Джасинда Уайлдер - Стриптизерша (ЛП) Страница 19

Я немного поправляю макияж и узел на рубашке, и убеждаюсь, что декольте смотрится как надо, и наконец, выхожу. В данный момент на сцене Лидия, танцующая под песню Лудакриса. Она миниатюрная, пышногрудая девушка, учащаяся в школе медсестер. Она милая, и отличная танцовщица, и, как и я, отказывается от частных вечеринок вне клуба, и никогда не оказывает никаких дополнительных услуг. Я выхожу на сцену и оцениваю клиентов. Все они из Голливуда, холеные и привлекательные, безупречные и источающие фальшивое очарование. Большинство уже пьяны, и я исполняю шесть приватных танцев, еще не пройдя и половины клуба. Я еще не видела актера, арендовавшего клуб, но он в VIP-комнате. Это все лишь сброд, подхалимы и ассистенты. Я танцую еще на нескольких столиках и возвращаюсь на сцену. Моя приманка в том, что я раздеваюсь только во время танца. На столиках я танцую в одежде. Мужчинам это нравится, наверное. Их привлекает таинственность. Конечно, рубашка на мне достаточно раскрыта, и я, фактически, топлесс, поэтому клиенты сходят с ума.

Я исполняю свой обычный танец, кружась вокруг шеста, дразня мужчин, расстегивая рубашку, но не показывая им ничего, затем застегивая ее обратно. Я почти смирилась с той частью, когда приходится снимать одежду. Почти. Я имею в виду, я не начинаю плакать, пока я не вынуждена снимать шорты. Так как они довольно узкие, непросто снять их изящно.

Затем я танцую совершенно обнаженная, не считая узких стрингов. Все это время я готова расплакаться. Они видят мою задницу, всю целиком. Стринги — это не более чем крошечный треугольник, прикрывающий мои гениталии, да и то с трудом. Когда я танцую и двигаюсь по сцене, им видно все.

Я заканчиваю сет и возвращаюсь за сцену, чтобы собраться. Клиенты сегодня состоятельные и дают чаевые только так. За первый сет я получаю 150 долларов, и еще 80 за приватные танцы и на столах. И это я еще не была в VIP-комнатах. Но выступление на сцене... боже. Свисты и предложения были непристойнее, чем когда-либо. Тянущиеся ко мне руки, что, технически, противоречит правилам клуба, но с этим приходится бороться самим танцовщицам... они хватали меня, трогали и пытались сорвать стринги. Они предлагали поехать к ним домой. Они в мерзких деталях выкрикивали, что сделают со мной. Я краснею, когда мне кричат такие вещи. Не могу сдержаться. Не думаю, что из-под макияжа им виден румянец, но он там. Я краснею, сжимаюсь и уворачиваюсь от рук игриво, но твердо, и избегаю смотреть им в глаза.

Когда я за сценой и к выступлению готовится Инез, я чувствую, как сжимается мой живот. Я бегу в гримерку и едва успеваю добраться до туалета, где опустошаю желудок. Слезы текут вместе с потом по моему лицу. Когда меня заканчивает тошнить, я падаю на холодный пол и прижимаю лицо к прохладному фарфору и даю себе выплакаться. Я позволяю себе мечтать о том, чтобы попасть обратно домой, в Макон. Я не могу сдержаться и представляю лицо мамочки, увидевшей, чем я занимаюсь для того, чтобы выжить.

В дверь стучат, и она открывается.

— Грэй, черт тебя дери, нет времени для этого! — Тимоти вытаскивает меня из уборной и вытирает мой рот полотенцем. — Они хотят, чтобы ты пошла в VIP-комнату. Прямо сейчас. Комната номер три. Почисти зубы и иди! — он просто толкает меня к раковине и, как только я заканчиваю чистить зубы, выводит меня из гримерной к VIP-комнатам.

Я успокаиваю дыхание и прогоняю Тимоти.

Мое сердце бьется, по коже пробегают мурашки. Я стою рядом с третьей комнатой, держась за ручку двери, но я не решаюсь. Что-то во мне протестует, говорит мне сбежать. Но я не могу. Я потеряю работу, а место в «Fourth Dimension» мне еще не гарантировано.

Я поворачиваю ручку и открываю дверь. Ярко-красный кожаный диван огибает комнату полукругом, освещенную парой настольных ламп такого же цвета. На столе стоит бутылка «Johnny Walker», окруженная другими бутылками с «Coors» и «Bud Light», некоторые из которых пустые. Комната наполнена сигаретным дымом, в котором ощущается налет марихуаны. На другом столике лежит горстка и несколько дорожек белого порошка.

В комнате четыре человека. Трое из них поразительно красивы. А четвертый?

Он — бог киноиндустрии.

Трое сидят на одной стороне дивана, поближе к горсти кокаина. Я узнаю их всех. Одного зовут Арман Ларошелль, он получил награду как лучший актер за роль в «Небесном имени». Арман высокий и стройный, со светлыми волосами до плеч и чертами Аполлона. Второй — Адам Трентон, играющий эксцентричных людей и второстепенных персонажей в боевиках. Недавно он снялся в приключенческом фантастическом фильме в главной роли. Третьего зовут Нейт Брекнер, больше известный за свои роли в романтических комедиях, но в последнее время он старается выйти из своего образа.

Четвертый — это Доусон Келлор. Мое сердце замирает, я не могу дышать. Я смотрела фильмы с ним, видела его последние работы. Но ни один из них не отдает ему должное. Даже близко нет. На экране он потрясающий. Отточенные черты лица, проникновенные светло-карие глаза, темные волоса цвета где-то между черным и коричневым. Высокий и до смешного мускулистый, с накаченными руками и широкой грудью. Он и Брэд Питт, и Генри Кавилл, и Джош Дюамель, и нечто большее, чем все они вместе взятые. Таким он кажется на экране.

Вживую он... верх совершенства. Я не могу оторвать от него взгляд, но его вид обжигает глаза, будто я смотрю на солнце.

А теперь он в моем клубе и выжидательно разглядывает меня, а я не могу пошевелиться. Его глаза как ртуть, переливающегося орехового цвета. Он слишком красивый, чтобы можно было его описать, и я не уверена, что мне делать. Мое тело перестает меня слушаться.

Музыка стучит в колонках, играет Jay-Z. Арман смотрит на меня, держа в руках трубочку и качая головой в такт музыке. Двое других уставились в экраны телефонов. Похоже, они пьяны. Они посмотрели на меня и тут же отвели взгляд.

— Ты собираешься танцевать или что? — спрашивает Доусон. Его голос — сама мгла, глубокий и обволакивающий.

Песня заканчивается, и начинается трек техно. Я не могу оторвать взгляд от Доусона, но заставляю бедра двигаться. Я позволяю музыке увлечь меня, пропуская ее через себя. Я теряюсь в его глазах, которые, кажется, становятся темнее, когда я приближаюсь к нему. Я знаю, что в комнате есть и другие мужчины, но единственный, кого я вижу, — Доусон Келлор.

Сейчас я перед ним, танцую все ближе к нему. Его ноги широко расставлены, руки покоятся на моих бедрах, ладони касаются кожи под моими шортами. До этого я никогда не позволяла клиентам трогать меня, но я не могу найти в себе силы убрать его руки. Моя кожа горит там, где лежат его ладони. Его глаза смотрят прямо в мои, несмотря на то, что моя грудь прямо у его лица.