Мэриан Кайз - Замри, умри, воскресни Страница 19

Конечно, я знавала времена, когда подобные сцены были в порядке вещей каждым воскресным утром (после субботнего вечера), но в таком состоянии я не была уже лет сто (ну, год, это точно).

Надо заметить, с последнего раза, когда я привела в дом неизвестно где подцепленного мужика, что-то, наверное, изменилось, поскольку юный наглец оставил мне записку. Я полагала, что такие типы должны втихаря сваливать часа в четыре утра, впопыхах сунув трусы в карман брюк, и больше никогда не показываться. Но эта записка, накорябанная моей подводкой для глаз на рекламной листовке очистительных клизм (мне их шлют миллионами), содержала следующий текст:

«Принцесса Угольного Ведерка, чем-то ты меня странно притягиваешь. Давай как-нибудь повторим. Я тебе позвоню, как только заживут синяки. Оуэн.

P.S. Живи и здравствуй. Я тебе позвоню».

От этих слов, преодолевая воспаленные глазные яблоки и растрепанные волосы, в глубь моего опухшего мозга проникло нечто — я поняла, что это невыносимое зловещее чувство, от которого стало трудно дышать, не просто похмелье, а мысль о маме! Глаза мои обратились к телефону — и смотреть-то страшно. На автоответчике истерически мигала лампочка — наверное, с утроенной частотой, словно разгневавшись. (Интересно, такое вообще возможно? Может ли мигание участиться, если накопилось слишком много сообщений?)

О ужас. Кошмар, бред, жуть, КАТАСТРОФА. Как если бы не прозвонил будильник и я пропустила свадьбу лучшей подруги, бесплатный перелет на «Конкорде» до Барбадоса, хирургическую операцию, которая могла бы спасти мне жизнь…

Я не должна быть в своей квартире. Я должна была приехать к маме. Я обещала, она только при этом условии отпустила меня на день рождения. Ну, как я могла забыть? И сегодня утром — как я могла снова уснуть? Как я могла вспомнить о ней только сейчас?

Я нажала кнопку воспроизведения, и, когда бесстрастный голос Маргарет Тэтчер сообщил: «У вас — десять — новых — сообщений», — мне захотелось умереть. Первые четыре оказались от Гэри и Гей этажом выше. Они были очень, очень сердиты. После этого пошли мамины звонки. Первый — в пять утра. «Ты где? Почему не пришла домой? Почему не отвечаешь по мобильному? Я так и не ложилась». Второй звонок был в шесть пятнадцать, затем — в восемь тридцать и в двадцать минут десятого. С каждым разом в ее голосе слышалось все больше отчаяния, а в половине одиннадцатого она уже хрипела: «Мне нехорошо. Это сердце. На сей раз — точно. Где ты?»

Следующее сообщение было оставлено не мамой, а миссис Келли. «Твоя несчастная мать отправлена в клинику в ужасном состоянии, — ледяным тоном сообщала она. — Если ты найдешь время позвонить домой, мы все будем тебе крайне признательны».

TO: Susan…[email protected]

FROM: Gemma [email protected]

SUBJECT: Страсти улеглись аж через три дня

Я только сегодня пришла в себя.

У мамы, хвала господу, с сердцем все оказалось в порядке. Был очередной приступ паники. Медсестры провели с ней воспитательную работу — на предмет «тратить понапрасну время полицейских равносильно преступлению». Но после того как она поведала им об уходе отца и моем исчезновении, они обратили весь гнев на меня, и я почувствовала такие угрызения, что покорно выслушивала все их упреки.

Папы по-прежнему так и нет. Всю прошлую неделю я работала как автомат, и времени задуматься у меня на самом деле не было. Но теперь, когда обычная рутина восстановилась, я вдруг поняла, что папы нет уже две с лишним недели. Все это время я словно пребывала в трансе — неужели прошло уже две недели? Но я была готова дать голову на отсечение, что к исходу месяца он вернется.

Коди, миссис Келли, мои сослуживцы — все только и твердят, какой он старый дурак, но стоит мне начать с ними соглашаться, как у меня наворачиваются слезы, на меня начинают смотреть с каким-то подозрением, и я понимаю, о чем они на самом деле думают: что это ведь не мой муж меня бросил. Женам еще можно смахивать слезу, но от дочерей ждут, что они присоединятся к общему хору негодования. Я попробовала обозвать его «ополоумевшим старым подонком», и миссис Келли меня похвалила: «Правильно, девочка». Но я тут же расплакалась, чем вызвала ее крайнее раздражение.

В этом деле все какими-то полосами. То мне кажется, я понимаю: папа ушел и все разрушил; потом вдруг оживляюсь и начинаю думать, что он скоро вернется. Но тут меня будто оглушает мысль о том, что время идет, а он возвращаться не собирается, и эта мысль сидит у меня в голове, причиняя еще большую боль, чем прежде. Но, как я уже сказала, давай выждем месяц, это хороший круглый срок.

Да, и насчет волшебной палочки. Спасибо, что напомнила, что меня всегда тянуло к дешевой безвкусице. А что, к слову, безвкусного в моей шапочке для душа под девизом: «Пустите Кити в Нью-Йорк»? Красивая вещица, не говоря уже о функциональности.

Всю эту неделю я опять на работе. Какое облегчение — работать всего по десять часов в день. И иметь в досягаемости магазины. Я занялась покупками. Покупаю какие-то странные вещи. Вчера в обеденный перерыв купила стеклянный брелок в виде переливающегося всеми цветами радуги стилета, да еще с голубым цветком на конце. Потом я покрасила ногти в десять разных цветов — каждый последующий более приторно-пастельный, чем предыдущий. Это дань моей не первой молодости.

Ну ладно, пора бежать. Пришли мне какой-нибудь анекдот.

Крепко целую,

Джемма.

В тот вечер по дороге домой, как уже бывало не раз, я заскочила в аптеку взять для мамы очередное лекарство. На сей раз это была ножная мазь от грибка — понять не могу, где она его подцепила, учитывая, что она ни в бассейн, ни в какую общественную баню сроду не ходила. Но прежде чем я сказала, что мне нужно, симпатяга аптекарь возник из-за прилавка и объявил:

— В субботу вечером вы были в ударе.

Вся кровь, которая циркулировала в сосудах моей физиономии, разом прилила к щекам, а ноги и руки опять пустились в дрожь, что меня крайне раздосадовало, поскольку я только-только привела их в нормальное состояние.

— А где мы с вами виделись? — спросила я, с трудом ворочая обескровленными губами.

Он озадаченно помолчал, потом смутился и сказал:

— В «Хэммане».

— В «Хэммане»? — Господи, кого еще я там встретила в субботу вечером?

— Это для вас… неожиданность?

Еще какая. Вся эта история для меня неожиданность. И то, что я встретилась в баре с аптекарем и начисто об этом забыла. И то, что ему дали увольнительную из аптеки. В чем он был одет? Я не могла представить его в цивильном платье, только в белом халате. И был ли он там один или с компанией других провизоров, все — в белых халатах?