Колин Маккалоу - Милый ангел Страница 19

Новостей о Дэвиде мне принесли больше, чем о Мерл, хотя моих родных он не навещал — наверное, стеснялся появиться у нас с фонарем, который я ему поставила под глазом.

— У Дэвида новая девушка, — будто невзначай обронила мама.

— Надеюсь, католичка, — в тон ей отозвалась я.

— Верно. Ей всего семнадцать.

— В самый раз. — И я вздохнула с облегчением. Хватит с меня Дэвида Меркисона! Пусть лепит себе жену из нового куска глины.

После того как я убрала несъеденное пирожное и заварила чай, к нам присоединились миссис Дельвеккио-Шварц и Фло. Ох. Мои родные не знали, что и подумать! Одна вообще не говорит, другая говорит, но с акцентом, а одежда на обеих неглаженая — хорошо еще, что чистая. Фло, как всегда босая, была наряжена в обычный передничек табачного цвета, а ее мать щеголяла халатом в оранжевых маргаритках на ярко-сиреневом фоне.

Одарив моего рослого и спортивного папу явно кокетливым взглядом, домовладелица села и завладела папиным вниманием — к нескрываемой досаде мамы. Темой для разговора миссис Дельвеккио-Шварц избрала мое имя и фамилию — все допытывалась у папы, почему он наградил злополучным именем свою единственную дочь. Обычно равнодушный к авансам со стороны дам, папа вдруг расцвел и даже попытался флиртовать! Пусть ему и за восемьдесят, с виду и шестидесяти пяти не дашь. Наблюдая за ним и хозяйкой дома, я вдруг подумала, что они неплохо смотрятся вместе. К тому времени, как миссис Дельвеккио-Шварц ушла, мама была так зла, что даже бабуля сидела, сжав ноги и сведя глаза в одну точку, но не осмеливаясь попроситься в уборную. Только когда шаги хозяйки затихли в коридоре, мама соизволила вспомнить про бабулю. Я и не думала, что мама бывает такой ревнивой.

— От этой девчонки у меня мурашки по коже, — признался Гэвин. — Можно подумать, Бог сначала решил сделать ее недоразвитой, да по ошибке дал ей мозги.

Я вскипела, как мама, и была готова стереть его в порошок. Безмозглый олух!

— Фло не такая, как все! — рявкнула я.

— Сдается мне, этого ребенка морят голодом, — вынесла приговор бабуля, вернувшись из туалета. — А ее мать — какая туша! Вульгарная особа.

Более уничижительной характеристики в бабулином лексиконе нет. Вульгарная. Мама с жаром поддержала ее.

Вот так. В десять я проводила их и постояла у калитки, махая вслед папиному новому «форду» и надеясь, что больше я его здесь не увижу. Могу лишь догадываться, что они сказали обо мне, моей квартире, Доме, Фло и миссис Дельвеккио-Шварц, но кажется, папа иного мнения о нашей домовладелице, чем мама. А еще ручаюсь, что старая хитрюга нарочно разыграла комедию, чтобы семейство Перселл не повадилось слишком часто бывать в Доме.

Плакать мне хочется по другой причине: меня буквально распирало желание поделиться впечатлениями, мнениями и выводами обо всем, что произошло со мной за последние четыре недели, но едва я заметила, какими глазами мои родные посмотрели на каракули Фло в прихожей, как поняла, что откровенничать с ними мне не хватит духу. Но почему, если я по-прежнему люблю их больше жизни? Да, люблю. Честное слово! Но чувствую себя так, будто стою на пристани и провожаю подругу, уплывающую в Англию на старых добрых «Гималаях». Стою, смотрю на сотни лиц над поручнями, держу в руке ярко раскрашенный бумажный кораблик, а большой корабль отдаляется от причала, и вот уже все бумажные кораблики с моим вместе качаются на грязных волнах, и толку от них никакого, разве что плавучего мусора в гавани стало больше.

Надо будет съездить в Бронте, проведать наших. Кажется, где-то в дневнике я уже клялась, что больше туда ни ногой, но я хотела сказать, что моей душе там не место. А тело все равно будет делать то, что велит ему долг.

Воскресенье

28 февраля 1960 года

Завтра я могу предложить жениться на мне какому-нибудь парню, который мне нравится. А все потому, что идет високосный год и в феврале двадцать девять дней. Размечталась!

Сегодня я познакомилась с Клаусом, который не уехал в Боурел на выходные. Клаус — пухленький коротышка лет пятидесяти с лишним, у него большие круглые блекло-голубые глаза. По его рассказам, в войну он служил в германской армии — был канцелярской крысой на складе возле Бремена. Так что в лагерь для пленных в Дании его отправили англичане. Потом ему предложили на выбор Австралию, Канаду или Шотландию. Клаус выбрал Австралию, потому что она дальше, два года прослужил клерком в государственной организации, а потом вернулся к своей основной профессии — ювелирному делу. Когда я спросила, не согласится ли он поучить меня готовить еду, Клаус весь просиял и с удовольствием согласился. По-английски он говорит хорошо, прямо как американец, и никакой татуировки «СС» у него под мышками нет: я лично убедилась, когда он в одной майке развешивал белье. Так что иди-ка ты подальше, Дэвид Меркисон, со своей предубежденностью против новых эмигрантов. Мы с Клаусом договорились встретиться в девять в следующую среду — он заверил, что в Европе это время не считается поздним. Уверена, к тому времени я буду дома, даже если в «травме» случится запарка.

В пятницу вечером я заехала в паб «Пиккадилли» и купила кварту бренди «три звездочки» у Джо Дуайера, с которым близко познакомилась с тех пор, как распробовала спиртное. Вернувшись домой, я сама нанесла визит хозяйке дома, которая с воодушевлением встретила меня. Эта женщина будоражит мое любопытство, мне хочется разузнать о ней побольше.

Фло сгребла свои бесчисленные мелки и принялась малевать непонятные зигзаги на свежеокрашенной стене у балкона. А мы устроились на балконе, обдуваемом соленым морским ветром; компанию нам составили стаканчики из-под сыра «Крафт», блюдо копченых угрей, булка, фунт сливочного масла и целая вечность — по крайней мере так мне казалось. У меня ни разу не возникало ощущения, что миссис Дельвеккио-Шварц кого-то ждет, и уж тем более она никогда не выпроваживала меня. Но я заметила, что она не спускает глаз с Фло: садится так, чтобы видеть, как она рисует на стенах, и кивать и улыбаться ей каждый раз, когда малышка вопросительно обернется к ней.

Я разболталась, рассказала ей про мою опостылевшую девственность, про Дэвида, про слюнявый поцелуй Норма, а она слушала так, будто все это очень важно, и наконец заверила, что прорыв моей девственной плевы произойдет обязательно, потому что так говорят карты.

— Будет еще один Король, или Владыка Пентаклей, очередной врач, — пояснила она, делая бутерброд с маслом и копченым угрем. — В раскладе он совсем рядом с твоей Королевой Мечей.

— Королевой Мечей?