Линда Миллер - Сон в летний день Страница 19

– Где ты спишь? - спросил Браден, когда проверил ванную комнату, спустил воду в туалете и быстро обследовал небольшую кухоньку. Франки просто стояла напротив двери и тихо радовалась. Ее слепили слезы, она все еще не могла остановиться и просто радоваться. Дело в том, что она помнила о двух ранах, полученных Браденом в течение недели. Она повернулась и заспешила ему навстречу.

– Ты ранен, Боже мой, я забыла, - она быстро убрала подушки с софы и разложила убранную постель. Некоторое время он наблюдал за ней, затем что-то отвлекло его внимание. Франки взяла его руку:

– Тебе необходимо прилечь. Он улыбнулся:

– Если что и необходимо, герцогиня, так это, чтобы ты легла рядом, - он порывисто привлек ее к себе и поцеловал так, что у нее подогнулись колени и голова пошла кругом. С нежностью он стянул с нее маечку и отбросил в сторону. - Опять странная одежда, - дразнил он ее, но не встретил трудностей, когда снимал лифчик.

– Браден! - воскликнула она счастливо, когда он взял ее грудь и осторожно начал поглаживать набухшие соски большим пальцем. Сандерлин пытался нащупать застежку на ее джинсах.

– Что это за рейтузы? - спросил он и, не дожидаясь ответа, снял с нее эту последнюю одежду и опустил на кровать. Франки наблюдала, как ее муж снимал свои одежды - вещи, которые, вероятно, могли бы принадлежать Британскому музею. Она увидела рубцы на его животе и бедре. Все это делало Брадена даже более привлекательным. Она распахнула объятья, и он бросился ей навстречу с низким хриплым стоном.

– Твои раны? - спросила Франки, выискивая глазами признаки боли, которую он чувствовал.

Браден жадно поцеловал ее и после долгой паузы ответил:

– Мои раны заживут, потому что я наконец с тобой, моя любовь. Сейчас давай, Франческа, не будем говорить о ранах и болезнях. Мы можем подумать об этом позже.

Франки обхватила ногами его бедра и ловко приняла его, уступая и наслаждаясь. Он откинул голову и застонал.

– Да, немного позже, - согласилась она.

В этот момент, где-то далеко и в то же время очень близко, совершенно беззвучно сошлись пути двух эпох.