Кэти Макгэрри - Раздвигая границы Страница 2

Миссис Коллинз читала письмо, а я втайне мечтала неожиданно воспламениться. Мы с папой сгорбились каждый в своем кресле. Ничто так не доставляет удовольствие, как групповая терапия!

Ожидая, пока терапевт закончит изучать бумагу, я принялась разглядывать то, что было наставлено и навалено поверх ее стола. Вот фотография миссис Коллинз с каким-то мужчиной, возможно, ее мужем, возле компьютера устроилась мягкая игрушечная лягушка, а в углу стола свернулась голубая лента наподобие тех, что получают за победу в конкурсе. И я почему-то заволновалась. Гм… странно.

Миссис Коллинз пробила документ дыроколом и подшила в мою и без того толстую папку.

– Ну вот. Теперь я официально твой терапевт.

Когда она замолчала, я оторвала взгляд от ленты и посмотрела на женщину. Психолог внимательно следила за мной.

– Милая ленточка, не так ли, Эхо?

Папа кашлянул и одарил миссис Коллинз убийственным взглядом. Ладно, это была странная реакция. С другой стороны, его раздражал уже сам факт того, что приходится торчать здесь. Я опять покосилась на ленту. Почему она кажется такой знакомой?

– Наверное.

Взгляд психолога остановился на цепочке с армейским жетоном у меня на шее, которую я машинально теребила.

– Сочувствую вашей утрате. В каких войсках он служил?

Ну, супер! У папы будет гребаный сердечный приступ. Он всего лишь семьдесят пять раз сказал, что армейские жетоны Эйриса должны оставаться в коробке под моей кроватью, но сегодня они были мне нужны: новый терапевт, годовщина смерти брата (прошло два года) и мой первый день последнего семестра в школе.

Меня затошнило. Избегая папиного хмурого и недовольного взгляда, я сосредоточилась на том, чтобы обнаружить секущиеся кончики в своих прядях.

– В морском флоте, – сухо ответил он. – Послушайте, у меня встреча с очень перспективными клиентами, и я пообещал Эшли пойти с ней к врачу, а Эхо пропускает занятия. Когда мы уже закончим?

– Когда я скажу. Если вы будете усложнять наши сеансы, мистер Эмерсон, я буду иметь удовольствие позвонить социальному работнику Эхо.

Я старательно пыталась спрятать улыбку, расползающуюся на моих губах. Миссис Коллинз держала нас в ежовых рукавицах. Папа отступил, но тут влезла моя мачеха…

– Я не понимаю. Эхо скоро исполнится восемнадцать. Почему она все еще находится под опекой государства?

– Потому что наше государство, ее социальный работник и лично я считаем, что это в ее же интересах. – Миссис Коллинз закрыла мою папку. – Эхо будет ходить ко мне на терапию до окончания школы, то есть до весны. Потом штат Кентукки оставит вас в покое. – Женщина подождала, пока Эшли не кивнула, молча соглашаясь со сложившейся ситуацией, и заговорила снова: – Как ты поживаешь, Эхо?

Шикарно. Просто фантастика. Хуже не бывает.

– Хорошо.

– Правда? – Она постучала пальцем по подбородку. – Однако годовщина смерти твоего брата, как я полагаю, могла вызвать печальные эмоции.

Миссис Коллинз внимательно следила за моей реакцией, а я тупо пялилась на нее в ответ. Отец и Эшли наблюдали за этим неловким моментом. Меня грызло чувство вины. Фактически это не был вопрос, так что отвечать на него совсем не обязательно. Однако желание угодить психологу накрыло меня, как приливная волна. С чего бы это? Она просто очередной терапевт из череды уже не раз сменившихся психоаналитиков. Одни и те же вопросы, обещания помочь. Потом специалист исчезал, а я оставалась все в том же состоянии, как и в первый день нашей встречи – сломленном и разбитом.

– Она постоянно плачет, – нарушил тишину писклявый голос Эшли. Вид у нее был при этом такой, словно мачехе не терпелось поделиться каким-то особо жареным фактом из жизни закрытого загородного клуба. – Эхо очень скучает по Эйрису.

И отец, и я повернулись, чтобы посмотреть на эту блондинку. Я хотела, чтобы она не останавливалась, в то время как отец наверняка мечтал, чтобы она заткнулась. Хоть однажды Бог да услышал мои молитвы, потому что Эшли продолжала:

– Мы все скучаем по нему. Так грустно, что мой ребеночек никогда с ним не познакомится.

И вот опять: добро пожаловать на шоу Эшли, спонсор программы – Эшли и деньги моего отца. Миссис Коллинз быстро записывала каждое неосторожное слово мачехи в мою папку, а папа тихо простонал.

– Эхо, ты хотела бы поговорить об Эйрисе на сегодняшнем сеансе? – спросила миссис Коллинз.

– Нет. – Похоже, это был самый честный ответ из тех, что прозвучал за сегодняшнее утро.

– Все нормально, – кивнула она. – Мы оставим это на следующий раз. Как насчет твоей мамы? Общалась ли ты с ней?

– Нет, – в унисон ответили папа с Эшли, в то время как я выпалила: – Что-то вроде того!

Когда они оба уставились на меня, я почувствовала себя начинкой сэндвича. Не знаю, что подтолкнуло меня сказать правду.

– Я пыталась дозвониться ей на каникулах.

Когда мама не ответила, я продолжала сутками сидеть у телефона, надеясь и молясь, что мама вспомнит о том, как два года назад мой брат – ее сын – умер.

Отец провел рукой по лицу.

– Ты же знаешь, что тебе запрещено общаться со своей матерью! – В его голосе звенела злость – он не мог поверить, что я рассказала терапевту о своем проступке, в который та теперь обязательно вцепится. Так и вижу, как социальные работники радостно выплясывают джигу в папиной голове. – Судебным решением! Скажи мне, Эхо, это был стационарный или мобильный телефон?

– Стационарный, – выдохнула я. – Но мы не разговаривали. Клянусь.

Он провел пальцем по своему «блэкберри», и на экране появился номер адвоката. Я сжала армейский жетон с такой силой, что имя Эйриса и серийный номер отпечатались на моей ладони.

– Прошу тебя, папочка, не делай этого, – прошептала я.

Он замешкался, и мое сердце заколотилось в груди. А затем, слава богу, опустил телефон на колени.

– Теперь нам придется сменить номер.

Я кивнула. Плохо, что мама никогда не сможет позвонить мне домой, но я приму этот удар… ради нее. Не хватало ей еще угодить из-за меня в тюрьму.

– С тех пор ты с ней больше не связывалась? – Миссис Коллинз утратила все свое дружелюбие.

– Нет. – Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Все внутри меня отдавалось болью. У меня больше не было сил делать вид, что все хорошо. От череды вопросов мои душевные раны, которые только-только начали затягиваться, снова открылись.

– Просто чтобы убедиться, что мы понимаем друг друга: ты осознаешь, что, пока действует судебный запрет, контакты между тобой с мамой невозможны, даже если инициатор – ты? Это неприемлемо.

– Да. – Я снова сделала глубокий вдох. Ком в моем горле отказывался пропускать драгоценный кислород. Я скучала по Эйрису и по маме, а у Эшли скоро будет ребенок, и папа постоянно давит на меня, и… Мне нужно что-нибудь. Что угодно.

Невзирая на доводы рассудка, я позволила словам сорваться с моего языка:

– Я хочу починить машину Эйриса.

Быть может, а вдруг это окажется правдой: если я починю то, что когда-то принадлежало моему брату, это заставит боль уйти.

– Ох, опять ты за свое, – пробормотал отец.

– Подождите. Вы о чем? Эхо, о чем ты говоришь? – спросила миссис Коллинз.

Я уставилась на перчатки на своих руках.

– Эйрис нашел на свалке «Корветт»[7] 1965 года. Все свободное время он проводил за его починкой, и, когда брат он отправился в Афганистан, машина была почти готова. Я хочу завершить начатое. Ради Эйриса.

Ради себя. После смерти брата у меня от него ничего не осталось – только эта машина.

– Звучит как вполне здоровый способ оплакать его. Что вы об этом думаете, мистер Эмерсон? – Миссис Коллинз уставилась на отца большими щенячьими глазами – мне такому еще учиться и учиться.

Папа снова провел пальцами по своему «блэкберри». Физически он присутствовал в этой комнате, но мыслями уже находился в офисе.

– Это дорого стоит, и я не вижу смысла чинить сломанную машину, когда у нее есть другая в рабочем состоянии.

– Тогда разреши мне зарабатывать самой! – выпалила я. – И мы сможем продать мою машину, как только я приведу в порядок «Корветт» Эйриса.

Теперь взгляды всех присутствующих были направлены на отца, а его – на меня. Сама того не желая, я загнала отца в угол. Он хотел сказать «нет», но это рассердило бы нового терапевта. В конце концов, во время сеансов мы должны выглядеть идеальной семьей. И не дай бог вынести из них что-то полезное и обсудить реальные проблемы.

– Прекрасно, но Эхо должна сама оплачивать починку машины. Мои правила неизменны: гибкий график, а еще работа не должна мешать учебе: посещать курсы, о которых мы договаривались, или повлиять на оценки. Теперь мы закончили?

Миссис Коллинз посмотрела на часы.

– Не совсем. Эхо, твой социальный работник продлил терапию до окончания школы, потому что на этом настаивали учителя. Все заметили, что ты держишься на отдалении от своих сверстников и не участвуешь в жизни класса. – Добрые глаза женщины вглядывались в мои. – Мы желаем тебе только счастья, Эхо, и я бы хотела, чтобы ты дала мне возможность помочь тебе.