Даниэла Стил - Игра в свидания Страница 18

– Хорошо выглядишь, – холодно произнес он, хотя сразу заметил, что Пэрис изрядно исхудала.

– Благодарю. Ты тоже.

Она не стала расспрашивать о сопернице, о том, как ему живется в Нью-Йорке в новой семье. Пэрис давно подозревала, что Питер держит за собой номер в отеле для отвода глаз – только ради детей, чтобы не надо было ничего объяснять, пока не оформлен развод. Пэрис не спрашивала и о том, доволен ли Питер, что развод вот-вот будет оформлен. Окончательно все должно было завершиться где-то в декабре, к Рождеству, что грозило основательно испортить ей праздники.

– Молодец, что приехал, – вежливо произнесла она. От одной его близости у нее ныло сердце, а этот ничего не значащий разговор казался до боли нелепым. – Вим придает этому большое значение.

– Я так и думал, потому и приехал. Надеюсь, ты не против, что я здесь?

Пэрис подняла на него глаза, что потребовало от нее немалых душевных усилий. Ей по-прежнему казалось невероятным, что он так внезапно и так окончательно ее отверг. Более страшного удара она не получала за всю жизнь. Ей все еще не верилось, что она сможет от него оправиться. Ей казалось, что она всегда будет любить Питера и переживать его предательство до конца своих дней.

– Думаю, нам обоим надо привыкать к новому порядку вещей, – рассудительно проговорила Пэрис, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

– У детей впереди масса важных событий, и нам поневоле придется в них участвовать.

В данный момент именно такое событие свело их вместе, да еще в чужом городе, что было особенно тяжело. Здесь не поедешь домой зализывать раны, номер в отеле – это совсем другое дело.

Питер молча кивнул, а Пэрис с удвоенной остротой ощутила неопределенность своего будущего. У Питера есть Рэчел, а у нее…

Некоторое время они не произносили ни слова, чувствуя одинаковую неловкость, и оба молились, чтобы Вим пришел скорее.

– Как у тебя дела? – спросил наконец Питер, и у Пэрис округлились глаза. Как можно быть таким бесчувственным? Как можно, прожив с человеком полжизни, в одно прекрасное утро проснуться и уйти? Пэрис по-прежнему отказывалась это понимать.

– У меня все в порядке, – негромко ответила она, не вполне понимая, что его конкретно интересует – «дела» в узком смысле или душевное состояние. Уточнять не хотелось.

– Я о тебе беспокоюсь, – неожиданно выдавил Питер, разглядывая носки своих туфель.

Ему было больно смотреть на жену. В ее глазах застыло отчаяние человека, с которым обошлись очень подло, и виной тому был он. Это были не глаза, а два озерца битого зеленого стекла.

– Нам сейчас обоим нелегко, – добавил он, но Пэрис ему не поверила.

– Ты ведь сам этого хотел, правда? – прошептала она, молясь, чтобы он ответил: «Нет». Ей казалось, другого шанса задать этот вопрос может не представиться.

– Да. – Он не сказал, а выплюнул это слово, будто оно торчало у него в горле. – Но из этого не следует, что мне очень легко. Могу себе представить, что чувствуешь ты.

Пэрис покачала головой:

– Нет, этого ты себе представить не можешь. Я бы тоже не могла, если бы такое не случилось со мной. Это равносильно смерти близкого человека, даже хуже. Иногда я говорю себе, что ты умер, и тогда мне легче: не нужно думать, где ты, с кем ты и почему меня бросил. – Она была с ним предельно честна. Но почему бы и нет? Терять ей теперь было нечего.

– Это пройдет. Со временем все перемелется, – мягко произнес Питер, не зная, что еще добавить.

И тут они увидели сына, который вприпрыжку несся к ним. В первый момент Пэрис пожалела, что разговор прервался, но в следующий миг испытала облегчение. Все, что хотела, она уже услышала. Питер тверд в своем решении, и ему ее не более чем жаль. А она хотела от него не жалости, а любви! Неизвестно, куда завел бы их этот разговор. Хорошо, что Вим появился: куда легче было заняться проблемами Вима.

Оба с радостью подхватили пожитки новоиспеченного студента и понесли наверх. Войдя в комнату, Пэрис принялась распаковывать сумки, а мужчины снова спустились к машине забрать тяжелые чемоданы и коробки. Микроволновку и маленький холодильник Вим взял напрокат у коменданта общежития. Теперь у него было все необходимое.

Обустройство на новом месте продолжалось до четырех часов. К этому времени прибыли трое соседей Вима – двое из Калифорнии, третий – из Гонконга. Все ребята были крепкие, молодые и, казалось, положительные. Вим заранее обещал отцу, что поужинает в этот вечер с ним, и они оба отправились провожать Пэрис.

День выдался длинный и нервный во всех отношениях, все порядком устали. Пэрис не только наблюдала, как вылетает из гнезда ее младший птенец, но и фактически отпускала на волю Питера. В один день она понесла две утраты. Те, кого она любила и на кого опиралась, отныне ушли из ее повседневной жизни, а Питер – и того хуже. Питер ушел совсем.

Они вышли в главный холл, где стояла гигантская доска объявлений, обклеенная всевозможными записками и афишами – средоточие студенческой жизни. Питер повернулся к Пэрис.

– Не хочешь к нам вечером присоединиться? – великодушно предложил он.

Пэрис покачала головой, машинально поправила волосы, и Питер с трудом удержался, чтобы не обнять ее. В джинсах, футболке и сандалиях, растерянная и беспомощная, она была похожа на молоденькую девушку ненамного старше студенток, сновавших в корпус и обратно. При взгляде на бывшую жену в Питере всколыхнулась волна воспоминаний.

– Спасибо, я слишком устала. Лучше пойду в отель и закажу массаж.

Пэрис и для этого была чересчур утомлена, но уж сидеть за одним столом с Питером, любоваться на то, чего она лишилась навсегда, было выше ее сил. В таком состоянии она не удержится от слез, а рыдания им совсем ни к чему.

– Я с Вимом завтра еще увижусь, – добавила она. – Ты когда летишь?

– Завтра вечером мне надо быть в Чикаго. Утром полечу, ни свет ни заря. Но мне кажется, ребенок прекрасно устроился, и завтра мы ему уже оба будем не нужны. Он вышел в плавание, – с улыбкой подытожил Питер.

Было видно, что он гордится сыном. Те же чувства испытывала и Пэрис.

– Да, это уж точно, – грустно улыбнулась она. – Все равно больно расставаться. У меня вся душа изболелась. Спасибо, что помог с вещами. Когда собирались, казалось, их не так много…

– Обычное дело, – улыбнулся Питер. – Помнишь, как мы Мэг отвозили в колледж? В жизни не видел такого количества шмоток! Она ведь тогда даже обои и занавески с собой везла. А потом заставила меня эти обои лепить на стену. Она переняла у тебя талант наводить уют. Хорошо, что ее соседке результат понравился. Кстати, что потом стало со всем этим барахлом? Не припомню, чтобы она что-то привозила назад. Или она все в Нью-Йорк притащила? Пэрис вздохнула. Это были те самые мелочи, из которых и складывается жизнь. Раньше она была у них одна на двоих, а теперь будет идти врозь.