Люби меня по-немецки - Агата Лель Страница 19

Какой… смелый комплимент. Олег бы сказал: "твой наряд очарователен" или "юбка отлично гармонирует с этой причёской". Но секси… какое вульгарное слово! Вульгарное, но… приятное.

Давлю улыбку и быстро набираю: «Не знаю, о какой юбке речь. Я дома. В пижаме сплю»… и тут же стираю. Что за нелепая отмазка! Он уже меня увидел!

И вообще, во что я ввязалась! Надо делать отсюда ноги, пока не поздно!

С ужасом осознаю, как глупо это выглядит со стороны — отменить все планы и притащиться в сомнительный ночной клуб по первому же зову незнакомца.

Зачем? Для чего? Рассудительная Ульяна толкает меня в сторону выхода, а Ульяна-авантюристка зудит, что раз уж ты здесь, отыщи его. Неужели тебе не интересно?

— Нет, мне совсем неинтересно! Отстань! — произношу вслух. Оказавшаяся по правую руку Ирэн бросает на меня осторожный взгляд и жмётся к подружке.

Вот теперь точно пора уходить. Идея изначально была неудачной, теперь же я ещё снискала славу городской сумасшедшей. Поеду прямиком к Олегу, извинюсь, и если он вдруг всё ещё захочет сделать мне предложение — ну что ж, я выдержу это с достоинством. Зато в статусе замужней матроны будет один неоспоримый плюс — никакого соблазна отираться ночами по злачным местам.

Уверенно засовываю телефон в сумочку и собираюсь незаметно улизнуть, как вдруг в толпе начинается бурное оживление.

— Смотри-смотри, вон он! — подпрыгивая на месте визжит Ирэн, и пельменный цех устремляет свои восторженные взгляды на сцену.

Собираюсь было обернуться и посмотреть, ради кого троица надела всё лучшее сразу, как вдруг взгляд цепляется к выведенной на плазме электронной афише: "Курт Рейнхард: я буду любить тебя по-немецки" — и снимок улыбающегося Ганса с электро-гитарой наперевес.

Часть 14

Это что, шутка такая?

— О, Боже, ты только посмотри на него, Софи! Я его хочу! — причитает третья безымянная подружка, и я ошарашенно поворачиваюсь к сцене.

Поставив на середину высокий стул, Ганс, собственной персоной, словно Коллос Родосский раскланивается перед растаявшими фанатками и приземляет пятую точку на табурет. Уверенно кладёт гитару ребром на колено и, подмигнув кому-то из толпы (бабник!), кивком головы даёт знак начинать.

Барабанные палочки отстукивают ритм, звенят тарелки и раздаются первые звуки на удивление приятной мелодии. А после агонии «Бледных поганок» эта музыка и вовсе словно услада для ушей.

Томно прикрыв глаза (позёр!), Курт бархатным баритоном затягивает первые строчки, и до меня только тогда доходит, что это за песня — "Californication" Ред Хот Чили Пепперс. Позор на мои намечающиеся седины! Не узнать музыкальную любовь юности, это словно забыть имя своего первого.

Благоухающая на все лады толпа фальшиво подпевает знакомые строки, покачиваясь в едином порыве экстаза, одна я стою словно соляной столб и, прижав к груди сумочку, смотрю открыв рот на развернувшееся перед глазами представление.

Ганс, он же Курт, он же лже-Олег — поёт? Серьёзно? И поёт, хочу сказать, очень проникновенно. На чистом английском! И куда только акцент подевался.

— Какой же он крутой, правда? — толкает меня в бок белокурая соседка, перетаптываясь на двенадцатисантиметровых шпильках. — Я только ради него сюда из Бирюлёво притащилась.

— Да, он… неплох, — мямлю в ответ, возвращая взгляд воскресшему Элвису на сцене.

— Неплох? Ты в своём уме?! Да он ходячий секс, только посмотри на его руки, — возмущённо парирует блонди, словно то, что я не пищу от восторга при виде Рейнхарда, является для неё личным оскорблением. — Огонь мужик, у меня все подруги от его треков тащатся. А что уж говорить о заднице… — вздыхает, поджав губы. — Жаль, что он занят.

— Занят? — даже глаза от сцены отвожу.

— Ну да. У такого красавчика не может не быть подружки, это же логично, — со знанием дела констатирует соседка, и визгливо подхватывает строку в унисон с Куртом.

Ну всё ясно, теперь его поведение самоуверенного альфы обретает почву — он просто знает, насколько неотразим, все эти глупые софи и ирэны вселили в него полную уверенность в своей эфемерной крутости.

Ну это, знаете, как ещё посмотреть. Да, он бесспорно хорош собой и поёт до отвращения отлично, но это не значит, что все поголовно должны укладываться штабелями и рвать на груди рубашки, чтобы мистер Нарцисс оставил на ней свои закорючки.

Нет, нет, и ещё раз нет! Я — не такая! У меня со школьной скамьи аллергия на подобных типов, считающих себя неоспоримым идеалом и влажной фантазией всех, кто носит юбку.

Усилием железной воли отрываю взгляд от Курта и резко разворачиваюсь, намереваясь покинуть клуб до того, как сама того не заметив примкну к изрыгающему восторг стаду.

— Эй, ты куда это? — цепляется за мою руку назойливая соседка. — Может, пропустим после выступления по стаканчику? Курт обычно задерживается после концерта, сидит вон там, — тычет пальцем на заполненный балкон и подмигивает, — и почти всегда один. Пьёт какую-нибудь муть типа тёмного пива или хереса.

— И?..

— Ну что — и? Не догоняешь? Подсядем к нему, заведём непринуждённый разговор. К кому-то другому я бы и одна подкатила, но к нему как-то проще с подружкой.

— И давно это мы с тобой подружились? — выдёргиваю ладонь, поражаясь бесцеремонности здешней публики.

— Ой, да брось, ну чего ты в самом деле! Если он вдруг выберет тебя, значит, так тому сегодня и быть. Попытаю счастья потом. Меня Олеся зовут. А тебя? — перекрикивая музыку тянет руку блонди, и я, не представляясь, вяло жму горячие пальцы.

— Ты же говорила, что у него девушка есть.

— Так я не в паспорт к нему мечу, а в трусы. Сечёшь? — Олеся хрипло хохочет, и я по-киношному закатываю глаза, в который раз поражаясь своему феноменальному таланту вляпываться в дурацкие истории.

Голос Курта затихает, а публика, наоборот, взрывается в захлёбывающихся авациях.

Поднимаю взгляд, чтобы одарить Нарцисса прощальным презрением, и тут же ныряю в кефейную гущу знойной арабики. Он далеко, но я вижу, как лучатся улыбкой его глаза. Словно луч мощнейшего квазара взгляд прожигает на моём лице озоновую дыру, и щёки тут же опаляет