Ольга Егорова - Магический код Страница 19

Иван успел еще порассуждать на тему, что бы «это» значило, добрых минут пятнадцать. Рассуждал бы и дальше, но «это» внезапно вышло из автобуса, отелилось от толпы пассажиров и зашагало прочь от остановки в глубь квартала. Легкой, почти невесомой походкой, несмотря на то что на ногах у «этого» были не модельные туфли, а тяжелые ботинки на рифленой подошве.

Иван лихо свернул к бордюру и торопливо выпрыгнул из машины. Не зная никакого другого магического кода, он трижды повторил про себя цифры, все это время маячившие перед глазами, вместе с буквами и кодом региона. Один раз — слева направо, другой раз — справа налево, третий раз — отдельно буквы, отдельно цифры и отдельно — код региона. Магический код должен был сработать — он верил в это и больше ни о чем не думал, потому что попытка рефлексии сейчас привела бы его к полному краху и заставила бы сесть на тротуар и просидеть на этом тротуаре до утра. Как когда-то в турецкой гостинице между этажами. Впрочем, в ту ночь он все же ночевал в номере…

— Диана!

Она застыла на месте, словно громом пораженная. Стояла некоторое время, не оборачиваясь, и только в гот момент, когда Иван уже оказался у нее за спиной, наконец явила ему свое разгневанное лицо:

— Послушайте, вы ненормальный, да? Вы меня зачем преследуете? Я ведь сейчас милицию позову! Вы на машине за мной ехали, да? На машине?

— На машине, — пришлось признать очевидное.

— И зачем?

«Сам не знаю», — чуть было не сорвалось с губ. «Просто так» — тоже не вариант. «Будьте моей женой» — неактуально для замужней женщины. «Я вас люблю» — банально и в любом случае сомнительно… «Вы потеряли телефон, а я его нашел» — и откуда потом взять этот потерянный телефон? Про спортивную школу уже спрашивал…

— Двести тридцать пять. Эм, эс. Шестьдесят четыре.

— Что — шестьдесят четыре?

— Код региона.

— Вы ненормальный, да?

— Это номер автобуса, на котором вы ехали.

— Вы ненормальный?

— Не знаю. Может быть. Вы верите в магию чисел?

— Вы ненормальный.

— Не верите?

— Не верю. Отвяжитесь от меня.

— Я теперь тоже не верю. Я и раньше не верил. А пока сидел в машине, верил. А теперь…

— И не смейте за мной ходить.

— А теперь опять не верю.

— И даже не вздумайте.

— А если?..

— Мне до дому два шага осталось. А на двери подъезда кодовый замок. А внутри еще охранник. С автоматом. И еще у меня муж. Ужасно ревнивый. И ребенок, кстати. Больной. Вам это все надо?

— Нет, — честно признался Иван. — Не надо.

— Тогда всего доброго. Надеюсь, что я в последний раз с вами прощаюсь…

Последние слова она не проговорила, а уже прошипела. Не сказала, а ужалила. Иван стоял на месте и смотрел вслед, будто околдованный этим ее змеиным ядом. Парализованный.

Она уже скрылась за углом пятиэтажки, а он все стоял на месте и слушал ее голос, который почему-то никуда не исчез:

«Вы — ненормальный…»

— Где мои невидимки? Кто-нибудь видел моих невидимок? Черт, в этом доме никогда не бывает порядка!

Лора ходила по квартире, безуспешно пытаясь отыскать книгу любимого писателя, которая называлась «Невидимки». Открыв кухонный шкаф с посудой, она придирчиво оглядела полки.

— Привет, кстати. — Диана, повесив в шкаф куртку, задумчиво оглядела пространство: и правда беспорядок. Хотя откуда взяться порядку в доме, где квартируются две совершенно беспорядочные личности вроде Лоры и Мура и проживает абсолютно бешеный ребенок?

Абсолютно бешеный ребенок уже выскочил из комнаты и сиганул Диане на шею:

— Мамочка!

Танюшка, обхватив Диану руками за шею и ногами за талию, едва не задушила ее в объятиях.

— Соскучился, поросенок? — Она чмокнула дочь в теплую щеку. — Как ты себя чувствуешь? Прошла температура? Лоб вроде холодный…

— Кто-нибудь видел моих невидимок?! — снова простонала Лора из соседней комнаты.

— Интересно, каким это образом можно увидеть невидимок. На то они и невидимки, чтобы быть невидимыми. Увидеть их невозможно.

— Она еще и издевается. Нет, вы подумайте только! Я тут сижу с ее ребенком, время свое трачу в качестве бесплатной няньки, пока она прохлаждается. А она приходит домой и вместо того, чтобы сказать мне спасибо, — издевается!

— Ужасно соскучилась, мам!

— И никто над тобой не издевается. Я просто рассуждаю…

— Рассуждает она!

— Я тоже соскучилась. И тоже ужасно. Танюш, слезай, а? Мне переодеться нужно. Я ж не могу как кенгуру…

— Ура! Мам, давай ты будешь кенгуру, а? А я буду кенгуренком! Ребенок кенгуру называется кенгуренком? Или кенгуренышем?

— Дианочка, ну вспомни, вспомни, пожалуйста, куда я ее положила, а? Ну родная моя, любимая, хорошая, золотая, вспомни…

— Кенгуренком, кажется… Но можно и кенгуренышем тоже… Лора, я не могу вспомнить. Это ведь ты ее положила, а не я. Если бы я положила… Тань, слезь, прошу тебя, а?

— Может, под диван? Я под диваном еще не смотрела!

— Ну почему, ма-а-ам?

В этот момент зазвонил телефон. «Дурдом», — привычно подумала Диана.

— Дурдом, — сказала она вслух, осторожно отцепила от себя кенгуренка и велела ему снять трубку.

— Динка, это ж твоя квартира все-таки!

— Но книжка-то твоя! Зачем она тебе так срочно понадобилась? Рано или поздно все равно найдется, успокойся!

— Я не хочу рано или поздно! Я хочу сейчас!

— Почитай другую.

— Не хочу другую. Хочу эту.

— Ты как ребенок, Лариса…

— И не называй меня Ларисой. Я сто раз уже тебе об этом говорила. С моей внешностью имя Лариса выглядит по крайней мере смешно. Моя мама сбрендила в тот момент, когда дала мне это имя. Как будто нельзя было назвать меня как-нибудь по-нормальному! Дать ребенку нормальное негритянское имя, если уж согрешила с гражданином африканской страны и не успела вовремя прервать беременность…

— И какое это нормальное африканское имя?

— Не знаю! Что ты пристала? Можно подумать, я когда-нибудь была в Африке и знаю все их имена. Тумба-Юмба, например. Чем не имя?

— Тумба-Юмба — это, кажется, не имя, а какое-то племя.

— Все равно Тумба-Юмба лучше, чем Лариса.

— Тебя не переспоришь. Ладно, буду звать тебя Тумбой. Или Юмбой. Тебе как больше нравится?

— Мам, тебя к телефону! — раздался из комнаты вопль кенгуренка.

Лора что-то пробурчала себе под нос — Диана не расслышала, да больно-то и не пыталась. Таня, нодбоченясь, стояла рядом, пока Диана разговаривала по телефону, и внимательно слушала ее короткие фразы: «Привет. Да. Нормально. Конечно. Ах, вот в чем дело. Ну и ладно. И я тебя тоже. Взаимно. Пока».

— Кто звонил? — поинтересовалась Лора, появляясь в комнате.

Диана давно уже заметила, что все обитатели ее квартиры имели какую-то магнитную зависимость друг от друга и постоянно кучковались, соблюдая минимальную дистанцию, их разделяющую. Они как будто притягивались друг к другу. Такого еще ни разу не случалось, чтобы половина семьи находилась в кухне-прихожей, а половина — в комнате.

Вся семья всегда находилась в одном помещении. Нерасторжимая, как атомы одной общей молекулы. И даже кот Васька, которого сейчас не было дома, всегда перемещался по квартире вместе с ее обитателями. Как хвост.

— Звонил мой супруг.

— Что сказал?

— Сказал, что сегодня не придет. И завтра тоже.

— А когда придет?

— Послезавтра! — Таня опередила мать, весело продемонстрировав всему миру свою информированность. — И принесет мне медведя! Того самого! Помнишь, мам, мы в магазине видели, я еще тогда ничего не сказала про то, что очень-очень такого медведя хочу, а Лариса…

— Господи, и ты туда же, поганка!

Таня тут же подлетела к обиженной Лоре и принялась гладить ее по темно-коричневой руке, приговаривая:

— Ну Тумбочка. Ну Юмбочка. Ну я больше не буду. Ну не расстраивайся. Тумбочка-Юмбочка, а скажи, что такое — избавиться от беременности? Это как?

В комнате повисла тишина. Не удержавшись, более эмоциональная Лора все же нарушила ее легким свистом.

— Вы чего молчите-то?

Дина и Лора переглянулись. Во взгляде подруги Диана прочитала: ты мать, тебе и решать, что ей ответить.

— Танечка, это взрослый вопрос. Тебе таких вещей пока еще знать не нужно. Ты все равно не поймешь, — отозвалась наконец Диана.

Лора ее поддержала:

— Ага. Правильно мамка говорит. Не поймешь все равно, лисенок.

Лисенком Танюшку иногда называли за каштановый цвет волос. Поросенком — за то, что была она настоящим маленьким поросенком. Зайцем называла ее Диана, когда укладывала спать, — «Спокойной ночи, заяц». Периодически, в зависимости от ситуации и настроения окружающих ее взрослых, Таня была котенком, цыпленком, бегемотом, слоном, мышонком и лягушонком — в общем, делила участь всех остальных счастливых детей на свете. Тех детей, которых любят родители.

И только безэмоциональный эстонский Мур называл ее просто Таней. Когда сердился, он тоже называл ее Таней. И когда хотел продемонстрировать ей свою любовь, тоже называл Таней. Только когда очень-очень сильно на нее сердился, называл «дочь моя». При этом обязательно добавляя: «ты оборзела». «Ты оборзела, дочь моя» — примерно так это звучало.