Люби меня навсегда - Саша Шу Страница 19

лежит румяное яблочко, словно умытое золотым лучом света, и всё вместе это создаёт картину спокойного осеннего полудня в какой-нибудь дворянской усадьбе, где маленький мальчик после занятий с гувернёром просто рисует, а когда закончит, то надкусит это выданное ему маменькой в награду яркое, как само солнышко, яблоко. И я даже могу разглядеть, как дрожат мельчайшие пылинки в воздухе вокруг его кудрявой головки. И сам мальчик мне кажется отчего-то очень знакомым и близким.

И пока не вернулся мой странный новый приятель, я быстро просматриваю остальные полотна: здесь есть пейзажи, портреты каких-то дворян и даже бытовые сюжеты, но я могу сказать, что все эти картины написаны, скорее всего, одним и тем же автором. И что-то в его манере мне кажется очень знакомым, но я так и не могу вспомнить, что именно.

В углу комнаты стоит огромная изразцовая печь, и я даже могу поспорить, что она облицована настоящими голландскими плитками. Что же это за дом такой? Даже не дом, а целая шкатулка с сокровищами, – думаю я, и кто смог бы доверить все эти сокровища случайному жильцу?

Я подхожу к старинному серванту с перламутровыми вставками, и вижу на нём фото в обычной рамке, так выбивающейся из общей стилистики этого замысловатого интерьера. На нём обнимается счастливая парочка: девушка с прозрачной светлой кожей и золотыми волосами, а за спиной стоит и держит её за талию мой Элвис. Только намного моложе. И с этой доброй тёплой улыбкой, которая сегодня промелькнула у него на мгновенье. Они оба такие юные, влюблённые, на фоне какой-то стены с картинами, что я невольно завидую их неподдельному счастью.

Интересно, где же сейчас эта девчонка? Он променял её на толпы поклонниц и лёгкие деньги? Или она сама бросила его ради лучшей партии? И тут я вдруг понимаю отчётливо для себя, что таких как он не бросают. Если бы он стоял и так же крепко держал моё сердце в своих ладонях, как он это делает сейчас на фото с незнакомой мне девчонкой, я бы, наверное, чувствовала себя самой богатой и желанной на свете. Но тут я обрываю я сама себя. Как я могу вообще такое думать?! Что за бред! Зачем мне сдался этот жалкий напыщенный фигляр? Что в нём такого, чего нет в остальных нескольких миллионах, а точнее миллиардах, мужчин на планете?! Свое вчерашнее помутнение мне надо списывать исключительно на действие подозрительных транквилизаторов, которыми меня накачали перед этим. А сегодняшнее? А сегодняшнее – на последствия моего опасного заболевания. Только и всего. И пока я веду сама с собой этот безумный монолог сумасшедшей, скользя глазами по безделушкам, наполняющим эту комнату, я слышу на подъездной дорожке шуршание гравия, и, выглянув в окно, вижу, как во двор въезжает, словно заныривает в омут, маленький Range Rover и втискивается рядом с авто хозяина.

Дверца открывается, и из авто выходит женщина в алом шёлковом платье Balenciaga с запахом. В точно таком же, как Ким Кардашьян на одном из её постов в сети; на высоченных каблуках, в которых я даже не представляю, как она вела машину, и, проваливаясь в утоптанную землю тропинки своими шикарным неуместными здесь туфлями, она уверенным шагом идёт к входной двери. И я даже не знаю, запер её Элвис, или оставил открытой.

Но мне некогда размышлять об этом, и я, мгновенно сняв свои туфли, мягкой кошачьей рысью взлетаю на самый верх тяжёлой дубовой лестницы, и слышу, как внизу открывается дверь и раздаётся низкой грудной голос:

– Ромео, ты дома? – и я в полумраке бесшумно врезаюсь со всей силы в вышедшего на крик Элвиса. Он зажимает легонько мне рот рукой, и единственное, о чём я сейчас думаю, стараясь не расхохотаться, так это о том, что моего прекрасного принца в кавычках зовут просто Ромой. Ромео, на хрен!

А он, даже не давая мне опомниться, сгребает меня в охапку, как ворох сухих листьев и птичьих перьев, и даже не дав вздохнуть и пошевелиться, проносит через большую комнату и просто запихивает в огромный резной шкаф, стоящий в углу. Просто скомкав меня, как ненужное летом одеяло. И поворачивая дверцу на ключ, кричит через плечо на весь дом:

– Сейчас спущусь, Алиса! – и смотрит на меня через замочную скважину, приложив указательный палец к губам. Но я и без его дурацких жестов понимаю, что лучше мне не высовываться.

И остаётся только надеяться, что эта Алиса очень быстро свалит. На своих каблуках и в шёлковом платье.

Но у неё, видимо, совсем другие планы на вечер, и не успевает мой Ромео выйти из комнаты, как она сама уже влетает в спальню, видимо, уверенная, что здесь её ждут. Я про себя решаю, что, во-первых, шкаф в этом доме, как, впрочем, и всё остальное, тоже антикварный и сделанный качественно и на славу, и поэтому в нём я могу совершенно просторно разместиться. И даже с комфортом наблюдать через замочную скважину за всем происходящим. А во-вторых, эту Алису я точно откуда-то знаю: это во времена Бальзака таких женщин называли старухами, а сейчас это красивая ухоженная дама за тридцать, или за сорок, а может быть, даже и за пятьдесят, но её подтянутые рельефные скулы, идеальные губы и скульптурный подбородок никогда не выдадут её реальный возраст. А в-третьих, я даже не успеваю придумать что именно, как Рома-Элвис, явно специально загородив мне весь обзор спиной, обращается к своей любовнице:

– Элис, я же говорил, что тебе нельзя сюда приезжать, – и явно пытается от неё избавиться как можно скорее, потому что со спины он не очень-то напоминает мне пылкого влюблённого, бросающегося в объятия своей подруги.

– Ты сам виноват, Ромео, – и я морщусь от одного этого пошлого имени. Интересно, как он такой брутальный и гордый позволяет этой бабёнке держать себя за какую-то комнатную собачонку? Или кобелька? Я опять сама себе зажимаю рот, чтобы не прыснуть от смеха, пока Алиса встаёт перед своим любовником в позу и начинает щебетать ему: – Ты не отвечал на мои звонки и сообщения. Что я должна была думать?! После того, как мы так прекрасно провели выходные на Крите! – и мне хочется крикнуть ей прямо в щель между дверями шкафа, в котором меня заперли: «Что он просто жиголо! Которому нужны были только твои бабки! Он нас всех поимел, крошка!» Но не делаю этого, а про