Э. Бушан - Вторая жена Страница 19

— Насколько он старше?

— На двадцать лет.

Уголки губ Деб брезгливо опустились.

— Очень смело, — сказала она после нескольких неловких секунд.

Потом она сказала:

— Я хочу…

Она хочет? Она могла бы хотеть новой жизни или новых отношений. Она даже могла бы захотеть влюбиться, и я предостерегла бы ее от этого. Ведь любовь тоже стареет, помимо прочего. И приносит вам близнецов, варикоз и ненависть его семьи.

— Я говорила тебе, что схожу с ума в своей квартире? Она над индийским рестораном и вся провоняла карри. Хозяин ничего не желает слышать о вентиляции и угрожает повысить арендную плату. — Деб развела руками. — Я долго жила в воздушном замке высоко над землей. Добро пожаловать в раельность. Сейчас мое будущее уже не казется мне таким сияющим. — Она сделала паузу. — А ты знаешь, что Барри переходит в другую компанию? Нет? Вот у него блестящее будущее.

Я почувствовала досаду. Без сомнения, Барри имел свои причины ничего не обещать мне, когда я говорила с ним о своей работе. Никогда не следует забывать, что у босса есть собственная повестка дня. Я захлопнула ноутбук. Может быть, мне не придется работать в «Парадокс». Я испытывала легкое сожаление от этой мысли. Но были и другие компании, в конце концов. Я позволю Натану сказать: «А я тебе говорил…».

Деб встала и потянулась. Кожа под футболкой была покрыта гусиными пупырышками. Я чуть было не сказала: «Ты простудишься, если не будешь беречься».

Я вернулась домой вовремя, чтобы принять эстафету от Евы, которая собралась выйти в город.

— Спасибо, Минти, — редкая бледная улыбка растянула ее губы. — Сегодня такой важный вечер.

Лучше не спрашивать. Из окна спальни мальчиков я смотрела, как она идет по улице в своих дешевых туфлях на высоких каблуках. Она выглядела свободной и счастливой. Ее волосы были освобождены от зажима, превращающего их в прическу надзирательницы, и я сказала себе, что не должна забывать, что Ева имеет право на собственную жизнь.

— Ты не занята, мамочка?

Светлые волосы Лукаса, уже начавшие темнеть, спутались и торчали в разные стороны. Он был копией отца. Часы в виде Томаса-Паровозика тикали на тумбочке. Две пары носков, две футболки, две пары трусов свисали со стула, разрисаванного драконами. По их одеялам было видно, что мальчикам еще долго расти, чтобы достигнуть конца кровати. На это уйдут годы и годы.

— Никогда не занята для вас двоих.

Я попыталась вспомнить, на какой кровати сидела накануне вечером и выбрала противоположную. Феликс застенчиво улыбнулся и перевел взгляд на рисунок на стене над своей кроватью. Я собралась отругать Феликса за исполрченные обои, когда до меня дошло, что это был рисунок большой кошки с черно-белыми полосами. Под ним он синим карандашом написал: «Мой потерявшийся кот».

Когда они уже спали — Феликс свернувшись комочком, а Лукас разметавшись по кровати — я включила ночник и оставила их. Потом я проскользнула наверх в комнату гостей, где белые розы словно выплывали из темного фона. Поискала дневник Натана под его рубашками.

21 января, три дня назад, он писал: «Что делать, чтобы ничего не бояться?». И вчера: «Меня словно не существует. Я смотрю в зеркало, и не знаю, кто оттуда смотрит на меня». Я закрыла книжку и только тогда увидела желтый листок, прилепленный к обложке: «Я же сказал, что это личное». Почерк Натана. Это заставило меня улыбнуться. Если записи были личными, почему он не спрятал их надежнее. Ответ: он хотел, чтобы я прочитала. Это был вызов, и я приняла его. Я спустилась вниз, нашла ручку и дописала ниже: «Поговори со мной, Натан».

Свечи в подсвечнике на столе тихо таяли. Натан медленно ел органический бифштекс из вырезки.

— Не плохо.

Не плохо? Каждый глоток стоил целое состояние. Я проглотила последний кусочек так, словно это был золотой песок, и сказала:

— Когда-нибудь я научусь готовить.

Ответ Натана был чем-то средним между одобрением и насмешкой.:

— Это будешь уже не ты, Минти.

На втором этаже раздался топот. Несмотря на строжайший запрет близнецы почти каждый вечер менялись кроватями. Натан прислушался:

— Прекрасно.

Я спросила его:

— Скажи, а что происходит в «Витамакс»? Я вчера разговаривала с Гизеллой, она говорит, что Роджер выглядит ультра-озабоченным. Я думала, у вас был успешный год.

Натан отодвинул тарелку.

— Серьезный иск о клевете, — признался он, — из-за статьи в «Викенд Дайджест». о взятках футбольным менеджерам. Это может дорого обойтись «Вистемакс», и это произошло у меня на глазах.

— Но это не твоя вина.

— Не совсем. Но я несу за это ответственность, однако.

— Ты должен был рассказать мне. — На кухне стало тихо. — Ох уж эти журналюги, — пробормотала я.

После ухода из «Вистемакс» я потеряла доступ к источнику новостей компании. Натан же легко оперировал цифрами и стратегиями.

— Ты должен был сказать, — повторила я.

Натан пожал плечами. Тишина только усугубила нашу отчужденность. Мнение «Успешных отношений» по поводу подобных ситуаций было однозначным: из следует всячески избегать.

— Я купила тебе это, — услышала я свой голос и вручила ему банку мультивитаминов, купленных в обед.

Он перебросил банку из одной руки в другую:

— Спасибо, мамочка Минти.

Он был в старой застиранной синей рубашке, которую носил с незапамятных времен и отказывался выбросить. При свечах она казалась темнее. Одна из свечей замигала и начала коптить. Натан потянулся вперед, зажал фитиль пальцами и сказал с сожалением:

— Минти, ты не должна тратить свою жизнь на меня.

— Просто у тебя был плохой день.

Он подул на свои пальцы:

— Есть немного.

— Натан… — слова были готовы сорваться с моих губ.

Каково твое тайное горе? Но я уже знала ответ. Секретом Натана была утрата Роуз и прошлой жизни.

— Возьми одну из витаминок, — я потянулась за банкой и отвинтила крышку. — Я тоже одну возьму. — Я покрутила таблетку между большим и указательным пальцами. — Будь хорошим мальчиком.

Натан смотрел на нее секунду или две.

— Позже, — сказал он.

Я должна была настоять на обсуждении дневника. Давай вместе разберемся, что делает тебя несчастным. Но выражение его лица говорило, что мои слова будут прерваны. Это было не столько нетерпение или отвращение, хотя и они отражались на его лице (и я не знала, направлены ли они на самого себя или на меня), было видно, что он очень встревожен. Натан глубоко задумался, и я понятия не имела, о чем.

Я попробовала снова:

— Натан, я понимаю, что не должна была читать, но нам надо поговорить об этом.