Джудит Крэнц - Я покорю Манхэттен Страница 19

После того как Зэкари вдоль и поперек исследовал всю Лили, пока ему еще удавалось себя сдерживать, продолжая ласкать распростертое под ним тело, но не слишком приближаясь к нему, он прижал ее к себе, положив одну руку под голову. Затем, взяв в рот палец другой руки, он как следует смочил его слюной и, действуя со всей нежностью, на какую был способен, начал мокрым пальцем раздвигать волосы, чтобы добраться до потайного входа во влагалище. Найдя его, он медленно, миллиметр за миллиметром, стал продвигать палец вглубь, не отрывая глаз от ее лица, чтобы увидеть там первые признаки боли или страха. Но выражение ее лица не менялось, хотя губы снова были плотно сжаты, а зубы стиснуты. Зэкари снова и снова смачивал слюной палец, каждый раз снова с осторожностью возвращаясь в теплое дупло и беспрепятственно проникая в него все глубже — до тех пор, пока палец не мог уже продвигаться дальше. Наконец он почувствовал внутри влагу, но сразу не понял, откуда она взялась: может, он занес ее сам? Так или иначе, но Зэкари решил, что сейчас уже может войти в нее. Упершись коленями и локтями, чтобы не обрушиться на Лили всей тяжестью своего тела, он осторожно приблизился к ней, чтобы лишь округлившаяся и набухшая от прилива крови головка члена могла коснуться нежных губ влагалища. Потом он позволил члену войти внутрь — сперва меньше чем на дюйм, потом еще на полдюйма. Медленно, нечеловечески медленно, совершал он это вхождение. От напряжения на лбу Зэкари выступили капли пота. Все это время он изучал малейшие движения ее лица, чтобы увидеть, когда ему надо будет выйти, потому что ей станет слишком больно. Но выражение Лили не менялось, разве что дыхание стало чуть более учащенным.

Она не двигалась. Лежа под ним, она спокойно позволяла ему входить все глубже. Прошло несколько минут — и он почувствовал, что вошел в нее целиком. Весь его член был сейчас там, внутри, дрожа от нетерпеливого ожидания. И тогда Зэкари, распрямив ноги, смог прижаться своим животом к ее; теперь только локти удерживали его от того, чтобы обрушиться на распростертое под ним тело.

Он чувствовал, как все больше наливается силой и растет его член, хотя сам Зэкари лежал не двигаясь: нежное, горячее и упругое естество завораживало его. Он кончил, так и не сделав больше ни одного движения. После мучительного воздержания последнего часа его сперма низверглась сама подобно водопаду. Все произошло мгновенно, как у животных.

Сердце его стучало, как молот, и на какое-то мгновение Зэкари совсем забыл про Лили. Придя в себя, он тут же сполз с ее живота и, взяв на руки, в порыве благодарности стал покрывать ее лицо поцелуями — то были сумасшедшие поцелуи, смешанные со слезами, которых он не мог сдержать. Лили оставалась бесстрастной, да он и не рассчитывал, что она возбудится. Пройдет еще немало дней, он будет предельно внимателен и постепенно сможет помочь ей получать от секса удовольствие. Сейчас, однако, его больше всего поражало ее мужество: она не стала цепляться за свою девичью скромность, чтобы заставить его почувствовать себя грубым животным. Его до глубины души растрогала готовность Лили позволить ему овладеть ею — единственными признаками усилий, которые ей пришлось над собой сделать ради этого, оставались закрытые глаза.

— Я не сделал тебе больно? — произнес он.

— Нет, конечно. — Лили наконец открыла глаза и улыбнулась ему.

Откуда было ему знать, что ее тело давно приучено не только принимать, но даже приветствовать боль? Откуда было догадаться, что новые, только что испытанные ею чувства — ничто в сравнении с мучениями, какие ей приходилось испытывать, разнашивая новые балетные тапочки? По многу часов ежедневно, начиная с восьмилетнего возраста, она жила с этим чувством, приученная улыбаться: для танцоров, как и для любого атлета, боль становится неизбежным спутником жизни.

Честно говоря, сама Лили ожидала от своей брачной ночи совсем другого: в ее представлении все происшедшее должно было быть грубым и возбуждающим, еще более захватывающим, чем то состояние, которое наступало, когда партнер неожиданно поднимал ее на головокружительную высоту. Она ждала дуэта двух тел, дуэта, после которого оба «исполнителя», как бывает во время удачного выступления, чувствуют себя вконец выпотрошенными, не. могут двинуть ни рукой, ни ногой и с них градом льет пот.

И вот вместо всего этого какие-то затянувшиеся объятия, робкие попытки изучения ее тела — тела, которое сама она считала простым средством для выражения тех или иных чувств и чьей наготы давно уже перестала стесняться. Боже, как ей хотелось, как надо было, чтобы ею действительно овладели, чтобы ее использовали, покорили, безжалостно окунули в мир, неведомый ей доселе. Тот мир, о существовании которого она знала из разговоров между хихикавшими подружками, который неудержимо манил ее к себе, хотя она и отвергала его.

Кажется, она все сделала правильно, решила Лили: ведь никто не учил ее, какие именно движения надо было делать, какие позы принимать, а ее неподвижность должна была послужить для Зэкари сигналом, что ему все дозволено. Ей было невыносимо ощущать свою неловкость, не знать, что делать со своими мускулами, но всему этому научить ее мог один лишь Зэкари. У него есть опыт, подумала Лили, проваливаясь в сон. Он научит ее осознать важность секса. Она же, со своей стороны, сделала все, что могла. Пусть он теперь поможет ей испытать чудо. Да, чудо, еще более волнующее, чем аплодисменты.

Новобрачные возвратились на Манхэттен после десятидневного пребывания в Париже. Зэкари еще ни разу так надолго не отлучался с работы. Прошло уже почти полтора месяца с того момента, как он отправился в Лондон, но, если не считать мимолетных визитов в лондонское и парижское бюро, ему так и не удалось познакомиться с их работой, ради чего, собственно, и затевалась вся поездка. Впрочем, он был так счастлив, что совсем не огорчался.

Каждую из десяти ночей их сокращенного медового месяца он занимался с Лили любовью, проводя долгие, тихие, безмятежные часы, казавшиеся неспешным, дюйм за дюймом исследованием незнакомой местности, залитой лунным светом. Лили, часто думалось ему, подобна мелодии — восхитительной мелодии в минорном ключе, которую никто, кроме него, не слышит.

Не было случая, чтобы Лили не захотела чего-нибудь ему позволить, кроме одной ночи, когда он попробовал коснуться ртом ее лобка. Она тут же прикрыла это место руками, но затем отвела их. Поняв, что Лили еще не готова к этой последней интимности, Зэкари оставил свою попытку. Скоро — он знал это — придет день, когда терпение и нежность возьмут свое — и Лили сумеет получать от всего этого удовольствие. Дело не в том, что секс ей не нравится, убеждал себя Зэкари, просто она еще не научилась расслабляться. В конце концов, это лишь вопрос времени. Главное, никогда не забывать, что ей всего восемнадцать, она почти ребенок, а теперь стала женой двадцатидевятилетнего мужчины. Уверенность в том, что Лили с готовностью отдается ему каждую ночь, позволяла Зэкари смягчать проявление грубости, не спешить добиться своего, избегая малейшего движения, которое могло бы в глазах чувствительной девушки выглядеть слишком низменным, слишком резким, слишком пугающим.