужин. Надеюсь, ты не против моего самоуправства? Я нашел в холодильнике несколько стейков и решил их пожарить. Сейчас еще овощи быстро обжарю, и можно есть.

— Ты все правильно сделал, — улыбаюсь и достаю тарелки.

Вместе накрываем на стол. Двигаемся с Никитой синхронно, будто танцуем, не касаясь друг друга. Между нами постоянно бегает Базилио. А потом мы едим, переговариваясь друг с другом. Все это кажется таким уютным, будто мы знакомы много лет, будто нет места стеснению, все очень органично. Настолько, что в какой-то момент я забываюсь.

Смотрю на Никиту и совершенно теряюсь в собственных чувствах.

Именно в этот момент снова выключают свет.

— Да что ж такое! — ахаю я и включаю на телефоне фонарик, подсвечивая им, достаю свечи.

Как и вчера, зажигаю их и расставляю по столу. Когда последняя свеча находит свое место, я замираю. Кусая губы, зажмуриваюсь.

Никита он такой… хороший. С ним наверняка не страшно и упасть. Глупое сердце… не туда ты смотришь. И почему мы не можем сами выбирать, кого любить?

Тихо выдохнув,