Сандра Мэй - Забудьте слово страсть Страница 2

Все валилось из рук, каша оставалась кулинарной загадкой, стиральная машина работала круглые сутки, пожирая киловатты, а Филип Марч позабыл о дорогих костюмах, плотно и уютно обосновавшись в потертых джинсах с дырами на коленках и застиранных майках без рукавов. Трехдневная щетина стала частью нового имиджа, только вот Филип рассмеялся бы в лицо тому, кто сказал бы ему об этом. Он банально не успевал бриться каждый день, вот и все…

Телефонный звонок заставил Филипа подпрыгнуть и уронить-таки многострадальную кастрюльку. В последние несколько месяцев ему мало кто звонил. Только адвокат Мымры — но исключительно в рабочее время. Мымра — та самая няня, которая оставила малыша одного в квартире, за что и была виртуозно обругана Филипом, — не оставляла своего намерения слупить с него за моральный ущерб, а Филип из принципа не собирался сдаваться. Таких нянь надо с моста сбрасывать, а не отступного им давать!

Друзья резко рассосались. Да и какие друзья — так, сослуживцы. Общих интересов вне работы у них никогда не было, так что все ограничились в разной степени формальными словами соболезнования и единодушным выражением удивления: как это Фил решил взвалить на себя такую обузу? Поначалу он едва не впал в ярость, а потом вдруг понял, что это глупо и никому не принесет пользы. Он просто прекратил общаться с этими людьми.

На часах половина одиннадцатого. Однако!

Голос в трубке валил наповал. Обволакивал и душил в объятиях. Заставлял выпрямиться и подобрать живот… но одновременно как бы и согнуться в вежливом полупоклоне.

В голосе была легкая хрипотца, нежная раскатистость, бархатистая томность — а под всем этим стальные нотки клинка, ударяющегося о металл.

Да, еще этот голос был женским.

— Могу я говорить с мистером Филиппом Марчем?

— А… мня… д-да… Да, конечно, это я. Филип Марч у телефона.

— Добрый… вечер, мистер Марч. Меня зовут Шарлотта Артуа. О, простите, я перезвоню через пять минут. Важный звонок по другой линии.

Филип прислонился к плите — и чуть не заорал, обжегшись о раскаленную конфорку.

Тревор Марч познакомился с очаровательной Жанет на первом курсе университета. Их роман вспыхнул стремительно и жарко, перерос в настоящую страсть, и потому весной Жанет отправилась на родину, во Францию, чтобы сообщить о своем предстоящем браке.

Тревор места себе не находил в отсутствие любимой, переехал жить к младшему брату (Тревору было двадцать пять, Филипу — двадцать два) и ночи напролет не давал тому спать, рассказывая про свою ненаглядную, в основном стихами. Тревор был поэтом и музыкантом, в университете получал совершенно непрактичную специальность искусствоведа и знатока средневековой литературы.

Вконец измотанный неугомонным братцем Филип довольно ехидно поинтересовался, почему же это ненаглядная невеста боится показывать жениха своим родным, и получил печальный ответ Тревора:

— Видишь ли, она немножечко сильно от них зависит. Ей всего двадцать, и они могут не разрешить ей выйти за меня…

— Почему? Ты на редкость благообразен, я бы так сказал. Даже для французов.

Тревор сделался еще грустнее.

— Ты хоть знаешь, какая у нее фамилия?

— Де Голль?

— Это было бы прекрасно. Генерал был настоящим республиканцем. Нет, Жанет — Артуа.

— Ну и что?

— Темнота! Артуа — это древнейший аристократический род Франции. Ее предки сражались бок о бок с Карлом Великим.

— Прости-прости, историк у нас ты, я больше по компьютерам… И что дальше? Насколько помню историю я, французы довольно лихо обошлись со своей аристократией. Поотрубали головы всем своим графам и герцогам…

— Они сами не слишком любят этот период своей истории. Кроме того, ты говоришь глупости. Кровь есть кровь.

— О да! Только это и удерживает меня от того, чтобы придушить тебя подушкой и нормально выспаться. Так что Жанет?

— Она принадлежит к старинному роду. Графы Артуа всегда были не только аристократами, но и видными общественными деятелями. Нынешнее семейство… ну, скажем так, они очень горды, очень знатны и очень богаты.

— Ай! Мезальянс?

— Он. То есть это Жанет боится, что они так подумают и не разрешат ей выходить за меня. Мне-то их титулы до лампочки.

Филип неожиданно заинтересовался:

— Не скажи! А ты будешь графом, если на ней женишься?

— Я женюсь на ней в любом случае, Фил. И она будет носить нашу фамилию. И наш ребенок тоже.

— Какой ребенок?

— Ну будет же у нас ребенок? Думаю, тянуть не стоит.

Они разом замолчали в темноте, вспоминая одно и то же…

Отец и мать были учеными. Отец — геолог, мама — метеоролог. Всю свою жизнь — преимущественно — они провели в непролазных и девственных районах Латинской Америки, исследуя самое сердце сельвы. Причем мама работала на горных метеостанциях, а отец бродил по джунглям. Бабушка Мэри ехидно удивлялась, и как это они ухитрились сварганить двоих детей да еще успеть родить их не в лесу, а в Нью-Йорке?

Тревору было шесть, Филипу — три, когда отец пропал без вести. Через полгода мама погибла при сходе лавины, накрывшей ее станцию в течение нескольких мгновений. Еще пять лет братья прожили с бабушкой Мэри, а потом она умерла, потому что у нее была астма.

Мальчики Марч оказались в приюте. К счастью, их не разлучили, как это бывает, и они выросли вместе, отчаянно цепляясь друг за друга и практически не разлучаясь.

Они были круглыми сиротами — но при этом хорошо помнили, что такое настоящий Дом. Настоящая Семья. Настоящая Любовь. Эта память не дала им сломаться, вывела их на нужную дорогу, однако и теперь, будучи взрослыми и самостоятельными людьми, они неистово любили друг друга и мечтали о том времени, когда у каждого из них — и у обоих вместе — снова будет большая, Настоящая Семья. Настоящий Дом. Настоящая Любовь…

Жанет вернулась через неделю, бледная заплаканная, но какая-то… решительная. Филипа призвали на маленький семейный совет где и выяснилось: графья категорически против брака девушки с Тревором, грозятся, что проклянут и лишат наследства, но это совершенно неважно, потому что с Францией покончено навсегда. Пункт второй: через восемь месяцев Филип станет дядей, а Тревор — Тревор станет отцом, разумеется. Пункт третий: надо решить прямо сейчас, станет ли Тревор при этом еще и мужем.

Вместо ответа на третий пункт Тревор подхватил Жанет на руки, а Филип исполнил вокруг них зажигательный индейский танец. Через месяц сыграли веселую студенческую свадьбу. А в свадебное путешествие поехали втроем, в Большой Каньон.

Филип никогда не отделял себя от Тревора и Жанет. Они были единой семьей. И маленького Джонни он взял на руки вторым после папы Тревора. И крестным отцом ему стал не потому, что Жанет и Тревор ПОПРОСИЛИ. Просто — как же могло быть иначе?

Джонни был его родным человечком. Джонни любил его. А Филип — Филип обожал своего племянника.

Вот жаль только, так и не удосужился научиться полезным навыкам у Жанет. В смысле — постирать, покормить. Кашу сварить!

Французские родственники никогда больше не упоминались. Собственно, Филип вообще нашел их адрес и телефон случайно, уже после похорон, когда, оглушенный болью, паковал вещи для переезда. Тогда ему показалось, что это будет как-то не по-человечески, если они даже не узнают о том, что их дочь, сестра и племянница погибла…

И вот теперь этот звонок. Шарлотта Артуа. Насколько он помнил, это старшая сестрица Жанет, глава семейного бизнеса.

Бессердечная и холодная, как Снежная королева.

Чего бы она ни хотела теперь, уже слишком поздно.

Звонок вновь расколол тишину.

— Мистер Марч? Это снова Шарлотта Артуа. Я хотела поблагодарить вас за то, что сообщили о смерти Жанет.

Филип едва не укусил трубку. Как она ухитряется? Произнести все это абсолютно ровным голосом, лишенным всяческих эмоций! Так благодарят случайного прохожего, указавшего дорогу. У этой бабы в жилах не кровь, а вода со льдом. Филип откашлялся.

— Я понимаю, что это не мое дело… вы не общались с сестрой почти пять лет, но мне показалось, что я должен это сделать.

Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал столь же холодно, но получалось плохо. В отличие от Снежной королевы.

— Вы правы во всем. И дело не ваше, и сообщить нужно. Перейдем к следующему пункту. Вы написали, что Жанет родила сына. Сколько ему лет?

— Четыре… и еще немножечко.

— Как его зовут?

— Джон… мы его называем Джонни… Называли…

— Где он живет теперь? Кто о нем пока заботится?

— Он живет со мной, и это вовсе не «пока». Он останется со мной навсегда.

Филип сам удивился своей резкости. Но главным чувством, охватившим его, была нарастающая тревога. С какого перепугу эта ведьма интересуется судьбой Джонни? Если она собирается предложить деньги — о нет. Филип Марч вполне способен прокормить племянника сам, тем более что от Артуа он и цента не возьмет. Или что там у них, сантимы? Франки?