Гипотеза любви - Али Хейзелвуд Страница 19

была и самодисциплина, и критическое мышление, чтобы хорошо работать в лаборатории. К сожалению, успех в академических кругах также требовал умения продвигать свою работу, продавать ее незнакомым людям, представлять ее публично, и… это ей не нравилось и не было ее сильной стороной. Каждый раз она начинала паниковать, как будто ее судят и рассматривают, как препарат, под микроскопом, и ее способность порождать синтаксически связные предложения неизменно выходила из-под контроля.

Прямо как сейчас. Оливия почувствовала, как вспыхнули щеки и онемел язык, и…

— Что это за вопрос такой? — вмешался Адам.

Когда она взглянула на него, он, нахмурившись, смотрел на Тома, который просто пожал плечами.

— Что «крутого» в вашем проекте? — повторил Адам.

— Ну да. Крутого. Ты понимаешь, о чем я.

— Не думаю, и, вероятно, Оливия тоже не понимает.

Том фыркнул.

— Хорошо, что бы ты спросил?

Адам повернулся к Оливии. Его колено касалось ее бедра, и прикосновение сквозь джинсы показалось теплым и странно успокаивающим.

— На какие проблемы нацелен твой проект? Почему ты считаешь, что это важно? Какие пробелы в исследованиях он заполняет? Какие методы ты используешь? Какие трудности предвидишь?

Том хмыкнул.

— Ну да, конечно. Будем считать, что все эти длинные скучные вопросы заданы, Оливия.

Она бросила взгляд на Адама и увидела, что он смотрит на нее со спокойным, ободряющим выражением лица. То, как он сформулировал вопросы, помогло ей упорядочить мысли и понять, что у нее есть ответ на каждый из них, и это почти растопило ее панику. Явно не преднамеренно, но Адам оказал ей большую услугу.

Оливии вспомнился тот парень в туалете три года назад. «Я понятия не имею, потянете вы или нет, — сказал он ей. — Важно только, достаточно ли веские у вас причины для того, чтобы стремиться в академические круги». Он сказал, что причина у Оливии самая лучшая, и поэтому она сможет это сделать. Она должна была это сделать.

— Ладно, — снова начала она после глубокого вдоха, вспоминая все, что репетировала ночью с Малькольмом. — Дело вот в чем. Рак поджелудочной железы очень агрессивен и смертельно опасен. У него плохой прогноз, и только один из четырех больных остается в живых через год после постановки диагноза. — Как ей показалось, ее голос зазвучал менее хрипло и более уверенно. Хорошо. — Проблема в том, что его трудно обнаружить, мы можем диагностировать его, лишь когда становится уже слишком поздно. К этому моменту рак распространяется так широко, что большая часть методов лечения становится бесполезной. Но если бы диагностику можно было проводить на более ранних этапах…

— Люди могли бы получать лечение раньше и иметь более высокие шансы на выживание, — перебил Том, кивнув с некоторой долей нетерпения. — Да, я прекрасно это знаю. Но у нас уже есть способы диагностики. Например, метод диагностической визуализации.

Оливия не удивилась, что Том заговорил об этом: его лаборатория специализировалась на визуализации.

— Да, но это дорого, долго и зачастую бесполезно из-за расположения поджелудочной. Но… — Она сделала еще один глубокий вдох. — Я думаю, что нашла набор биомаркеров. Здесь не требуется биопсия тканей, это маркеры крови. Неинвазивные, их просто получить. Это дешево. У мышей они позволяют обнаружить рак поджелудочной уже на первой стадии.

Она помедлила. Том и Адам оба смотрели на нее. Том был явно заинтересован, а Адам выглядел… Немного странно, если честно. Может быть, она его впечатлила? Не, вряд ли.

— Ладно. Это звучит многообещающе. Каков следующий шаг?

— Собрать больше данных. Провести больше анализов на более современном оборудовании, чтобы доказать, что мой набор биомаркеров стоит клинических испытаний. Но для этого мне нужна лаборатория побольше.

— Понимаю. — Том кивнул с задумчивым выражением лица и откинулся на спинку стула. — Почему рак поджелудочной?

— Это одна из самых смертоносных болезней, и мы так мало знаем о том, как…

— Нет, — прервал ее Том. — Большинство аспирантов третьего года слишком заняты борьбой за центрифугу, чтобы придумать собственное направление исследований. Должна быть причина, по которой вы так мотивированы. У кого-то из ваших близких был рак?

Оливия проглотила ком в горле и неохотно ответила.

— Да.

— У кого?

— Том, — сказал Адам с предупреждающей ноткой в голосе. Его колено все еще упиралось ей в бедро. Оно было все такое же теплое. И все же Оливия почувствовала, как стынет кровь. Она очень, очень не хотела это произносить. Но не могла проигнорировать вопрос. Ей нужна была помощь Тома.

— У моей мамы.

Вот и все. Она это произнесла и могла дальше никогда про это не думать…

— Она умерла?

Удар сердца. Оливия помедлила, а потом молча кивнула, не поднимая глаз ни на Тома, ни на Адама. Она знала, что Том не специально… в конце концов, людям всегда было любопытно. Но эту тему Оливии не хотелось обсуждать. Она практически никогда не говорила о ней даже с Ань и Малькольмом и тщательно избегала упоминать об этом в заявках на поступление в аспирантуру, даже когда все говорили, что это даст ей преимущество.

Она просто… Она не могла… Просто она не могла.

— Сколько вам было…

— Том, — резко перебил его Адам. Он опустил свой стаканчик с большей силой, чем требовалось. — Прекрати приставать к моей девушке. — Это было не столько предупреждение, сколько угроза.

— Верно. Да. Я бесчувственный осел. — Том виновато улыбнулся. Оливия заметила, что он смотрит ей на плечо. Когда она проследила направление его взгляда, то поняла, что Адам положил руку на спинку ее стула. Он не касался ее, но было что-то… заботливое в этом жесте. Казалось, от него исходит жар, и это было вовсе не плохо. Этот жар помог растопить то неприятное чувство, которое осталось после разговора с Томом.

— С другой стороны, ваш парень такой же, — Том подмигнул ей. — Ладно, Оливия. Вот что я вам скажу. — Том наклонился вперед, опершись локтями о стол. — Я прочитал вашу статью. И фрагмент, который вы представили на конференцию. Все еще планируете участвовать?

— Если доклад примут.

— Уверен, примут. Это отличная работа. Но похоже, что ваш проект продвинулся вперед с тех пор, как вы подали заявку, и я хочу побольше узнать об этом. Если я решу, что вы можете работать в моей лаборатории в следующем году, я дам полноценное финансирование: зарплата, материалы, оборудование — все, что вам будет нужно. Но я должен знать, на каком вы этапе, чтобы убедиться, что в вас стоит вкладывать деньги.

Оливия почувствовала, как заколотилось сердце. Это звучало многообещающе. Очень многообещающе.

— Вот что я предлагаю. Я дам вам время, чтобы написать отчет обо всем, что вы сделали до сих пор: протоколы, открытия, трудности. Через две недели отправьте мне отчет, и я приму решение. Выполнимо?

Она улыбнулась, кивая с энтузиазмом.

— Да! — Она вполне могла это сделать. Нужно будет взять вступление из одной ее работы, методы из ее лабораторных протоколов, предварительные данные из заявки на тот грант, который она не выиграла. И ей придется повторить некоторые из экспериментов, просто чтобы убедиться, что отчет для Тома безупречен. Придется сделать много работы в короткое время, но ей не обязательно спать. Или ходить в туалет.

— Отлично. А пока я тут, мы еще сможем разок поболтать. Эти две недели мы с Адамом будем работать вместе над тем грантом, который только что получили. Придете завтра на мою лекцию?

Оливия понятия не имела, что у него будет лекция, и тем более не знала, где и во сколько, но ответила:

— Конечно! Жду с нетерпением! — с уверенностью человека, установившего таймер на смартфоне.

— И я остановился у Адама, так что увидимся у него дома.

О нет.

— Эм… — Она рискнула бросить взгляд на Адама, выражение его лица