Люсьен Гольдберг - Скандалы Страница 19

Закрыв за собой двери, она стянула свое льняное платье, надела новое и расправила его.

Оно сидело как влитое на ее тонкой стройной фигуре. Ниве было уже около сорока, но ее маленький бюст остался высоким, как и прежде. Длинные ноги и прямые светлые волосы естественного оттенка привлекали к Ниве внимание. Форма ног, пожалуй, нравилась и ей самой, но она хотела бы, чтобы они были длиннее. Чуть осветленные в салоне „Трамп Тауэр" волосы и широко расставленные серые глаза делали ее особенно привлекательной. Впрочем, весьма критическое отношение к себе удерживало Ниву от самолюбования. Тем не менее Нива Форбрац обладала неброской, но неоспоримой красотой.

Наклонившись к зеркалу, она провела пальцами от скул к вискам. Чтобы разгладить кожу, потребовались усилия. Все же сказывается время, подумала она. Пластическая операция поможет ей продержаться.

Повернувшись спиной к зеркалу, она взглянула через плечо на глубокий вырез.

– Отлично, – прошептала она. – Нужно будет надеть колье из речного жемчуга, которое Ирвинг подарил ей на день рождения, и подобрать изящные туфли.

Через несколько минут она уже стояла у кассы. Улыбнувшись кассирше, Нива протянула ей кредитную карточку. Пока та вставляла карточку в щель кассового аппарата, продавщица аккуратно упаковала платье и положила его на прилавок.

Касса издала странный звук, и кассирша смущенно улыбнулась.

– Прошу прощения, – растерянно сказала она. – Машина старая и порой отказывает. – Вынув карточку, она снова попыталась сунуть ее в щель, но и на этот раз ей это не удалось.

Нива, немного обеспокоенная, взглянула на кассиршу.

– В чем дело? – спросила она.

Та, смущенно вздохнув, вернула Ниве карточку.

– Боюсь, что с вашей карточкой, миссис Форбрац, возникли проблемы. Не могли бы вы подняться на восьмой этаж и там все выяснить? Попросите мистера Сассера из кредитного отдела.

Нива решила сохранить самообладание. Она-то знала, что кассирша тут ни при чем, понимая также, что ей незачем подниматься на восьмой этаж и встречаться с мистером Сассером. Ей было ясно, что случилось с ее кредитом у „Бергдорфа". Ирвинг снова не заплатил по счетам.

– Тогда, – сказала она, – попробуйте вот эту. – Она протянула „Тэппери-Виз". – С этой карточкой все в порядке.

По милости Ирвинга Нива постоянно пребывала в состоянии стресса – так говорила ее покойная мать. Она уже вошла в лифт, крепко держа в руке сумку с платьем от „Бергдорфа", когда услышала голос матери. „Этот бездельник, за которого ты вышла замуж, – прошипела Роза откуда-то из заоблачных высот, где, вероятно, как всегда, играла в маджонг, – мистер как-его-там слишком занят, чтобы платить по счетам. У него есть деньги на машину, на водителя, на вонючие сигары, но он не может рассчитаться с „Бергдорфом".

Когда Роза была жива, Нива могла повернуться к ней и сказать: „Мама, прекрати!" Но от покойницы не уйдешь. Роза незримо заботилась о ее благополучии и от этого казалась Ниве вечно живой.

Спустившись на лифте, Нива направилась к выходу. Губы ее были плотно сжаты, в глазах щипало. „Трамп Тауэр" находился по другую сторону улицы. Она будет в своих апартаментах меньше чем через пять минут.

И там она может позволить себе поплакать.

Дожидаясь зеленого света на запруженном перекрестке Пятьдесят шестой стрит и Пятой авеню, она вспоминала, с каким удовольствием последние десять лет Роза при каждой возможности доказывала ей, что была совершенно права насчет Ирвинга.

Едва оформив развод со своей первой женой, Ирвинг отправился с Нивой в муниципалитет, и они вступили в брак. Не появись упоминание об этом в колонке светской жизни в „Нью-Йорк Курьер", мать сошла бы в могилу в блаженном неведении. Тогда Нива так и не поняла, каким образом Лолли Пайнс удалось об этом пронюхать. Теперь, проведя с Ирвингом столько лет и наблюдая за ним, она точно знала, что он сам рассказал Лолли.

Роза лечилась в отделении Клингенштайна в больнице Монт Синай после сердечного приступа, с которым ее доставили туда из общей примерочной в магазине Лахманна на Фордхем-роуд. Ей показала эту газету медсестра. И в конце дня, когда Нива приехала покормить мать ужином, та выглядела далеко не лучшим образом.

– Нивила, – простонала Роза из-под трубочек, покрывавших ее бледное лицо, – почему ты это сделала? – Она показала на колонку в газете, которая, как надеялась Нива, не попадется ей на глаза.

– Я люблю его, ма. – Это было все, что она нашлась сказать. – Он очень достойный человек. Ты увидишь.

– Тоже мне достойный, – прохрипела Роза. – Он гониф[1]. Тому, кто женится украдкой, никому не сказав, есть что скрывать.

– Да нет, ма. Мы не поэтому так поступили. Мы собирались все рассказать тебе, как только ты оправишься.

– Брось его, – потребовала Роза. Это были ее последние слова. Она умерла в тот же вечер, не успев увидеть утренних заголовков газет, сообщавших, что Ирвинг Форбрац добился оправдания Тики Шамански, бывшего управляющего фармацевтической компанией, который до смерти избил своего поставщика стероидов.

Первые годы с Ирвингом прошли благополучно. Нива ни о чем не спрашивала мужа, не лезла в его дела. Но в последнее время в их отношениях возникла какая-то напряженность. Инцидент в „Бергдорфе" завершил цепь столь же неприятных эпизодов, связанных с деньгами. Всего неделю назад казначей совместного предприятия сказал по телефону, что есть „определенные основания для тревоги" по поводу ежемесячного чека Мортона. Затем она оказалась в неприятной, даже отвратительной ситуации, когда после ленча с владельцем галереи попыталась расплатиться карточкой „Америкен Экспресс" и выяснила, что та аннулирована. А когда Нива попыталась заказать в цветочном магазине „Трамп Тауэр" цветы для украшения обеденного стола, ей объявили, что их счет закрыт из-за неуплаты.

И каждый раз Нива не желала прислушиваться к голосу матери, требовавшему от нее решительных действий. Она оставляла лишь ехидные записочки на столе в кабинете мужа, но он никогда не отвечал на них. Ирвинг не любил плохих известий. Нива сдерживалась изо всех сил, избегая конфликтов, но дела шли все хуже. Унижение, которое она испытала у „Бергдорфа", было последней каплей.

Она быстро миновала квартал, обдумывая, как начать с Ирвингом этот неприятный разговор о деньгах. Может, стоит подождать, пока они не окажутся в бунгало на пляже. Поднимаясь в лифте, Нива решила, что Ирвинг расслабится, поплавав и пропустив коктейль; вот тогда она и приступит к делу.

Нива открыла дверь квартиры на сороковом этаже. Взглянув, нет ли почты на столике, поверхность которого имитировала инкрустацию из панциря черепахи, она удивилась: почты не было. Обычно горничная клала ее на поднос.