Хорошая девочка. Версия 2.0 - Дора Шабанн Страница 19

Бенедикт писал мне полу-цензурно, но регулярнее и объёмнее, чем моя мать.

Вера Павловна же в мессенджерах (я перестала брать трубку) стыдила меня, увещевала, грозила и пугала. А потом весь этот сценарий по новой. Просматривала я сии шедевры эпистолярного жанра по диагонали, просто чтобы не упустить какую-нибудь дикую весть, вроде того, что кто-то умер или едет ко мне. Равнозначно сейчас.

Александра штормило так, что когда уже убьет о скалы реальности?

Его настроение систематически меняло полярность, и эти скачки с катастрофической четкостью совпадали с синусоидой. Фантастически утомительно жить рядом с таким человеком.

Еще и характер Сашин далек от мягкости и гибкости, как чугун от пластилина. Откровенно говоря, эластичности в характере моего дорогого супруга не было никогда. А вот чугун был. Теперь, похоже, фосфора в его чугуне стало настолько много, что это поставило Александра Михайловича (и его адекватность) на грань. Того и гляди хрупнет.

И тогда мой супруг с концами пропадет в мареве своих гипотез, теорий, фантазий. Страшноватых, если честно. С некоторыми я вот тут ночью познакомилась же. С тех пор сплю в кабинете. И нет-нет, да подумываю, схватить Руса в охапку и сбежать в свою крохотную квартирку, где жила до свадьбы.

Наверно это фосфора мне волшебным образом от супруга перепало. Он проник мне в мозг, заставляя его работать на полную. Наконец-то.

Цветы, пирожные и конфеты ручной работы вместе с разной дорогой ювелиркой, чередовались у нас с ором на пустом месте, возвращением сильно поздно и изрядно подшофе. Ну, и нелепые претензии никто не отменял.

Про диалог барин велел забыть:

— Ритка, ты совсем тут одурела от работы, — было заявлено мне, когда я случайно пересеклась с супругом на кухне утром. — Ничего у нас не изменилось. Остальное я решу. Трудись спокойно. После Китая метнемся с тобой в Карелию, ты же хотела в Рускеалу.

— Саша, тот дурдом, что нам обеспечивают твои полуночные нетрезвые возвращения, мало подходит под определение «ничего не изменилось». Да и твое нынешнее отношение ко мне — отдельная тема. Пожалуйста, давай поговорим.

— Не о чем, я сказал, — рыкнул и умчался на работу. Даже кофе не допил.

Пусть я воспитана Верой Павловной в рамках концепции «Мужчина Лучше Знает и Всегда Прав», но тут и мне понятно, что все это ненормально.

Через пару недель всей этой нервной карусели, практически под Новый год, я поняла, что штормит не только Александра Михайловича, но и всю нашу семейную лодку вместе с ним. И прилично так.

Поглядев в табель ослика за вторую четверть и оценив количество выпитого мной корвалола и дестерикса [1] вновь подумала про «хоть тушкой, хоть чучелом, но валить отсюда надо».

Останавливают, конечно, и десять лет вместе, и наступившая сессия, и адекватные периоды синусоиды.

Память. Вера. Надежда.

Естественно.

Вот только в четвертое воскресенье на очередной встрече созависимых, я с ужасом прозрела. Да, алкоголь и наркотики меня и близких обошли стороной, но вот мужнин психоз очень похож на здешний кошмар по симптомам.

И мое поведение тоже. Один в один.

Уповать на лучшее, закрывать глаза на плохое, и верить, что внезапно он изменится. Идиотка. Не зря в моей жизни сейчас вновь случились Нинка и Лей.

Все это «ж-ж-ж» неспроста.

Видимо, Вселенная задолбалась намекать тугодумной мне. И просто макнула. Спасибо, что соломку подстелила.

И не убиться, и утереться.

Очень отрезвляет.

Мозг слегка прочищается от этих заложенных в детстве тяжелых установок «надо», «положено, 'правильно» и «прилично». И реальность вдруг воспринимается совсем в другом ракурсе.

Таким образом, вернулась я настолько просветленная, что даже написала своей квартирантке вопрос о реальных сроках освобождения ею жилплощади. Сошлись на «после командировки», в конце февраля — начале марта.

— Сын мой, что ты на самом деле думаешь, если я в ближайшее время разведусь с твоим отцом? — осторожно полюбопытствовала я вечером первого дня каникул, когда мы с осликом пили какао на кухне в двадцать три тридцать.

Александр Михайлович прислал сообщение, что задерживается.

— Давно пора, ма. Сколько можно гробить свое здоровье рядом со старым шизиком? — заявил милый ребенок, хрупнув печеньем и громко прихлебнув из чашки.

Слегка озадачилась.

— Ну, не думаю, что имеет место прямо шизофрения. Никогда никаких диагнозов психических Саше не ставили, — судорожно припоминала я последние десять лет профосмотров и получение всякого рода справок и разрешений в ПНД. Нет, точно ни разу не звучало.

— Да пофиг. Он явно слетел с катушек. Ты же видишь, что за дичь творит в основном. А иногда такой милый и добрый, что хоть к ране прикладывай.

Я воззрилась на Руса в немом изумлении: откуда мой зайчик знает такие идиомы?

— Лада Юрьевна рассказывала на уроке. Вот, к слову пришлось.

Да, есть хоть какая-то польза от всей этой кутерьмы с Ладой. Может, терминов немножко новых выучит и в истории худо-бедно начнет ориентироваться. А не как обычно: «Карл Мартелл — это коньяк» или «В 732 году Карл Маркс разбил арабов при Пуатье».

Хоть я в свое время и ржала над его контрольными, но на самом деле все это очень грустно, да.

— Хорошо, поняла. Теперь вопрос про тебя: со мной жить будешь или к Лере?

Глупо, конечно, но мне и после официального усыновления все еще нужно подтверждение, что его мама — я.

— Не вопрос вообще. С фига ли я к Лере? Ясное дело, что с тобой. Мне-то что? Просто перееду. Ну, в школу чуть дольше добираться.

— Да уж, просто. Ладно, тогда планируем так: сейчас тихо, не раздражая лишний раз папеньку твоего, доживаем до Китая, а к моему возвращению ты с вещами будь готов переехать.

— Без базара. Наконец-то я смогу жить спокойно и за тебя не волноваться, когда ты с ним остаешься, — с совершенно серьезным лицом заявил сын.

Я опешила:

— То есть? Ты о чем?

— Ну, я же в школе или на доп.занятиях вечно трусь, а он может в любой момент домой заявиться, когда ты тут одна.

— Погоди, Саша мой муж, взрослый человек. Мы десять лет вместе прожили. Что это еще за идеи?

Руслан посмотрел на меня устало, как дедушка на пятилетнюю внучку после целого дня проведенного в парке аттракционов:

— Это не идеи, а наша реальность. Я не знаю, что он может выкинуть. За тебя боюсь.

О, как. Покорежило-то нас сильнее, чем