Маргарита Полякова - Декамертон Страница 19

– Вот сейчас как придет на шум вахтерша, как включит свет на сцене…

– Вот тут-то мы и похохочем, – фыркнул Витька.

Казалось бы, такая обстановка должна содействовать нервозности и мыслям "надо это сделать побыстрей", но ничего подобного не было. Может, свою роль сыграла наша подспудная уверенность в том, что ничего не случиться? Никакая вахтерша не зайдет (тем более что она наверняка часа два уже, как домой слиняла), никакому сторожу не покажутся подозрительными посторонние звуки (у нас сроду до полночи репетиции шли). Да и кому мы были нужны? Нахальные, совершеннолетние хозяева "Торча"… (Хотя официально, конечно, хозяином данного безобразия считалась директриса ДК, некая Вазова. Старая дева утяжеленной комплекции, одетая по последней моде 25-го съезда КПСС. Вот если бы она нас засекла – нам бы мало не показалось. Но она появлялась в "Торче" два раза в год – на открытии и закрытии сезона.)

Мы никуда не торопились. Нас слишком поглотило удовольствие, распаляемое винными парами и необычной обстановкой. Я вела себя в постели с Витькой довольно активно для своего тогдашнего опыта и возраста. Мы просто продолжали валять дурака. Мы относились ко всему несерьезно не только до последнего момента, но и переступив этот последний момент. По ходу дела мы прикалывались друг над другом, у нас возникали легкие потасовки, мы цитировали подходящие к месту и событиям куски из пьес… Мне показалось, что удовлетворение, которое я испытала, разнесло меня на кусочки. Мы, обессиленные, долго лежали друг около друга. Потом нам захотелось пить. А потом я почувствовала Витькины губы на моей спине.

Кому нужны молодежные театры? Это такая утомительная ответственность! "Торч" мотался по всяким разным культурным учреждениям, потерял, в конце концов, крышу над головой и распался. Мы еще собирались по инерции вместе, но это уже было не то.

Наши отношения с Витькой тоже переживали не лучшие времена. Наверное потому, что изначально были слишком запутанны. Во-первых, мы их не афишировали. И даже наоборот. И кто бы там о чем ни догадывался, точно никто ничего не знал. Во-вторых, вылезая из постели, мы не знали сами – будет ли этому продолжение. Мы никогда не договаривались на следующий раз вперед. Все происходило спонтанно. И даже после самой замечательной любовной сцены (а в постели с Витькой мне было очень даже хорошо), с утра, наедине друг с другом, мы вели себя как друзья, просто проведшие ночь под одной крышей. Между нами не проскальзывали даже фразы на уровне "как-нибудь на недельке". Мы молчали. Или говорили о пустяках. И всегда уходили с мест свиданий по очереди. И не через ближайшую остановку. Сейчас я думаю, что то, как мы шифровались, было к лучшему.

После распада "Торча" я поддерживала с Витькой отношения на уровне случайных встреч. Да, я оценила нашу мудрость притворства, не говорящего о будущем. Ведь после одной из постелей так и не наступило встречи. Там же. Но ведь мы ни о чем и не договаривались, правда? И это было действительно мудро с нашей стороны. Может быть, в то время нас разделили дела. Может – легкая обида друг на друга за нежелание принимать наши страсти всерьез. А ведь стоило! Я же забывала в "Торче" обо всем! К тому же, я смотрела на сцену не как зритель, а как режиссер. А еще чаще я смотрела со сцены в зал. Какие друзья? Какое общение? Я, конечно, притаскивала в "Торч" своих институтских знакомых, и они были в восторге, но я от них была далека. Рядом со мной был только Витька, потому что больше половины проектов театра были нашими общими. Собственно, один из таких проектов и стал началом конца "Торча".

Мы сотворили слишком откровенную и жесткую пьесу о молодежи, об отношении к друзьям и родителям, о проблемах, трагедиях и любви. Мы пытались ответить на вопросы, интересные нам самим. Пьеса называлась "Мы те, кто". Она имела такой успех, что на ее юбилейный показ пришла Вазова, и "Торч" закрыли. Смешно! Это ж были не совковые времена! 2005-й год! Хотя, конечно, официально нас закрыли не за какие-то политические убеждения, а придравшись к формальности. Но мы знали правду. И те, кто смотрел пьесу, знал тоже. Были статьи в газетах, хождения по организациям, "Торчу" даже удалось дать еще пару спектаклей. Но все это уже было не то. "Торч" не существовал. Он мотался. А мы взрослели. И были безалаберны. И заняты каждый своим делом. Как всегда. Никому ничего не надо. И ничего не стало.

Смешно начинать все заново, когда тебе не 20, а 25. Но случай – это великое дело. Я просто набрела на зародыш молодежного театра при каком-то ДК. Меня притащила туда моя подруга, старшая сестра одного из тамошних актеров. Оказалось, что в городе проводится конкурс детских и молодежных театральных студий, и ребята непременно должны были его выиграть, ибо от этого зависело их дальнейшее пребывание в стенах ДК. Я поняла, что дело серьезно, и позвонила Витьке. Он согласился.

Наверное первое, о чем мы подумали при встрече – мы повзрослели. Витька, правда, сказал, что на самом деле мы были такими всегда, просто с возрастом все, что мы скрывали, выползло наружу. Может быть, это действительно было так. Очень трудно подвести черту и сказать: вот. Именно тут закончилась я вчерашняя. На самом деле очень забавная штука – жизнь. Какой-то поворот колеса Фортуны – и мы опять рядом. Витька говорил, что это судьба. Наверное. Во всяком случае – это лишний повод подумать. О себе. О Витьке. О том, что нас связывало. Мне кажется что взрослость – это не только возраст. Это наше отношение к жизни. Первым этапом моего взросления был пересмотр взглядов на собственных друзей. А после того, как я перестала влюбляться в тех, с кем сплю, я поняла, что миновала второй.

Кто я теперь? Я не знаю. Новое ощущение еще не стало привычкой. Какая я? Я тоже не знаю. Но сейчас я не стала бы убеждать вас в том, что я не стерва. Стерва. Что, впрочем, не будит во мне никаких угрызений совести. Когда начинаешь относиться к прежним приятелям, как к средству от скуки – это уже цинизм. Это дано не каждому. Но это пугает меня не так, как мое равнодушие к собственным постельным партнерам. Конечно, я обставлю ужин при свечах и подгоню музыку. Я даже накормлю его с утра завтраком, но… Я не вспомню о нем после того, как за ним закроется дверь.

Ольга оторвалась от произведения и честно задумалась: почему она относилась к Витьке настолько хорошо? Наверное потому, что он отвечал ей тем же. Ольга не могла бы определить, что за чувства питал к ней Витька. Но она не думала, что это была только дружба. Может быть она, как это свойственно всем женщинам, придавала слишком большое значение мелочам? Но разве не из мелочей состоит вся наша жизнь? Для Витьки в ее душе сохранились нежность и теплота. Мало того, он будил в Ольге чувства, которые она сама считала давно пережитыми. Она вспомнила, что это такое – быть благодарной судьбе за даруемые ею маленькие радости. Да, Ольга уже не испытывала щенячьего восторга. Но и смотреть на Витьку приобретенным ею взглядом Холодного Равнодушия она тоже не могла. Для этого она слишком хорошо к нему относилась. Как к мужчине, как к другу, как к человеку. Просто раньше она была недостаточно взрослой, чтобы осознать это. И уж тем более это принять