Анна Берсенева - Ревнивая печаль Страница 19

И лежала до одурения, до отвращения ко всякой горизонтали. Кажется, лежать – это действительно было единственное, что от нее требовалось.

Считалось, что Лера лежит в отдельной палате. Она и заплатила за отдельную, хотя кроватей в палате было две – просто потому, что в день ее появления одноместные все были заняты.

Поэтому она удивилась, когда на третий день в дверях появилась миловидная девушка лет восемнадцати с большой прозрачной сумкой в руках и радостно произнесла:

– Здравствуйте, меня зовут Вика. Я раньше в отдельном номере лежала, но там такая скука, просто ужас! Я к вам попросилась, можно? А цену вам пересчитают, я уже договорилась.

Она была невысокая, но очень ладненькая; о таких говорят: все при ней. Волосы у Вики были светло-русые, длинные и пушистые, глаза серые, носик маленький, скулы высокие – одним словом, она являла собою тот тип красоты, который – Лера знала – неизменно нравится мужчинам и визажистам.

– Вы же все равно уже здесь. – Лера невольно улыбнулась ее непосредственности. – О чем же теперь спрашивать?

Она подумала, что придется, пожалуй, перебираться в другую палату: Лера уже давно вышла из того возраста, когда ей могло быть интересным общение с Викой.

Но неожиданно выяснилось, что Вика совсем не так навязчива, как это могло показаться с первого взгляда. Да она и сама объяснила немного оправдывающимся тоном:

– Ты не думай, Лера, я не болтушка! Я вообще молчать могу сутками, если надо.

– Что значит – надо? – удивилась Лера. – Ты что, разведчица в тылу врага?

– Да нет… – протянула Вика. – А просто с моим Колей поживешь – еще не тому научишься…

Лера видела, что Вике хочется рассказать о странностях своего Коли, но ей-то как раз слушать об этом не хотелось, и она не задала ожидаемого вопроса.

Вика рассказала ей об этом потом, точно почувствовав минуту, когда Лера готова была ее выслушать: когда надоело смотреть в телевизор, в окно и даже в книгу, а при виде белого больничного потолка хотелось выть от тоски.

– Это муж к тебе приходил? – спросила Вика, быстро взглянув на Леру и откладывая книгу в пестрой обложке.

– Да, – кивнула она.

– А ко мне тоже – муж, – с готовностью сообщила Вика. – Правда, красивый?

– Правда, – серьезно кивнула Лера, хотя не слишком разглядывала Викиного супруга.

Кажется, он был маленький, полнеющий, с живыми карими глазами. Он принес огромную корзину цветов и еще больших размеров пакет с едой, хотя Вика ела мало.

– Вообще-то он не муж, – уточнила Вика. – В том смысле, что мы не расписаны. Но это же неважно, правда? Я так считаю, от штампа ничего не зависит. Может даже наоборот получиться: только проштампуешься, а его сразу и развестись потянет.

Вика высказала это таким глубокомысленным тоном, каким, наверное, не говорил Эйнштейн, когда открыл теорию относительности. Но при этом она смотрела на Леру такими доверчивыми, милыми глазами, что ни у кого язык бы не повернулся для насмешки.

– Конечно, – ответила Лера. – Какая разница, если он тебя любит.

– Он любит, – кивнула Вика, но в голосе ее не было уверенности. – Видишь, цветы принес… Да и вообще, он довольно внимательный…

Непроизнесенное «но» слышалось в ее тоне, и Лера все-таки спросила:

– Но – что?

– Да понимаешь, – с готовностью ответила Вика, – мы с ним так отдельно живем, просто даже грустно. Я, конечно, уже привыкла, мы уже год как живем, а все равно… Он очень умный, физтех кончил, а я же без высшего образования. И жизненного опыта у меня нет.

– Появится жизненный опыт, не переживай, – едва заметно улыбнулась Лера. – А что, он очень о твоем образовании беспокоится? Или о жизненном опыте?

– Да нет, – покачала головой Вика. – Он вообще насчет меня ни о чем не беспокоится… Мы с ним в ночном клубе познакомились – знаешь, который в театре «Ленком», – я туда случайно с подружкой пришла. А Коля с приятелем был, они к нам подсели за столик. Он, знаешь, веселый такой, юморной, с ним сразу интересно было. Потом предложил домой меня подвезти, а сам к себе повез. Ну, а я и не возражала. Зачем притворяться, правда? – Рассказывая, Вика быстро перебирала маленькими пальцами цветы в стоящей у кровати корзине. – И мы с ним стали жить. Он сказал, что ему со мной хорошо, потому что я ему не мешаю. И он сразу очень хорошо стал ко мне относиться, честное слово! – Вика взволнованно посмотрела на Леру. – Мне же есть с чем сравнивать, я на фармацевтическом предприятии работала, видела, как к нашим девочкам мужья относились… Он совершенно нежадный, никогда не скажет: зачем, мол, юбку такую дорогую купила, можно бы и подешевле! На Канарах мы с ним отдыхали, в лучшем отеле, в рестораны водит часто или в клубы какие-нибудь ночные…

«Отчего же тебя не водить? – подумала Лера. – Красивая девочка, лишнего не говорит – есть что показать коллегам».

Она прекрасно знала этот стиль полусемейных отношений, принятый в бизнесменской среде. У мужчин уже было достаточно денег, чтобы не беспокоиться о стоимости юбки, и все дело состояло только в том, чтобы найти подходящую девушку. Красивую – это непременно! – не слишком умную, но и не настолько глупую, чтобы неумность свою прилюдно демонстрировать. А главное, во всем зависящую от своего благодетеля и отлично это понимающую. А если она при этом еще и любит…

Конечно, найти такую было нелегко. Москвички были слишком независимы, чтобы соответствовать подобному идеалу, а провинциалочки, приехавшие завоевывать столицу, слишком хватки и закалены жизнью, чтобы не стараться прибрать к рукам спонсора с целью скорейшей прописки.

Еще бы бизнесмену Коле не возить на Канары милую Вику с фармацевтического предприятия!

Но рассказывать все это Вике Лера, конечно, не собиралась.

– Да все у вас нормально, – успокаивающим тоном сказала она. – Сама же говоришь: любит. Ребенка ему собираешься родить. Он, кстати, как к этому относится?

– Да хорошо, – ответила Вика. – Я, говорит, достаточно обеспечен, чтобы ребенка своего содержать, как бы там дальше у нас ни сложилось…

«Вот скотина! – подумала Лера. – Мог бы хоть вслух ей свои соображения не высказывать!»

– Я же говорю, – продолжала Вика, оставляя наконец в покое цветы. – Я же говорю, меня только одно беспокоит: что я его совершенно не понимаю. Он сам по себе живет, я сама по себе. Вот недавно, как раз перед тем как меня на сохранение положили… К нам гости пришли, Колины однокурсники, у них десять лет института было. По-моему, все было очень хорошо, стол прекрасный, весело – танцевали, разговаривали… Потом они все спорить начали, и как-то, знаешь, слишком сердито, разгоряченно. Но я подумала, это из-за того что выпили. Я уже не очень хорошо себя чувствовала и пошла прилечь. Потом они разошлись, Коля ко мне зашел – и я вижу, он такой нервный, взволнованный. Я его спрашиваю: «Что с тобой?» А он: «Не могу больше! Почему я должен все время доказывать, что я не верблюд? Почему я должен, как мальчишка, всю жизнь любить альпинизм, песенки у костра, презирать деньги – тогда, значит, я хороший человек?»