Анна Дмитриева - Бесконечность в нас. Стихия воды Страница 2

– Элизабет Риверс! Ты опять это сделала, ты опять отшила Скотта!

А вот тут проблема была крупнее. Николь, подруга Бэт, которая с чего-то решила взять на себя шефство над одинокой коллегой и считала себя обязанной устроить личную жизнь девушки, стояла над ней, скрестив руки на пышном бюсте.

– Что ты, черт возьми, делаешь! – прошипела она в ярости. – Мы же с тобой договаривались!

– Николь, прекрати! Мы с тобой не договаривались о том, что я прыгну в постель к первому попавшемуся парню, мы обсуждали только то, что мне, может быть, я еще раз повторюсь, может быть, стоит быть повнимательнее к людям, проявляющими ко мне интерес. Но в конце концов мне 24 года и есть своя голова на плечах, и… и я считаю, что моя личная жизнь – это совершенно не твое дело! Не суй свой нос не в свое дело! – Бэт чуть ли не перешла на фальцет, и Николь испуганно захлопала глазами.

Во всем офисе воцарилась гробовая тишина. Оно и понятно, никто не ожидал такого проявления эмоций от обычно тихой и спокойной Элизабет. Хорошо, что время шло к концу рабочего дня, и половина помещения уже опустела, но это не смогло сделать нервный выпад Бэт незамеченным.

– Ну, знаешь ли! – фыркнула Николь и быстро удалилась из виду.

Только сейчас, стоя у всех на обозрении с горящими щеками и растрепанными волосами, Бэт поняла, что все это сказала вслух, да еще в какой манере. Но самым неприятным было не это, она обидела Николь, единственного человека, к которому она привязалась за последнее время. Николь сразу тепло приняла застенчивую и робкую девчонку, которой Бэт пришла на работу к мистеру Трэвору. Она сразу ввела ее в курс дела и некоторое время помогала выполнять порученные задания. Причем это было так бескорыстно и искренне, что Бэт прониклась к этой взбалмошной и немного вульгарной, на ее вкус, девушке теплом и чувством благодарности. Но последнее время Николь стала чересчур навязчивой, особенно это касалось личных и семейных вопросов, о которых Бэт совершенно не хотела говорить с кем бы то ни было.

Девушка устало опустилась в кресло. Коллеги, казалось, уже забыли о ее концерте и, как обычно, занимались своими делами.

– Нужно обязательно извиниться! Но не сейчас, сейчас она будет плакать, а сегодня я этого просто не вынесу… завтра! Ох… нет… завтра выходные. За это время меня съест собственная совесть, а перед этим еще и поджарит на фритюре! Я ей позвоню, нет, лучше напишу письмо, да… так будет лучше! К понедельнику она уже остынет, и мне не придется объяснять все при встрече!

После принятого решения стало немного легче, и Бэт поспешно принялась собирать вещи, чтобы отправиться домой. До последнего поезда оставалось не так уж много времени, и стоило поспешить, иначе Бэт рисковала провести ночь либо в жарких объятиях Скотта, либо вытирая слезы хнычущей Николь и слушая ее нравоучения. И что из этих двух вариантов было хуже – неясно!

Глава 3

Густой и непроглядный туман за окном и монотонный стук колес поезда, несущего Бэт подальше от городской суеты Лондона и всех проблем, произошедших с ней в этот день, воскресили в голове девушки старые воспоминания. Воспоминания о том, как они с бабушкой вот так же ехали в город на заседание суда, где должно было рассматриваться дело об очередной попытке матери Бэт вернуть родительские права на дочь. Это было давно, тогда Элизабет было около трех лет, и непонятно, зачем бабушка взяла ее на заседание, впрочем, туда она и не попала. Ее оставили сидеть в комнате для ожидания и все находившиеся там люди сочувственно смотрели на маленькую белокурую девчушку, прижимавшую к груди плюшевого медвежонка Тедди, тогда верного друга и спасителя от страшных снов. Все думали, что Бэт еще ребенок и ничего не понимает, но это было не так. Она все понимала, понимала, что бабушка и мама ведут непримиримую борьбу за право на ее воспитание.

Мать Элизабет – Лаура – забеременела рано, по меркам ее консервативных родителей, – в 20 лет. Причем произошло это как-то случайно, и сама девушка не могла сказать, кто был отцом ребенка. Для семьи Лауры это был удар, но рождение Элизабет стало глотком свежего воздуха, озарением, перевернувшим всю жизнь Риверсов. По крайней мере, так говорила бабушка Бэт. И тем строже семейство стало следить за выполнением Лаурой материнских обязанностей.

Лаура же, наоборот, предпочитала не оставлять свой разгульный образ жизни, ходила с друзьями по барам, подолгу пропадала в каких-то сомнительных поездках и всячески игнорировала свою новую роль.

Как-то она вернулась домой навеселе, а бабушка, вымотанная заботами о новорожденной внучке, решила проучить свою дочь и со скандалом заставила ее искупать маленькую Бэт перед сном, о чем, как сама потом говорила, она будет жалеть до конца своей жизни. Лаура попросту уснула в тот момент, когда малышка находилась в ванной с водой, и, если бы не вовремя появившаяся бабушка, ребенка было бы не спасти. Бэт, в свои 6 месяцев, пережила клиническую смерть. Бабушка не смогла простить Лауру и подала на нее в суд. А нерадивая мать, наоборот, как будто прозрела после случившейся трагедии и стала всячески пытаться загладить свою вину. Но бабушка была непреклонна, она не разрешала дочери видеться с Бэт и подала иск на лишение ее родительских прав.

Нужно отдать должное Лауре. После всех судебных заседаний, окончившихся не в ее пользу, она не оставляла попыток своего присутствия в жизни дочери, и, надо сказать, сейчас у нее и Бэт были неплохие отношения. Благо, Элизабет было уже достаточно лет, чтобы принимать самостоятельные решения, одним из которых было желание время от времени приезжать к матери и ее новой семье в гости, чему ее бабушка была совершенно не рада.

Бэт никого не осуждала и не пыталась кого-либо понять. Она приняла все случившееся как данность и сделала соответствующие выводы об отношениях с мужчинами и семейной жизни.

Протяжный гудок, сообщавший о прибытии на очередную станцию, привел девушку в себя. И как раз вовремя. Это была ее остановка.

Бэт вышла из поезда и в очередной раз порадовалась, что она живет не в Лондоне, а в его пригороде. Свежий воздух, разбавленный капельками тумана, бодрил как никогда и заставлял забыть обо всех неприятностях. Уже в заметно приподнятом настроении Элизабет направилась домой.

Небольшой дом с некогда цветущим палисадом, гостеприимно встретил одну из своих жительниц. Бэт снимала маленькую квартиру на третьем этаже, и из ее окон открывался живописный вид на парк, в котором она так любила гулять. Перед входной дверью квартиры стояло большое зеркало во весь рост, обрамленное металлической оправой с искусными вензелями. Видимо, кто-то из жильцов выставил его сюда за ненадобностью, и Бэт была этому рада, так как не могла себе позволить иметь такую роскошную вещь в квартире.

Бэт оценивающе глянула на отражение в зеркале. На нее смотрела невысокая, стройная девушка со светлыми волосами по плечи, одетая в скромную юбку ниже колен и свитер крупной вязи из шерсти цвета топленого молока. Сегодняшняя погода позволяла обходиться без пальто. Отражение прищурило левый глаз и показало девушке язык, потом приподняло брови и состроило удивленную мордашку. Элизабет усмехнулась собственному озорству и поежилась от холода.

Как назло, со вчерашнего вечера ее постоянно знобило. Было такое ощущение, что, где бы она ни находилась, везде было холодно. Может, и не стоило ей сегодня оставлять верхнюю одежду дома, но с утра за окном светило такое теплое, яркое солнышко, что невозможно было представить себя закутанной в тяжелые одеяния, когда как сама погода кричала о собственном легкомыслии.

– Видимо, вчерашняя прогулка в парке не прошла без следа, – подумала Бэт и содрогнулась. – Как я могла забыть! Парк, и пруд, и этот голос… Нет, все-таки не может быть, чтобы все это мне почудилось.

Воспоминания о странном голосе и его воображаемом обладателе будоражили кровь девушки.

– Это нужно сделать сейчас, может быть, он прогуливается в парке каждый день в это время. Так многие делают здесь, особенно когда позволяет погода. Я встречу его и смогу поблагодарить за оказанную помощь!

Даже не зайдя домой, Элизабет поспешила спуститься вниз. Она решительно направилась в сторону парка, не зная, что хочет там найти или увидеть. Ее вело какое-то седьмое чувство, она знала, что там, в парке, ее должно ждать что-то интересное или кто-то интересный.

Миновав все перекрестные улицы, Бэт очутилась у входа в парк, обозначенного дряхлой табличкой, покосившейся от времени, – «Уэстридский парк. Не мусорить. Штраф 10 фунтов». Еще пара шагов – и вот он, тот пруд и мост со свисшими остатками разломанных перил.

Тяжело дыша, то ли из-за волнения, то ли из-за того, что она так быстро шла, Бэт, огляделась вокруг. Все было по-прежнему, за исключением, может быть, того, что листьев на воде стало еще больше, и даже там, где вчера можно было разглядеть собственное отражение, красовались желтые и коричневые обрывки лета. Бэт простояла так минут десять или пятнадцать, пытаясь разглядеть каждую деталь незамысловатого пейзажа, но становилось уже слишком темно, и усиленное прищуривание глаз не помогало увидеть больше, а наоборот, заставляло кровь в висках биться все интенсивнее, вызывая головную боль.