Даниэла Стил - Обещание страсти Страница 18

— Да, я вас понимаю. — Кизия сочувственно улыбнулась, думая о собственных планах по поводу книги.

Секретарша быстро оглядела письменный стол, взяла несколько бумаг и скрылась за тяжелой дубовой дверью. Литературное агентство «Симпсон, Уэллс и Джонс» немногим отличалось от юридической фирмы Эдварда, офиса Уита или брокерской конторы, занимавшейся ее акциями. Это был серьезный, хорошо поставленный бизнес. Длинные полки книг, деревянные панели, бронзовые дверные ручки и толстый ковер цвета бургундского. Здравомыслие, внушительность, престиж. Ее интересы представляла фирма с отличной репутацией. Поэтому она не побоялась открыть свою тайну Джеку Симпсону. Он знал, кто перед ним, только ему и Эдварду были известны ее многочисленные псевдонимы. Знали, конечно, и служащие Симпсона, но им и в голову не придет болтать лишнего. Ее тайна надежно хранилась.

— Мистер Симпсон ждет вас, мисс Сен-Мартин.

— Благодарю вас, Пэт.

Он ждал ее, встав из-за стола, — симпатичный человек примерно одних лет с Эдвардом, лысеющий, с седыми висками, широкой отеческой улыбкой и теплыми, дружескими руками. Как всегда, они обменялись рукопожатием. Она села напротив и помешала чай, принесенный Пэт. Сегодня — чай с мятой. Иногда это был «Инглиш брэкфаст», а после полудня — обычно «Эрл-грей». Офис Джека Симпсона был для нее раем, местом, где можно расслабиться и вздохнуть свободно. Где она ощушала радость от сделанной работы. Здесь Кизия всегда была счастлива.

— У меня есть для вас задание, дорогая.

— Великолепно. А именно? — Она выжидающе посмотрела, отставив чашку с золотым ободком.

— Давайте сначала немного поболтаем. — Сегодня в его глазах было что-то новое. Только Кизия не могла понять, что именно. — Это несколько не похоже на все, чем вы до сих пор занимались.

— Порнография? — Она отхлебнула чай и слегка притушила улыбку. Симпсон улыбнулся.

— А вы именно этим хотели бы заняться, да?

Кизия улыбнулась ему в ответ. Он зажег сигару. «Данхилл», а не кубинскую. Каждый месяц она присылает ему коробку.

— Сожалею, но вынужден вас разочаровать. Это определенно не порнография. Это интервью.

Он внимательно наблюдал за ней. Несколько слов — и она начинала походить на затравленную олеыиху. Некоторых сторон ее жизни не осмеливался касаться даже он.

— Интервью? Вот как… Что-нибудь еще?

— Нет, но я думаю, нам надо поговорить об этом подробнее. Вы слышали о Лукасе Джонсе?

— Не уверена. Имя знакомое, но никаких конкретных ассоциаций не вызывает.

— Это очень интересный человек. Ему тридцать пять, шесть лет провел в заключении в Калифорнии за вооруженное ограбление. Срок отбывал в Фолсоме, Сан-Квентине — во всех тех местах, о которых идет ужасная слава. Ну вот, прошел через все это и сумел сохранить себя. Он был одним из первых, кто начал организовывать профсоюзы среди заключенных и устраивать шум из-за их прав. Теперь он уже на свободе и продолжает свое дело. Думаю, в этом смысл его жизни. — Он поставил своей целью уничтожить тюрьмы, а пока они еще существуют, добиваться улучшения положения заключенных. Даже отказался от досрочного освобождения, потому что, по его словам, не завершил то, что начал. Это было первый раз. А когда решение о досрочном освобождении было принято вторично, решили больше его не спрашивать. Они хотели от него избавиться, но и оказавшись на воле, он продолжал гнуть свою линию. То, что он рассказывает о ситуации в тюрьмах, оказывает на общественное мнение огромное воздействие. Кстати, этот Джонс написал очень сильную книгу — год или два назад, не помню точно, — когда оказался на свободе. Его часто приглашают выступить, в том числе на телевидение. И, что удивительно, он проделал все это с большим успехом, хотя по-прежнему числится условно освобожденным. Полагаю, он рискует, продолжая свою кампанию.

— Надо думать.

— Он отбыл шесть лет из своего срока, но тем не менее еще не свободный человек. Насколько я понимаю, у них в Калифорнии существует так называемая система неопределенного срока наказания, которая предполагает, что человек сам не знает, на какой срок он заключен. В его случае это, кажется, от пяти лет до пожизненного. Он отсидел шесть. Думаю, мог бы отсидеть и десять, и двадцать — по усмотрению тюремных властей, но он им, мягко говоря, надоел.

Кизия, заинтригованная, кивнула. На это Сим-пеон и рассчитывал.

— Он убил кого-нибудь во время ограбления?

— Нет, я абсолютно уверен, что нет. Просто поднял большую суматоху. Весьма бурная молодость, как явствует из книги. Образование он получил преимущественно в тюрьме — школа, диплом колледжа и магистерское звание по философии.

— Во всяком случае, трудолюбив. А после того как он вышел, возникли какие-то проблемы?

— С уголовщиной он, по-видимому, покончил. Мне известно о единственной проблеме: он ходит над пропастью благодаря той известности, что приобрел, устроив кампанию в поддержку прав заключенных. А интервью требуется потому, что скоро у него выходит еще одна книга — критический анализ условий, в которых содержатся заключенные, — ив этой книге он развивает те же взгляды, что и в предыдущей, но еще более жестко. Судя по тому, что я слышал, она должна произвести фурор. Самое время о нем написать, Кизия. А вы самый подходящий для этого человек. Вы уже сделали две статьи о выступлении заключенных в Миссисипи в прошлом году, так что предмет вам отчасти знаком.

— Но ведь это не материал, основанный на документах. Это интервью. — Она поймала его взгляд. — Вы знаете, что я не занимаюсь интервью. И кроме того, речь пойдет не о Миссисипи. Он говорит о калифорнийских тюрьмах. А о них я знаю не больше всякого другого — только то, что писалось в газетах.

Предлог был никудышным, и оба это осознавали.

— Принципы те же, Кизия. Вы это понимаете. К тому же нас просят дать материал о Лукасе Джонсе, а не о калифорнийских тюрьмах. Об этом он вам расскажет и сам. Если нужно, прочтите его первую книгу. Там есть все, если только вы сможете это переварить.

— Что он за человек?

Симпсон подавил улыбку. Возможно… возможно… Нахмурился и положил сигару в пепельницу.

— Странный, интересный, очень сильный, очень закрытый и одновременно искренний. Я видел его выступления, но лично не знаком. Впечатление такое, будто он готов все что угодно и кому угодно рассказывать о тюрьмах, но о себе и слова не скажет. Интервью с ним будет делом непростым. Я бы сказал, он все время настороже, но в то же время, безусловно, обаятелен. Похож на человека, который ничего не боится, потому что ему нечего терять.

— У всех есть что терять, Джек.

— Вы говорите о себе, моя дорогая, но с некоторыми людьми дело обстоит совсем по-другому. Они уже потеряли все, что им дорого. Перед тем как он попал в тюрьму, у него были жена и ребенок. Ребенок погиб в автомобильной катастрофе, виновник ее скрылся, а жена покончила самоубийством за два года до того, как его выпустили. Возможно, он один из тех, кто потерял все… От такой жизни можно сломаться. Или обрести свободу. Думаю, именно так и случилось. Те, кто хорошо его знает, относятся к нему как к Богу. Вы услышите о нем массу прямо противоположных отзывов — теплый, любящий, добрый или, наоборот, безжалостный, жестокий, холодный. В зависимости от того, с кем будете говорить. По-своему он человек-легенда, человек-загадка. Никто по-настоящему не знает, кто он на самом деле.