Натали де Рамон - Червонный король Страница 19

И я бесплотно скользнула в них и закричала от счастья обретенной свободы!..

Глава 13, в которой я зажгла ночник

— Виктор! Виктор! — Я нашарила у изголовья выключатель и зажгла ночник. — Виктор, ты меня слышишь?

Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя на меня совершенно безумными глазами, радостно произнес:

— Вернуть, Софи, вернуть!

Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от нетерпения у меня зудели ладони, спросила:

— Виктор, у тебя есть бумага и карандаш?

Он непонимающе посмотрел мимо и сел на кровати, обеими руками откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке.

— Виктор, ты был великолепен! — Кажется, именно этой фразы он ждет от меня, а я про нее забыла.

— Софи, я пойду немножко поработаю, — сообщил Виктор неожиданно будничным тоном, встал и как был в чем мать родила направился куда-то, не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент.

— Подожди, Виктор! — Я бросилась за ним, неуклюже заворачиваясь в простыню. — Мне срочно нужны бумага и карандаш, пока я ничего не забыла! Куда ты идешь?

— В кабинет. Спи! Чего тебе надо?

— Бумагу и карандаш! И не разговаривай со мной таким тоном!

Он поморщился, снова поправил волосы пятерней, взял меня за руку и сказал:

— Пойдем, только молчи, Софи. Ты меня сбиваешь!

— А ты меня нет? Дома я давно бы уже сидела за компьютером! А тут все придется рисовать самой! У тебя же наверняка нет проектировочной программы!

— Да помолчи ты! Сколько можно просить? — Виктор открыл какую-то дверь, как обычно не до конца, протиснулся в нее и щелкнул выключателем.

— Ну и бардак для такого чистюли!

— Заткнись! — Он сел за стол и включил компьютер. — Вон бумага, карандаши сама найдешь где-нибудь. И ради всего святого, — Виктор обернулся и прижал руки к груди, — не мешай!

Я примостилась в кресле с пачкой бумаги на коленях и от нетерпения и страха забыть увиденное сразу сломала карандаш. Ничего! Я прихватила еще полдюжины и все найденные среди завалов Виктора фломастеры и ручки. Конечно, на компьютере все было бы значительно быстрее и удобнее...

Рука сама собой привычно скользила по бумаге, криво, косо, неважно! Главное, не упустить ничего, а потом программа сама рассчитает все расстояния, углы и разновеликие длины.

Как же раньше мне не приходило в голову уменьшить высоту зала, отдав часть пространства третьему жилому этажу! Пусть окна спален тоже смотрят на клумбу и на дорожки подъезда, а для поражения воображения гостей и собственно выставки домашней коллекции вполне достаточно двух этажей, один из которых будет образовывать эдакую внутреннюю террасу, а три прозрачные изящные лесенки и соединят ее с этажом первым.

Но откуда же тогда литься дневному свету, если над залом теперь спальни? Как это откуда?

Из окон! Но тогда нужно менять фасад, а Маршан не хотел его трогать... А у меня есть глухие и, главное, пустые торцевые стены! Что мешает мне сделать их частично стеклянными?..

— Ты всегда так? — неожиданно спросил Виктор, я даже вздрогнула от его голоса.

— Ты о чем? — И едва удержалась от смеха: за столом у компьютера сидел голый человек и закладывал бумагу в принтер!

— Ты о чем-то думаешь и думаешь, а потом вдруг во время секса — как вспышка: хоп! И готовенькое решение в твоей голове!

— Не всегда, но достаточно часто, если проблема серьезная и секс, — я подправила форму окна на торце здания, — скажем так, удачный.

— Надо же, а я считал, что это только я такой ненормальный. — Принтер ожил и принялся старательно втягивать лист бумаги.

— А я была уверена, что только я! — Я как будто посмотрела на себя со стороны: я ведь наверняка выгляжу не менее курьезно, чем он сейчас, когда голышом выскакиваю из постели и бросаюсь к компьютеру. — Я спрашивала у своих однокурсниц, с ними не бывает такого.

— Ну и как к этому относится твой так называемый жених?

— А твои так называемые знакомые замужние дамы?

— Слушай, Софи, а мне нравится, что ты ревнуешь!

— Я не ревную, мне действительно интересно, как к этому относятся твои женщины? У меня, например, из-за этого до Анри всегда были проблемы.

— Я уже догадался, что его зовут именно Анри, постарайся больше не напоминать, в отличие от тебя я вправду ревную.

— В отличие от тебя Анри никогда не огрызается и по первой моей просьбе делает сок из апельсинов.

— Софи, а что, если я начну сравнивать тебя с другими женщинами?

— Сколько угодно! Все равно все будет в мою пользу! Хочешь знать почему? Потому что я такая же, как и ты! И мне, как и тебе, вот это, — я потрясла набросками, — дороже всего остального, и мне плевать, что там подумает мой партнер, когда я после интима займусь творчеством!

— Ты чего так завелась? Я разве не понимаю, что гениальные идеи нужно срочно закреплять на бумаге?! Это же хорошо, что нас осенило одновременно! Хочешь выпить за это?

— Хочу. Соку!

— Дался тебе этот сок! Пойдем, — Виктор встал и потянул меня за руку, — там полно вина.

Я отвела глаза и невольно поправила на себе шелковую эстетскую простыню, меня все-таки смущала его абсолютная нагота и особенно мгновенно возникшее от прикосновения ко мне состояние полной боевой готовности.

— Ну что еще, Софи? Пошли скорее!

— А здесь... Здесь нельзя? — Я погладила его по мускулистому бедру.

— Не придумывай, Софи! Это кабинет!

— В кабинете нельзя, в гостиной нельзя...

— Да идем же! — Виктор бесцеремонно выдернул меня из кресла, листы с эскизами скользнули на пол, я едва успела удержать на плечах простыню. — Нельзя, для этого есть спальня!

— Зануда!

Мы уже опрометью выскочили в коридор, хлопнув дверью кабинета, однако Виктор нашел нужным задержаться, чтобы проверить, закрылась ли она надлежащим образом, и опять поторопил меня с такой горячностью, как если бы мы опаздывали на самолет, причем виновата была я.

Чуть ли не бегом мы ворвались в спальню, и по логике вещей должны были бы тут же оказаться в постели. Ничего подобного! Виктор бесстрастно попросил меня вернуть простыню на кровать, а сам извлек откуда-то причудливые фужеры, бутылку вина, штопор и, словно забыв о своей повышенной готовности, не спеша выдернул пробку, плеснул несколько капель в один из фужеров, с видом дегустатора снял пробу и только затем принялся аккуратно наполнять их вином, В голубоватом свете ночника оно казалось густым и лиловым.

— Урожай восемьдесят третьего года. — Он протянул мне фужер. — Очень рекомендую.

— Я больше люблю белое, — с вызовом сказала я. Я давно уже привела в порядок постель и забралась под одеяло. Бабочки обиженно роняли с крылышек отяжелевшую пыльцу. — И сухое!