Дениза (Деннис) Робинс - Сладкая горечь Страница 19

– Я что-то сегодня не в настроении.

– Скажи, если бы у тебя была подруга, ты действительно часто ей писал?

– Да, – сказал он, вздрогнув от прикосновения ее легкой руки.

– Но у тебя нет подруги, Арман?

– Нет.

– И ты никогда не был влюблен?

– Нет. Так, чтобы серьезно, нет, – запинаясь, произнес он и принялся вытирать тряпкой кисти.

– А если бы оказался на месте Клиффорда, то как бы поступил? Что бы ты мне написал?

На этот вопрос он не мог и не хотел отвечать.

– Какая разница… – пожал плечами он.

– Нет, скажи! – настаивала она. – Что бы ты написал?

Он поднял к ней бледное лицо. В его серьезных темных глазах горела страсть.

– Мало ли о чем пишут, когда любят, – сквозь зубы процедил он. – Я бы написал, что боготворю тебя… Что для меня ты все – небо, солнце, звезды, луна… Ты – самая прекрасная музыка в мире… И, конечно, что я жить без тебя не могу…

Он покраснел и отстранился от нее.

– Мне нужно идти. Я должен вернуться в Канны. У меня встреча…

Таким Рейни его еще не видела. Она смотрела на него во все глаза и не понимала. Потом она рассмеялась.

– Да ты, Арман, настоящий поэт! Какая-нибудь девушка с ума сойдет от счастья, когда услышит эти признания… – сказала она и простосердечно добавила: – Клиффорд совсем не такой. Как истинный англичанин, он лишен всякой поэзии. Ему никогда не написать ничего подобного…

Арман уже встал и вытирал руки о передник. Он по-прежнему был бледен. Он знал, что в ее смехе не было ничего обидного, однако этот смех больно ранил его. Арман понял, как бесконечно он ей безразличен.

Перестав смеяться, Рейни снова вздохнула.

– Как несправедлива судьба! – заметила она. – Почему мой Клифф не может писать такие письма? О том, что он не может жить без меня… А ведь он может… Еще как может жить без меня. Правда, Арман?

Молодой француз не ответил. Он сгорал от любви к этому хрупкому, нежному созданию, боготворил ее, а Рейни даже не поняла, что слова любви обращены к ней…

Внезапно он повернулся к холсту и, схватив грунтовочную лопатку, принялся яростно затирать едва прорисованные прекрасные черты и кромсать холст.

– Зачем ты это делаешь, Арман?! – воскликнула Рейни.

– Ничего не получилось… Все это никуда не годится, – пробормотал он.

– Не переживай, Арман. Завтра я буду снова тебе позировать. Может быть, у тебя улучшится настроение, а я смогу улыбаться…

Арман молчал. Если завтра Рейни будет улыбаться, значит, она получит известие от Клиффорда и будет светиться прежней любовью к этому человеку. Арман подавил стон. Он жестоко страдал. Казалось, у него уже нет сил выносить этот кошмар.

А Рейни уже забыла и об Армане и о страданиях, которые причинила юноше. Мысли унесли ее в Лондон к возлюбленному – к златовласому «викингу» Клиффорду. Ей и невдомек было, что она ненароком ранила Армана в самое сердце. Взяв его под руку, она ласково проговорила:

– Я тобой восторгаюсь, Арман. Ты столько для меня сделал! Я знаю, если бы ты мог помочь моему горю, то сделал бы все, что в твоих силах… Может быть, ты действительно сможешь помочь… Послушай, – живо продолжала она, – у меня есть план. Я попрошу мамочку и бабушку, чтобы они разрешили нам съездить в Канны поужинать. Пожалуй, они не станут возражать, потому что доверяют тебе. А у меня будет возможность позвонить Клиффорду домой и узнать, что с ним… Ах, Арман, будь так добр, отвези меня сегодня в Канны!

10

Он не спешил с ответом, предпочитая страдать молча. Рейни снова требовала от него непомерной жертвы, даже не сознавая этого. Снова его любовь подвергалась жестокому испытанию. Он влюбился в Рейни с первого взгляда, лишь только увидел ее на балу в воздушном платье, но теперь влюбленность превратилась в роковую страсть и здесь, в Шани, разгоралась день ото дня.

Рейни кокетливо опустила ресницы. «Какая она хорошенькая!» – почти со злостью подумал француз. Сама того не понимая, она отнимала у него всякую возможность влюбиться в кого-нибудь еще. В конце концов Арман смирился.

– Если позволят, я отвезу тебя в Канны, – буркнул он.

Грусть Рейни была мгновенно сметена новой надеждой. Она снова заговорила о Клиффорде, а ее тонкие пальчики бессознательно бегали по испорченному холсту.

– Что за каприз! Тебе не стоило так горячиться и портить портрет, – игриво сказала она немного погодя.

«Она развеселилась из-за Клиффорда», – с горечью подумал Арман. Но он был бы от души рад, если бы ей удалось дозвониться в Лондон. По крайней мере ее глаза искрились бы прежней веселостью.

– Забудь об этом портрете, – сказал он. – Он не удался…

– Но зачем же было портить холст?

– У меня есть другие.

Рейни помолчала, а потом проговорила:

– Как тебе известно, Клиффорд – очень занятой человек. У него большой завод и много дел в офисе.

Молодой архитектор поджал губы и непроизвольно потрогал глаз. Мало удовольствия вспоминать об офисе, где он лежал на ковре, сбитый с ног ударом кулака. Глаз все еще побаливал. Мало того, когда зрение утомлялось от чтения чертежей, глазной нерв начинал невыносимо ныть.

– Думаю, – продолжала Рейни, – у Клиффорда вообще очень много обязанностей. Он светский человек, и его повсюду приглашают. Многие мои подруги знакомы с Клиффордом, и, вероятно, ему даже приходится общаться с такими красавицами блондинками, как… Лилиан Фитцборн. Как ты думаешь?

Рейни нервно рассмеялась, но Арману было не до смеха. Он понимал, что ее смех – это смех сквозь слезы. С одной стороны ее мучила гордость, а с другой – готовность пойти на любое унижение, лишь бы встретиться с Клиффордом. Но она бы никогда не перенесла того, что Клиффорд встречается с другой девушкой.

Лоб Армана покрылся испариной. Нужно было что-то предпринять. Нельзя допустить, чтобы ее унизили.

Вдруг Рейни заметила, как он бледен.

– У тебя болит голова? – спросила она. – Бедненький Арман, ты совсем больной.

Он достал из кармана темные очки и надел их.

– Просто солнце режет глаза, – поспешно проговорил он. – А теперь, извини, мне пора домой…

Он сказал, что заедет за ней на своем маленьком «рено» в семь вечера, а теперь они вместе пойдут к ее матери и попросят разрешения съездить в Канны.

Она по-дружески взяла его под руку, и они вышли из студии. Пройдя по длинному и сырому коридору, куда никогда не заглядывало солнце, они оказались в крыле замка, принадлежащем графине. Здесь было светло и уютно.

Рейни так нежно держала Армана под руку, что он едва сдержался, чтобы не заключить ее в свои объятия и не прильнуть к ее губам долгим поцелуем. От желания у него даже закружилась голова.